Павел Кочурин - Затылоглазие демиургынизма

• Название: Затылоглазие демиургынизма
• Автор: Павел Кочурин
• Жанр: Современная проза

---

Он грех-то этот, на Кориных может больше, чем на других моховцах. Им вот и провидено искупать его. Дмитрий Данилович, воитель в прошлой своей жизни, одолел черного ведуна и был искушен соблазном славы. Согрешение прошлых нас и надлежит покаянно выстрадать. Без страданий нет пути к свету. Только от света лучи живительные исходят, а от тьмы — тени неживые, глухие.

Как вот о том человеке, затылоглазом правителе города, навещавшем мне то, что теперь происходит с нами, судить сегодняшним днем. Может он своим таким зрением только неправедных должен был карать? На то и даны ему были задние глаза. Но с ним, праведным, в неправде обошлись те, кто выше его был и над ним стоял. В нем, соблазненном, взяло верх зло. Говорят вот о царях, жестоких правителях-извергах, о их нраве, что он, их нрав, в людях остается. Наш вот мирской грех в Татаровом бугре скопился, а царственный грех копится в самом престольном граде. Кубло черное наше, кое смрад источало, пахотным Даниловым полем очистилось. А как цареву черноту, коя в стольной крепости осела, извести? В ней зло прошлых веков, так выходит, и в нынешних правителях держится. Добро и благость соборными храмами бережется. А если они порушены? Зло и берет силу власти, когда в храмах стольных звоном благости действа не освящаются. Сам по себе как к свету не поворачивайся — тень все равно за спиной твоей будет тебя соблазнять. Ты и будешь пытаться разглядеть ее, и тем лицо свое от света отстранять. Нас вот и понудили света небесного бояться. И рассортировали всех в темноте. Кого-то "Первым" окрестили, с заглавной буквы его теперь пиши. За ним идут вторые, третьи. И уже без счета в почете те, кто на шаг, кто на два от них. А дальше все остальные — простые люди… прежде они звались простолюдинами. Простой человек, простой люд, ежели с прежним сравнивать — то же деление на бар и холопов. Но баре прежние свое холопье от себя одаривало, а нынешние демиургыны своего кармана вроде бы и не имеют, общественным как свои владеют. Себя-то как тут не оделить. Покорных тоже из общественного одаривают, как им без них обойтись. Сначала к покорности всех приучили, а за ней зависть сама собой шла. И стало затылоглазие силой над все верх брать. А там и другое слово взялось — демиургыны вот, погонялы, пастухи при стаде. Чужие это слова нашему говору, но нам, нынешним, в пору пришлись. Древним мудрецом было вымолвлено слово "демиург". По своему оно при неблагости нашей нами и перетолковалось. Демиургыны вот и затылоглазники при них. Как теперь вернуть люду истинную веру в благость?.. Только через избранных, сохранивших ее в себе притерпением. Данила-то Игнатьич и был избранник. Нес свои вериги праведности при иге демиургынизма. И вам, нынешним Кориным их оставил. И это будет продолжаться, пока человек не обретет волю, усмотренную для него Творцом, и не приблизится в вере к Богу.

4

И вот навели меня думы за нашим разговором на то, что надо еще тебе досказать о затылоглазом начальнике — особом комиссаре, поставленного в правители города. Меня тоже не случайно, по провидению, занесла судьба в этот город. Не грех, если и повторюсь где-то в своем рассказе о нем. Он предвидел и наше время и свою судьбу предвестил. Не могла вот исполниться его вера в Христов Коммунизм. Никакое его старание оборения пороков темного люда, пришедшего к власти, не могли от гибели и его самого отвратить. Все обусурманились вековой неволей и соблазнились мнимой волей — сулением под игом блага. Затылоглазый провидец угадывал, к чему приведет слепая вера в посулы обесовленных правителей. И тоже покорно нес свой крест во спасение будущих человеков. Я вот и был тем, может единственным, кому он поведал свое пророчество.

Напоследок он позвал меня к себе, чтобы до конца тайну Татарова бугра открыть. В своих прошлых жизнях, как он сказал, мы перекликались судьбами с ним. От того в этой жизни нам и означена была встреча. Ни фамилии, ни имени его я так и не узнал. Комиссар нашего отряда. При котором я числился вестовым, называл его комиссаром особого назначения. Но молва держала свое его прозвание — затылоглазый. И мне вот пал такой зарок. Чтобы он в памяти моей оставался затылоглазым прорицателем. О том, что у него еще и на затылке глаза, ни с кем разговора тогда у меня не было. Комиссар наш тоже ни разу не назвал его затылоглазым, хотя, как и я, в это верил.

В этот последний раз он позвал меня к себе безо всякого дела. Именно позвал, а не приказал явиться. Наш комиссар мне сказал: "Тебя, Яша, товарищ особый комиссар зовет, так иди…" Ровно близкого родственника приглашал к себе в дом. Опять же, не вызывает вот, а зовет. И я пошел. Меня тут же пропустили. Он встретил меня у двери. Положил руку свою мне на плечо и провел вглубь кабинета. Рука его показалась мне тяжелой, как бы придавливала к низу, к земле. По руке его я и заметил, что ростом мы одинаковые. Он даже чуть пониже меня. Но это мне так подумалось. Так всегда бывает, когда рост другого сравниваешь с ростом своим… Подошли к задней стене кабинета. Что-то он тронул незаметно, и тут же открылась потайная дверца. И мы оказались в другой комнате. В ней было несколько стульев и стол. В глубине кровать, полки с книгами. По его какому-то сигналу из другой двери, тоже потайной, вышел человек. Не молодой, с окладистой бородой. Перед собой держал поднос, составил с него на столик чашки и чайник, ложечки, сахарницу и вазу со снедью. И тут же тихо удалился. А мы сели за столик напротив друг друга. Он налил в чашки чаю, сначала в мою, потом в свою. Посмотрел на меня с тайностью и пытливо и сказал:

— Мы, Яша, и поговорим сейчас с тобой как два старых знакомых… Ничего, что ты молодой, а я по годам в дедушки тебе гожусь. — Выходило, вроде родня какая-то мы с ним, подумалось мне. А он, угадывая эти мои мысли, сказал: — Родня мы с тобой или не родня, но судьба нас с тобой в грядущее ввела. В прошлых жизнях, как супротивников, а ныне повелевается нам в здравии и добром согласии быть. И надо заглянуть из прошлого в будущее. Мне слово тебе сказать нареченное. А тебе запомнить его… — И наставил меня на то, что я должен делать, как вернусь домой: сходить в полнолунье на Татаров бугор и дух черного ведуна оповестить о своем приходе. И тем сдержать зло этого ведуна на люд наш. И я это исполнил, прах черный, державший это зло, предан земле. И дух затылоглазгого прорицателя меня не оставляет, оберегает наставлениями.

Мы долго тогда сидели с ним за чаем. У нас дома по-староверски заваривали травы свои, а тут чай заморский. Батюшка с матушкой считали за грех пить такой чай. Он и об этом знал, и сказал мне, что грех не велик. Что и отцы благочинные пили и пьют заморские чаи.

И перед тем, как проводить меня, наказ мне дал:

— Что я тебе, Яша, говорил, должно быть тайной на долгие годы, но не на всю жизнь. Поведаешь это тому, кому подскажется тебе нутром. Но и тут не торопись, а уверься, подошло ли время для этого.

Ныне и оповещано мне не держать запрета о сказанном мне затылоглазым прорицателем, особом комиссаре. Сказать и тебе, что грядущая жизнь Кориных пойдет в обновленности от вас с Иваном, о чем тебе самой видение было.

В Духов день, когда Мать Сыра Земля раскрывает свои тайны, видение о тебе такой вот на меня нашло. Вышли мы с покойным Игнатьичем, дедушкой Даниилом, Данюхой, после вечери из храма нашего Всех Святых, стали на паперти и глядим на звезду. Она сходит с небес и спускается на его дом, ваш, коринский. Данюха и говорит мне: "Вот тебе, Филиппыч, весть и подошла поведать мне, кто в мой дом судьбой ниспослан". Я и сказал ему о тебе. Через кого изойдет благо и на наш мирской люд. Кого ты, учительница, каким выучишь, таким он и по жизни пойдет. Разными все должны быть, но пребывать в праве едином. Одинаковости ни в чем нет, но пребывать должны в нраве благом. Сама земля-матушка тоже разная. Где холмы-горы, где равнины с нивой, леса, реки и моря. И везде и во всем своя сила жизни. И от того всегдашний зов к обновлению непокоен и тревожит нас. При равнинной земле все бы покрылось водой. Так и человек без думного задора в себе, что в тумане незрячем. Без мечтания о грядущем и отличают одного от другого. На род Кориных и пала доля означить дорогу к свету из тьмы. И ты вот, учительница, восходишь к коринскому роду тоже по прошлой жизни своей. Мне встреча с тобой тоже была навещана. Тебе и дано люду нашему просветление нести. У тебя и имя Светлана. Высшие силы и оберегают нас неизреченным ниспосланием, где кому означено быть.

В эту последнюю встречу он долго не отпускал меня от себя. Как бы утверждал этим то, что раньше мне говорил. Пророчества его роду Кориных были светлыми. О дедушке Даниле так сказал: "После казенного дома, коим он спасется, будет стоять во главе своего люда. да". Данюха вот и стал председателем колхоза Большесельского. О стариках моих тоже слово сказал: "Куда они уедут. Там ждет их участь безвестия. А не уедут, так худа всем будет еще больше". Так оно и вышло. Оба дяди мои и отец с матушкой погибли. Там, в Сибири, еще пагубней прошло раскулачивание. Где мне было такое в рассудок взять. А когда все стало сбываться, его высказы и воскрешались в памяти. В эту же последнюю встречу он поведал и том, что имеет тайный взгляд, данный ему от природы. Не глаза вот затылочные, а тайный взгляд. "Меня, — сказал, — винят будто я гублю людей этим своим взглядом. Но это обереженные от неправедных, кара их. То, что у нас свершилось, подобно паводку бурному: одну нечисть смывает, другую наносит. Меня называют затылоглазым, но силу набирают другое — затылоглазники. Они и без глаз на затылке будут тайно за каждым подглядывать. И этим своим подглядыванием карать праведников".