Владимир Машков - Между "А" и "Б"

• Название: Между "А" и "Б"
• Автор: Владимир Машков
• Издательство: "Мастацкая лiтаратура"
• Жанр: Детская проза
• Год: 1974

В эту книгу В.Машкова включены две тематически связанные между собой повести: «Между „А и „Б“ и „Веселая дюжина“. Главный герой этих повестей веселый и неугомонный мальчишка Валерка Коробухин.

---

— Не надо, с человеком могло тако-о-е случиться.

На лице у добродушной Светки было выражение ужаса, она произнесла слово "тако-о-е" таким свистящим шепотом, что даже я подумал: а ведь и правда могло случиться "тако-о-е".

Еле сдерживая слезы, я сел за парту.

На уроке я вполне овладел своими чувствами. И когда на переменке ребята пристали с расспросами, меня понесло. Во время рассказа я косился на Семку — выдаст или нет? Но Семка глядел на меня восторженными глазами, как будто это не он торчал со мной вчера на чердаке, а кто-то другой.

— Ушел я тогда из класса и пошел куда глаза глядят, — начал я былинным слогом историю о том, как я топился. — Сам не заметил, как добрался до речки. Разделся, а холод собачий… Но я, конечно, ничего не чувствую, сами понимаете, что у меня на душе!

Влез в воду, а она жжется. Вот, думаю, разве можно утопиться в такой холодной воде? Не везет мне что-то.

Доплыл до середины, сложил руки по швам и — "солдатиком" на дно. Только коснулся ногами песка, как меня вытолкнуло на поверхность.

Я вздохнул, крикнул: "Вот черт!" — и снова пошел на дно. Но меня почему-то еще быстрее вынесло на поверхность.

Глянул я на берег, а там какая-то женщина бегает в цветастом платке — когда я пришел топиться, она белье полоскала. Бегает и кричит:

— Ой, тонет парень, ой, никак выплыть не может!

Вот чудеса, подумал я, сразу двое топятся! Интересно, из-за чего тот парень, про которого она кричит, в реку полез? Может, ему тоже бойкот объявили? И снова пошел на дно…

Но тут прозвенел звонок, вошла Аделаида Васильевна, "англичанка", и ребята разбежались по своим партам.

Следующая переменка была длинная, и тут уже я мог дать себе волю, тем более, что сорок пять минут урока я не потратил даром — рассказ сочинил на славу.

— Так вот, — продолжал я, когда ребята снова окружили меня, — вынырнул я еще раз. Глядь, a на берегу рядом с женщиной солдат появился. Сапоги уже сбрасывает. А женщина приговаривает ему:

— Вынырнет, крикнет что-то и опять на дно. Сил у него, наверное, не хватает. Ты быстрей, солдатик, а то утонет парень.

Тут до меня, наконец, и дошло, что это обо мне тетенька плачется. Это я, выходит, не умею плавать? Я, чемпион 6-го "А"?!

Я возмутился и закричал:

— Да я получше вас обоих плавать могу! Смотрите!

И как пошел кролем! А солдат мне кричит:

— Ты, парень, лучше на спину ляг, силы экономь!

— Я и на спине могу, пожалуйста! — крикнул я.

Тут солдат разделся и бросился в воду. Плавал он здорово, потом я узнал, что у него первый разряд. Я — от него, он — за мной. Наконец оба добрались до берега.

Тетенька нам дала полотенце. Мы растерлись.

Вот так мне и не удалось утопиться.

Ребята молчали.

— Слушай, — вдруг сказал Семка, — а ведь тебе надо было камень на шею привязать.

— Правильно, камень, — загудели ребята.

— Камень — это идея, — сказал я. — Вы знаете, ребята, очень я был расстроен, не подумал про камень. Но следующий раз я без камня и не полезу топиться. Это очень хорошая идея. Спасибо тебе, Сема. — И я свирепо глянул на Семку.

— Не надо, — закричали ребята и весело захохотали.

На радостях, что все так хорошо кончилось — я не утопился и снова подружился с ребятами, — я сделал стойку на учительском столе. Это был мой коронный номер, никто у нас в классе, кроме меня, его не умел делать. И как раз в этот момент к нам вошла Екатерина Моисеевна — наш директор. Я заметил ее краем глаза.

— Атас! — зашумели ребята.

Я спрыгнул на пол и сказал:

— Я могу и больше простоять.

— Это я знаю, — сказала Екатерина Моисеевна. — Пойдем, Валерий, поговорим.

— Пожалуйста, — вежливо согласился я. — Но только не надолго, у нас сейчас контрольная по русскому языку.

— Хорошо, — улыбнулась директор.

И мы пошли в ее кабинет.

"ТРИ БОГАТЫРЯ"

Екатерина Моисеевна была маленькая и полная, и поэтому ходила медленно и при каждом шаге вздыхала.

Мы с ней вместе начали подъем по лестнице. Она сделает шаг, вздохнет, еще шаг и еще вздох. Я мог бы за это время, пока мы поднимались, уже десять раз туда и назад сбегать. Ну, если не десять, то пять во всяком случае.

И почему только Екатерина Моисеевна сделала свой кабинет на четвертом этаже? Ей удобнее было бы на первом. А может, она нарочно, чтобы физкультурой заниматься и сбросить лишний вес?

Я только хотел спросить у Екатерины Моисеевны, правда ли, что она устроила свой кабинет на четвертом этаже, чтобы тренироваться, как она сказала:

— Ну что мне с тобой делать, Валерий? — И опять вздохнула.

Я тоже вздохнул и подумал: а что со мной и вправду делать?

Сверху по лестнице с шумом и криком сбегали ребята. Не долетев двух метров до меня и директора, они вдруг начинали идти спокойно и неторопливо, как будто им было лет по восемьдесят, не меньше. Ребята говорили: "Здравствуйте, Екатерина Моисеевна", — а потом неслись с прежней скоростью и с прежним шумом.

— Ну, так что мне с тобой делать? — снова спросила директор, когда мы уселись в ее кабинете — она в кресло, а я на стул.

Я бывал в этом кабинете не раз и все хорошо помню, а поэтому не стал разглядывать "Трех богатырей" — огромную картину, висевшую на стене, прямо за спиной Екатерины Моисеевны. Я эту картину уже выучил на память. Могу в любой момент рассказать, кто какой меч держит и у кого какой масти лошадь. Сами понимаете, зададут тебе такой вопрос: "Ну что мне с тобой делать?" — а как на него ответить, не знаешь. Каяться еще рано, надо выждать, вот и изучаешь картину. Мне уже пришла в голову мысль: хорошо бы директору для тех, кто часто бывает у нее в кабинете, вместо "Трех богатырей" повесить "Бурлаков", а потом вместо "Бурлаков" еще какую-нибудь картину. Так за несколько лет можно изучить всех художников и все, что они нарисовали.

— Молчишь? — спросила Екатерина Моисеевна.

— Я уже помирился с ребятами, и все будет хорошо, — сказал я. — Обещаю.

— Ты мне каждый месяц даешь обещания, а что из этого?

— Но почти месяц я держу свое слово.

— А на сколько сейчас ты обещаешь? — улыбнулась Екатерина Моисеевна.

Я заметил, что она всегда улыбается, разговаривая со мной. Что бы я ни натворил, она улыбается. Но это, правда, наедине со мной. А при матери и учителях она совсем другой человек. Поэтому я люблю бывать в ее кабинете, когда мы вдвоем. Вот если бы еще вместо "Трех богатырей" повесить "Бурлаков", а вместо "Бурлаков"…

— Месяц будешь держать свое слово? — спросила Екатерина Моисеевна.

— Буду, — сказал я.

— Ну иди, на контрольную опоздаешь, — улыбнулась она.

Я поднялся, сказал: "До свиданья", кивнул богатырям — до скорой, мол, встречи — и пошел к двери.

— О матери подумай, — сказала Екатерина Моисеевна.

Я обернулся. Лицо директора было печальным.

— Ну, иди, — повторила она.

Я открыл дверь и еще раз посмотрел на Екатерину Моисеевну. Она снова улыбалась мне.

КАК Я УТЕШАЮ МАМУ

Я знал, какой у меня будет разговор с мамой. Мама сразу заплачет и скажет:

— Ты понимаешь, как трудно одной воспитывать ребенка?

Я буду молчать. Я буду сидеть в кресле-кровати и молчать. Надо дать маме выговориться и ни в коем случае не перебивать ее. Потому что она сразу вскипает:

— Ради бога не перебивай меня, за тебя говорят твои поступки.

Потом мама скажет, что у других матерей жизнь как жизнь, и только у нее кромешный ад и сплошные мучения.

Тут я обычно не выдерживаю:

— Но ведь я в милицию ни разу не попадал, я никого не грабил, не убивал.

Мои слова только воодушевляют маму:

— И ты считаешь, что это — достоинство? Не хватало еще, чтобы ты грабил и убивал! Как у тебя вообще язык поворачивается говорить такое! Замолчи сейчас же.

Я молчу, пока она это говорит, и продолжаю молчать.

На несколько мгновений мама затихнет. Потом она снова скажет, как трудно одной воспитывать такого оболтуса, как я, и еще работать, зарабатывать на жизнь.

Моя мама ткачиха на камвольном комбинате. Она хорошо работает, ее фотография висит на Доске почета вместе с фотографией Семкиного дяди — главного конструктора комбината. Того самого дяди, о котором Семка прожужжал все уши ребятам в нашем классе. Но мамина фотография висит над фотографией Семкиного дяди, и это дает мне право иногда одергивать Семку.

А еще мама в месткоме. Она всегда о ком-то заботится, к кому-то ходит домой, и к ней все стучат по вечерам: "Вот какое дело, Петровна…" Поговорят, а потом гладят меня по голове, вздыхают и спрашивают: "Как дела, баламут? Двойки есть?" Я отвечаю: "Попадаются". Тогда они говорят: "Учись хорошо; без знаний, сам знаешь, сейчас никуда". Я киваю: правильно, никуда.

У мамы есть большая страсть — кроссворды. Если ее чем-нибудь можно успокоить, так только кроссвордами. Конечно, можно ее утешить пятерками по поведению, но это сложнее. Кроссворды добыть гораздо легче. Надо зайти к знакомым ребятам, выдрать последние страницы в двух-трех журналах, и все будет в порядке.