Юрий Левин - Схватка

• Название: Схватка
• Автор: Юрий Левин
• Жанр: О войне

Автор — член Союза российских писателей, лауреат литературной премии имени Н.И.Кузнецова, ветеран Великой Отечественной войны. Свой боевой путь начал в сентябре 1941 года. В качестве военного корреспондента прошел по фронтовым дорогам от Ржева и Сталинграда до Берлина. Свой последний боевой репортаж для газеты 3-й ударной армии «Фронтовик» написал у стен рейхстага, над которым реяло Знамя Победы. Полковник в отставке.

---

И уже отправил то письмо: раненый боец к переправе пробирался — ему и отдал треугольник, попросил какому-нибудь почтарю вручить...

Теперь в новую щель забрался. И представить трудно, куда загнала его война, — в настоящую нору. В таком жилище только кротам селиться, а пришлось ему, Усольцеву, да его друзьям — Хафизову и Нечаеву — здесь причалиться.

А вышло-то как. Командир взвода лейтенант Брызгалов вдруг подозвал и сует в руки Усольцеву коробку.

— Надеюсь, знакомы с этой техникой?

— Приблизительно, — ответил Усольцев. — Видать видал, но пользоваться не доводилось.

— Ну так вот, берите этот телефонный аппарат, катушку с проводом — и вперед, на самый левый фланг полка, туда, где стык нашей дивизии с соседней.

Лейтенант указал на карте, куда следует продвинуться, и поставил задачу: подсоединиться к проводу соседей, чтоб наладить и поддерживать с ними круглосуточную связь. Короче говоря, Усольцев назначался старшим промежуточной телефонной станции.

— А младшие кто? — спросил Усольцев.

— Сами подбирайте. Еще двоих. Бог ведь троицу любит.

Поблизости находились Хафизов и Нечаев. Их Усольцев и выбрал.

— Телефон знаю, — сказал Асхат. — В сельсовет дежурил... Крути ручку, ухо трубку держи и кричи: алле!

— Большой мастер! — Усольцев похлопал Асхата по плечу и передал ему телефонный аппарат. — А ты, Захар, что можешь?

— Ложкой робить у котелка.

— Тогда взваливай катушку на спину.

— Елки-моталки, — простонал Нечаев...

Война, что ветреная девица, выкинет такой фортель, который только во сне может явиться. В самом деле, стало все ладно у Усольцева, автомат заимел, все карманы патронами набил, гранатами тоже обзавелся — воюй, боец-пехотинец, так нет же, поворачивай на все триста шестьдесят градусов — в телефонную команду определяйся. Его бы воля — ни за что бы не согласился, но в воинском строю такого быть не может: командир приказал — боец исполняет. И никаких разговорчиков. Так и должно быть! Откуда ему, рядовому, знать, какое дело в данный момент важнее, может, от этого телефона будет зависеть важная операция, недаром же лейтенант сказал, что сам комдив распорядился немедленно установить эту промежуточную телефонную станцию. А раз так, то ему, Усольцеву, и Хафизову, и Нечаеву доверено весьма ответственное дело. И нечего рассуждать — шагом марш на дивизионный стык!

Добрались они до стыка удачно: где ползком, где перебежками, а где тихим шагом. И провод проложили аккуратно, и устроились вроде удобно — в овражке, где достать их могла только мина или бомба, а снаряды да пули над ними пролетали. С питанием тоже ладно было: по две банки тушенки и по буханке хлеба на нос выдал старшина, да и сахара подкинули, вот только с кипятком туго: до Волги метров четыреста — далековато, ползком надо, и опасно — местность насквозь простреливается. Придется сахар всухую сосать. Правда, во фляжках есть вода, но это «энзэ» — неприкосновенный запас, на худой случай.

С соседями тоже контакт наладили. Их сержант с бойцом свой провод подтянули и к телефону подключили. Сержант оказался связистом, показал что к чему — спасибо ему! — и велел постоянно держать трубку у уха, ну и с немчуры глаз не спускать, они ведь совсем близко, за гаражами, метров двести.

К телефону был приставлен Хафизов, человек с опытом, шутка ли, в сельсовете при телефоне дежурил! Ему и велел Усольцев ухом к трубке прилипнуть. Нечаеву приказано было только в немецкую сторону глазами целить — и никуда больше. Ну, а сам Усольцев за лопату взялся: надо же позицию благоустроить, в землю углубиться. Дождь, как назло, нещадно мочит одежду, да и на аппарат льет, словом, нужна ниша. Усольцев копал быстро, земля рыхлая, сыпучая — легко поддавалась.

В трубке зашипело. Хафизов насторожился, Емельяна дернул за плечо.

— Ну чего?

— Там шебуршат, — Хафизов указал на трубку и громко закричал: — Слушаю!.. Я — «Исток»! Кричи трубка сильно-сильно! Кого надо?

«Исток» — это позывной. Усольцев, когда узнал, что их станцию так назвали, даже не поверил: неужели «Исток»? Он ведь родился в Истоке, оттуда на войну ушел, там Степанидушка, и детишки там. И вот он снова в Истоке. Кто придумал такой позывной? Спасибо ему!

— Ты счастливый, — сказал Асхат. — Свой дом пришел...

Хафизов протянул трубку Усольцеву.

— «Исток», я «Север»! Ответьте «Десятому»... Усольцев никогда не видел «Десятого», но знал, что это начальник штаба полка. Сквозь скрип Емельян услышал вопрос: «Что у вас, доложите обстановку».

Усольцев доложил: немец притих, почти не шевелится, дождь под крышу загнал. А на вопрос «Десятого» о соседях ответил, что пока держатся крепко, и указал координаты их переднего края.

— Добро! — ответил «Десятый». — И вы держитесь...

«Мы-то что, — подумал Усольцев, отдавая трубку промокшему Хафизову, не подкачаем, пусть передок крепче упирается, а то коль он даст трещину, худо будет».

Не удержал-таки фашиста сосед. Так надавил немец, что передок действительно треснул, и в ту трещину клином врубились танки с черными крестами. А за танками пошла вражья пехота...

Усольцев кинулся к телефону, чтоб разузнать у соседа что да как, но в трубке было глухо.

— Провод видать, тово, елки-моталки, — раздосадовался Нечаев.

— И сосед, кажется, тоже «тово», — произнес Усольцев и, заметив бегущих слева немцев, бросил трубку и дал очередь из автомата. Огонь открыли Хафизов и Нечаев.

— Отступаем, ребята! — скомандовал Усольцев. — К берегу...

— Может, нам лучше в свою роту ползти? — высказался Нечаев. — Там вроде тихо... Она за балкой, у завода... Туды надо...

— Я сказал: к берегу! За мной!

У крутого обрыва, за которым начиналась приречная песчаная полоса, они остановились, но от земли не отрывались, как ползли — так распластавшись и лежали. Куда дальше подаваться? Пока никто из них этого не знал. Они лишь тяжело дышали.

Усольцев чуть приподнялся. Странная картина: слева трещит и рвется — бой не утихает, а справа, где рубеж держит его дивизия, сравнительно тихо. Правда, оттуда доносятся одиночные орудийные выстрелы — и только. Что бы это значило?

Ну что ж, Усольцев, хотя и не новичок на этой войне, но он все-таки рядовой, обыкновенный боец (правда, теперь уже старший на телефонной станции, а станция-то состоит всего лишь из одного аппарата и катушки), и ему не дано вот так сразу понять и разобраться в ситуации, которая происходила на его глазах. Это дело штабов. Однако и он что-то уловил: а не рубит ли немец нашу оборону на части? Вот даванул на соседа — аж к берегу придавил, потом спустится с обрыва к Волге и к его, Усольцева, дивизии подлезет с тыла...

Такая вот обстановка подсказала Усольцеву: остановись, тут твой рубеж, залезь поглубже в землю и в оба гляди: если вражина-фриц к Волге поползет, докладывай немедленно — у тебя же телефон имеется.

Так и поступили Усольцев и его бойцы. У самого волжского обрыва на прикол встали. Спустились с него и в этом же песчаном обрыве вырыли что-то наподобие землянки, хотя на землянку эта нора мало походила, но они сами ее так величали — «наша землянка». Заползли туда, провод подтянули, телефон в нишу приставили и доложили: мол, не пропал «Исток», жив. И снова в трубе голос «Десятого»:

— Доложите обстановку!

Доложили: локтевого соприкосновения с соседом не имеется, связи тоже нет, немец вышел к берегу, он на верхушке обрыва...

— А вы где? — спросил «Десятый».

— Под немцем...

«Десятый» не понял: как это под немцем? Усольцев пояснил: фрицы наверху обрыва, а «Исток» прямо под ним, метра на три ниже.

— Ну да! — поразился «Десятый». — Ну и как?

Что ответить «Десятому»? Сказать: не рай, сам должен понять, поэтому Усольцев произнес кратко:

— Жить можно!

— Молодцы! — похвалил «Десятый». — Ждите указаний.

Указания были предельно четкими: держаться на позиции до последнего, следить за берегом, о действиях немцев немедленно докладывать.

— Понятно? — спросил Усольцев своих друзей, когда довел до их сведения задачу.

— Ну, понятно, — без восторга произнес Нечаев. — А жить-то как?

— В смысле? — насторожился Усольцев.

— Только ангелы с неба не просят хлеба, — пословицей пояснил свою мысль Захар.

— Ах, ты вот о чем! Что у нас в наличии?

— Полбуханки хлеба и одна банка «тошноты».

— Какой «тошноты»?

— Ну тушенки.

— Не густо. Добудем харч. Ночь настанет — сообразим.

— Скорей бы ночь, — шепотом произнес Асхат. — Нужда есть...

— Понял тебя, Асхат, — сказал Усольцев. — Я тоже терплю... Ночь придет — вылезем на волю... Может, и умоемся...

Ночью в самом деле полегчало. Наверху, кажется, немцы угомонились — нет пальбы. Усольцев первым выполз на волю. Прижался к обрыву, задрал голову вверх, прислушался — там тишина. И облегчился...