Николай Родичев - Не отверну лица

• Название: Не отверну лица
• Автор: Николай Родичев
• Издательство: Военное издательство Министерства обороны СССР
• Жанр: О войне
• Год: 1964

СОДЕРЖАНИЕ

Рассказы

Егор Ильич

Не отверну лица

Сердце матери

Алимушкины полушубки

Сын Игната

На перепутье

Девятый «Б»

Только одного фашиста

Яшка и его отец

Повести

Коробейники

Ивановы перекрестки

Глава I. Разгром

Глава II. Курсы «императоров»

Глава III. Полтора Ивана

Глава IV. Следы на снегу

Глава V. На раздорожье

Глава VI. Отмщение

---

На партизанском аэродроме Густаву приходилось бывать не впервой. Однажды их привели сюда в сильный снегопад. Потом Густав всякий раз напоминал Евсеичу или Сапронову о желании поработать на аэродроме. Здесь он чувствовал себя лучше, чем в затхлой избе, убирать в которой они сами ленились. В лесу можно поразмяться, даже подурачиться — партизаны не устанавливали им никаких норм в труде, угощали табачком, а зачастую и сами брались за лопаты, поставив карабины и автоматы в снег.

Как-то немцев собралось здесь около тридцати — остальных привели с основной базы. По словам новых знакомых Густава, Москву взять не удалось.

Группой пленных с партизанской базы в тот день руководил пожилой офицер германской армии в погонах капитана, с двумя наградами за личную храбрость. Пленные уверяли Густава, что капитан Вернер — настоящий немецкий коммунист. Еще в годы первой мировой войны его арестовывали за братание с русскими большевиками...

Все эти известия создавали в душе Густава сумятицу. Он много думал о неоднородности солдатской массы, о разброде в умах и настроениях немцев.

В душе самого Густава творилось необъяснимое. Любые доводы и суждения своих товарищей, особенно если они держались крайностей, он осаживал стереотипной фразой: «Все это не то».

«Все это не то» — было его поговоркой в те дни. Но где находится то, что надо, он не знал.

...К обеду редкие облака улетучились. Над лесной поляной, превращенной стараниями самих партизан и пленных в посадочную площадку, повисла глубокая синева морозного неба.

Заснеженные верхушки деревьев искрились от холодных и ярких солнечных лучей. В воздухе потеплело. Защебетали лесные птицы.

Прояснения погоды, видимо, ждали не только лесные обитатели. С натужным гудом проплыли в сторону фронта шесть фашистских бомбовозов. И партизаны и пленные неотрывно следили за их полетом. Фельдфебель Макс Герлих приветственно помахал им вслед пилоткой. Почти в то же мгновение над поляной прозвучал резкий, как выстрел, возглас конвойного Саидова:

— Воздух!

Выкрикнувший это слово казах сразу догадался, что для немцев его слово не будет понятным. Он кинулся к группе пленных, показывая в небо руками. Но пояснений уже не требовалось: пронзительный свист приближающихся «мессершмиттов» взрезал тишину. Немцы и русские попадали в снег кто где. Остался стоять лишь Макс Герлих. Он по-мальчишески подпрыгивал на месте, кидая пилотку вверх.

В ответ на бурное излияние чувств Максом из носовой части ведущего самолета брызнул огонь, и тотчас невдалеке от фельдфебеля взрывы по прямой линии вспахали добрую половину площадки. Второй «мессершмитт», накренившись на левое крыло, гулко затарахтел крупнокалиберным пулеметом.

С лица осевшего на снег Макса еще не сошла улыбка, как самолеты удалились. Повисла перебитая рука Макса: пуля попала ему в плечо. Потемнел снег с правой стороны под лежащим без движения Августом Артцем, катался по снегу, стеная от боли, Саидов.

На село самолеты сбросили несколько бомб. Там что-то загорелось.

— Вот это прошли! — воскликнул Макс, глядя на черный столб дыма над деревней.

Радость фельдфебеля не была омрачена даже ранением. Ему кое-как перевязали рану, остановили кровотечение. Хуже было с Артцем и Саидовым. Их уложили на разостланные шинели. Артц, раненный в живот, с каждой минутой становился все бледнее, впадая в беспамятство. Саидову перетянули ногу ремнем. Он твердил своему товарищу по конвою, незнакомому Густаву молодому партизану:

— Беги скорее в штаб... за санями...

Молодой конвойный робко поглядывал на пленных, не решаясь выполнять приказание Саидова. Срочной медицинской помощи требовал Артц, невыносимая, боль сковывала все тело казаха. Фельдфебель тоже лежал на снегу, вопя, чтобы его несли.

Густав окликнул пленных:

— Берите раненых, живо!.. — и сам подхватил за полы шинель, на которой лежал Саидов. Ганс Хайнеман взял эти своеобразные носилки с другой стороны. Вскоре их примеру последовали другие, приспособив жердочки для перенесения Артца и фельдфебеля.

Макс Герлих буйствовал, браня своих товарищей, звал к побегу. Ухватившийся за полу шинели рядом с Саидовым другой партизан нес автомат за спиной, и разоружить его, по мнению Макса, было сущим пустяком.

Но пленные шли и шли вслед за Густавом к лазарету, не обращая внимания на дикие выкрики Макса и на его бахвальство.

Уже смеркалось, когда в избу зашел Евсеич. Старик был чем-то встревожен, смущен.

— Который тут Миллеров? — деловито спросил партизан, перевирая на свой лад фамилию Густава. Впрочем, спросил он для порядка, потому что глядел открытыми улыбчивыми глазами прямо в лицо тому, кого разыскивал.

Густав вышел на улицу вслед за партизаном. Евсеич присел на крыльце, закуривая, держа карабин по известной уже Густаву привычке между колен:

— Радистка наша, Валентина Николаевна, пожелала с тобой свидеться.

Густав молча сошел с крыльца, поворачиваясь к штабной избе. Но его осадил неторопливый голос старика.

— В лазарете она. Немец ее окалечил...

Слова эти были вполне естественными на войне, и все же они потрясли Густава. Ранена переводчица Валя — эта веселая студентка, спасшая его от верной смерти!..

Лазарет представлял собой глубокий блиндаж, разделенный коридором. В нем имелось несколько комнат, заставленных плетенными из грубой лозы топчанами. Комнатка, в которую провели Густава, была маленькой, на двух человек. Но Валя пока занимала эту комнатку одна. Густава поразила чистота в лазарете — от выскобленного ножом пола до яркой белизны простыней на койках. Среди этой белизны трудно было разглядеть бледное лицо Вали, забинтованное до глаз. Из-под этих бинтов виднелись только шевелящиеся ресницы.

Густав с любопытством и сочувствием глядел на девушку.

— Фрейлейн Валя! Кто бы мог подумать? — вздохнул Густав.

— Да, кто бы мог подумать, — повторила Валя, добавив: — что так закончится моя студенческая практика? — Ресницы ее часто замелькали под бинтами.

— Надеюсь, ваше ранение не так опасно?

— Говорят, что да. Перебита ключица. По сравнению со страданиями Саидова и Артца — пустяки... Саидову ампутировали ногу...

Густаву не терпелось узнать что-нибудь об однополчанине. Он не стал ждать, пока Валя сама догадается рассказать о нем.

— Бедняга Артц, наверное, не перенесет страданий.

— Он сейчас спит после операции. Ему делали переливание крови.

Валя молчала, закрыв глаза. Почти после каждой фразы ей требовалась пауза.

— Артцу дал кровь наш санитар... Артц улыбался, когда ему вскрывали живот. Он глазами просил жизнь у русского врача.

Густава изумило это сообщение.

— Фрейлейн Валя, фрейлейн Валя! — бормотал он в ответ. — Если бы об этом случае с Артцем узнали у нас в Германии... Оружие против вас скоро перестанет быть силой. Поверьте мне, фрейлейн Валя!

Только сейчас Густав заметил, что сзади его настойчиво дергают за френч, напоминая об истекшем для свидания времени. Валя напоследок поблагодарила его глазами, чуть заметно качнула головой.

ГЛАВА VI ОТМЩЕНИЕ 1

Самолеты задерживались. Дежурные по целым ночам стыли у костров, поглядывая в заволоченное снежными тучами беззвездное небо. Костры эти готовы были ярко вспыхнуть или загаснуть совсем в зависимости от того, наш или не наш самолет бороздил небо, приближаясь к партизанскому становищу.

Самолеты не садились. Но все чаще партизаны находили в лесу, неподалеку от посадочных площадок, мешки с продовольствием и газетами, на деревьях зависали парашюты с боеприпасами...

Наконец в снежную сутемень по-зимнему пасмурного дня, в такую пору, когда его меньше всего ждали, из-за облаков, сыпавших ледяной крупой, вынырнула большекрылая транспортная машина и стала резко снижаться на лес. Летчик раз и другой обвел машину по точному кругу над посадочной площадкой в квадрате Данчикова и, не набирая высоты, пошел на базу к Пунину. Почти сразу пунинцы передали радиограмму о благополучной посадке машины.

По тревоге запряжено четверо розвальней. На двух разместили тяжелораненых, в том числе Артца и Валю. На остальных санях расселись пленные и конвойные. Данчиков не смог не поехать с ними, хотя по радиограмме его присутствия на партизанском аэродроме не требовалось.

Два часа бешеной гонки лошадей по лесной дороге, а где и запросто по полю — и они на месте. Данчиков немало подивился разросшемуся хозяйству Пунина. Партизаны прочно обосновались в нескольких деревнях, запрятав свои базы в глубине леса. Почти в каждой деревеньке — конные патрули, пушки, минометы. На подступах к радиостанции соединения — вкопанный в землю трофейный танк. Люк снесен. Изнутри танка торчит спаренный тяжелый пулемет на колесе от телеги — для обстрела самолетов.