Августо Кури - Продавец грез

• Название: Продавец грез
• Автор: Августо Кури
• Издательство: Издательство КЛУБ СЕМЕЙНОГО ДОСУГА
• Жанр: Философия
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-9910-0999-7

Современная философская притча от феноменально популярного бразильского писателя, ученого, психотерапевта Августо Кури.

Загадочный персонаж появляется на вашем жизненном пути и заявляет, что все мы живем в огромном сумасшедшем доме, где нормальные люли считаются больными и наоборот. Каждый хочет, чтобы его жизнь была полна необыкновенных чувств, но где их найти в условиях современного общества? Некоторые заплатят за свою мечту слишком дорого, возможно собственной жизнью…

---

Мы предаем науку своими абсолютными истинами, предаем своих учеников нашей неспособностью слушать их, предаем природу своим развитием. Как говорил нам учитель, мы предаем человечество, размахивая знаменами, свидетельствующими о том, что мы евреи, палестинцы, американцы, европейцы, китайцы, белые, черные, христиане, мусульмане. Все мы предатели, которым просто необходимо приобретать мечты. У всех нас где-то в глубине души сидит Иуда, мастерски прячущий свой фундамент под ковром активности, этики, морали и социальной справедливости.

Похоже, учитель читал мои мысли. Поняв, о чем я думал, он сначала внимательно посмотрел мне в глаза, потом перевел взгляд на первые ряды слушателей и продолжал.

— Интерпретация видений, путь кто-то назовет их галлюцинациями, позволила мне признаться себе в том, что мой психический недуг предшествовал моим потерям, — сказал учитель и, демонстрируя, что является существом человеческим, возродившимся из пепла, настроился на веселый лад и шутливо обратился к аудитории: — Осторожно, сеньоры, с вами разговаривает душевнобольной с большим стажем.

Первые ряды вышли из шокового состояния и заулыбались. Эту сцену трудно описать словами.

— Когда я понял, что предал фундамент, мне нужно было найти основы собственной жизни. Именно тогда я покинул лечебницу и надолго изолировал себя от общества для того, чтобы найти самого себя. Это был долгий путь. Я много раз сбивался с него. Но со временем я вышел из своего кокона и превратился в маленькую ласточку, парящую над улицами и проспектами, побуждая людей к поиску самих себя, — проговорил учитель и, снова повеселев, добавил: — Осторожно, друзья, это сумасшествие инфекционное!

Люди опять заулыбались и разразились аплодисментами, словно давно жаждали заразиться — такие люди, как я, Бартоломеу, Барнабе, Журема, Моника, Димас и многие другие. Я вспоминаю тот день, будто это случилось только сегодня, день, когда меня, желающего отказаться от всего, учитель ошеломил поэзией, прочитанным с чувством стихотворением, содержание которого заставило меня примириться с моими основами. Отдельные мысли, заложенные в этом стихотворении, до сих пор находят отклик в моем сознании.

Пусть будет вычеркнут из анналов истории день,
когда родился этот человек!
Пусть утром того дня высохнет роса,
что окропляет траву!
Пусть затуманится погожий день,
несущий радость путнику!
Пусть ночь, в которую был зачат этот человек,
будет беспокойной!
Пусть на небе этой ночью исчезнут звезды,
украшавшие его своим блеском!
Пусть забудутся улыбки и страхи его детских лет!
Пусть уйдут из его памяти все перипетии и происшествия!
Пусть будут вычеркнуты из летописи его зрелого возраста
мечты и ночные кошмары, обретения ума и глупости!

Мы заразились безумием одного продавца идей, научившего нас не отказываться оттого, чем мы в сущности являемся. До этого мы все были «нормальными», то есть — совершенно больными. Нам хотелось быть своего рода богами, но мы не понимали, что это влекло за собой лишь постоянные перегрузки и стресс: ведущие к неврозу обязанности заботиться о своем общественном лице, отдавать должное мнению других, собираться с духом, подвергать себя наказанию, быть требовательным к себе и другим. Мы потеряли легкость бытия. Мы были похожи на болванов, погруженных в собственные ограниченные мыслишки. Нас научили работать, делать карьеру и, к сожалению, равным образом быть специалистами в предательстве собственной сути в тот короткий промежуток времени, который отпущен нам на существование.

Если бы я мог повернуть время вспять

После описания и интерпретации истории огромного дома учитель с большим воодушевлением изложил свои последние идеи. И он снова не стал превозносить свое «я», а заговорил о своей незначительности. Опять обратился к поэзии, прозвучавшей как глас вопиющего в пустыне. Устремив взгляд в пустоту, словно находясь где-то далеко-далеко, он вновь привел нас в замешательство. Он установил неформальную связь с неизвестным мне Богом. Забыв о том, что находится на большом стадионе, заполненном людьми, он воскликнул:

— Бог, кто Ты такой? Почему Ты прячешь свое лицо под покровом времени и не порицаешь мои безумные поступки? Мне не хватает знаний, и Тебе это очень хорошо известно. Ногами я ступаю по поверхности земли, однако же умом я лишь касаюсь поверхности знаний. Я смертельно ранен высокомерием, полагая, будто что-то собой представляю. Даже до такой степени, что когда я говорю, что чего-то не знаю, я показываю свое высокомерие тем, что знаю хотя бы то, что ничего не знаю.

Сказав это, он опустил глаза, быстро посмотрел на руководителей, ненавидевших его, потом взглянул на первые ряды и произнес глубокомысленную речь, каким-то волшебством проникшую в самые дальние уголки наших душ.

— Жизнь чрезвычайно длинна для того, чтобы успеть совершить множество ошибок, но на удивление коротка для того, чтобы просто прожить ее. Осознание краткости жизни приводит в замешательство мои нейроны и показывает мне, что я являюсь путником, мерцающим на поворотах судьбы и рассыпающимся в прах с первыми лучами времени. В этот короткий промежуток между мерцанием и разрушением я иду, чтобы понять, кто я такой. Я искал себя во многих местах, но нашел в одном безымянном месте, в месте, где освистывания и аплодисменты — суть одно и то же, в единственном месте, куда нельзя попасть без нашего позволения, в том числе и нам самим. Ах! Если бы я мог повернуть время вспять! Я захватывал бы меньше власти, и у меня оставалось бы больше сил на то, чтобы одерживать победы. Я принял бы несколько доз безответственности, перестал бы быть автоматом для решения проблем и превратился бы в человека, позволяющего себе расслабляться, думать об абстрактном и размышлять над тайнами, которых так много вокруг. Если бы я мог повернуть время вспять, я отыскал бы друзей молодости. Где они? Кто из них еще жив? Я нашел бы их и пережил бы вновь моменты искренней дружбы в саду простоты, свободном от искусов финансового могущества. Если бы я мог вернуться, то звонил бы чаще самой любимой на свете женщине в периоды расставаний. Я стал бы самым глупым профессионалом и самым знающим любовником. Я стал бы более веселым и менее прагматичным, менее логичным и более романтичным. Я писал бы до безумия нежные стихи. Говорил бы чаще: «Я тебя люблю!» Признавался бы без страха: «Прости меня за то, что я иногда ухожу от тебя на служебные совещания! Не отвергай меня». Ах, если бы я мог вернуться на крыльях времени! Я бы чаще целовал своих детей, играл бы с ними еще больше, с любовью растил бы их в младенческие годы, как рачительный садовник заботится о цветах на засушливой земле. Гулял бы с ними в дождь, ходил бы босиком по земле, лазил бы с ними на деревья. Меньше беспокоился бы о том, чтобы они не поранились, не простудились, и больше беспокоился бы о том, чтобы они не подхватили заразу, исходящую от общественной системы. Был бы более свободным в настоящее время и менее зависимым от будущего. Работал бы меньше для того, чтобы преподнести им мир, и уделял бы больше внимания тому, чтобы подарить им мир своей собственной души.

Сказав это, учитель внимательно оглядел прекрасный стадион, его колонны, потолок, места для сидения и взволнованно продолжал:

— Если бы я мог повернуть время вспять, то отдал бы все свои деньги за то, чтобы провести еще один день с ними и превратил бы этот день в застывшее навечно мгновение. Но они ушли. Единственные голоса, которые я слышу, это те, что сохранились где-то в дальних уголках моей памяти: «Папа, ты самый лучший в мире, но и самый занятой притом».

После этих фраз, прозвучавших как стихи, учитель залился слезами, показывая, что и великие люди тоже плачут.

— Прошлое, — продолжал учитель, — это мой Аргус, не позволяющий мне вернуться, однако настоящее, проявляя добросердечие, поднимает меня, упавшего духом, и дает понять, что хотя я и не могу изменить то, чем был, но могу сам построить то, чем я буду. Можете называть меня сумасшедшим, психопатом, дураком — неважно. Важно то, что я, как любой смертный, однажды оборву этот спектакль, называемый жизнью, на небольшой сцене, называемой могилой, перед партером плачущих зрителей.

Эта последняя мысль проникла в глубину моего сознания, а учитель закончил свою речь следующими словами:

— Сегодня я не хочу, чтобы было сказано: «В этой могиле лежит богатый, известный и могущественный человек, чьи дела вошли в анналы истории». Не хочу также, чтобы написали: «Здесь покоится справедливый и высоконравственный человек» поскольку это чистая формальность. Однако надеюсь, что напишут: «В этой могиле лежит простой путник, который кое-что понял из того, что значит быть человеком, который немножко научился любить людей и которому удалось продать некоторое количество грез другим прохожим…»