Расул Гамзатов - Год моего рождения

• Название: Год моего рождения
• Автор: Расул Гамзатов
• Жанр: Поэзия

---

Глава вторая

ВСТРЕЧА ПАРТИЗАН

Ни весна,
Ни дорогие лица
Матери не снились в этот раз,
Потому что ничего не снится
Тем, кто вовсе не смыкает глаз.

Тихо, чтоб никто ее не слышал,
Мама до рассвета поднялась,
При коптилке в доме убралась,
Каменным катком сровняла крышу,

И ушла, и принесла в хурджине
Фунта два одолженной муки,
И в забывшем о тепле камине
Вдруг затрепетали угольки.

Все помыто, перемыто снова…
Медленно движение минут.
Что за праздник нынче и какого
В этот дом сегодня гостя ждут?

Мама вышла из дому со мною.
Ветер ей косынку отвернул,
А вокруг — да что ж это такое? —
Высыпал на крыши весь аул.

Всем забраться хочется повыше,
Чтоб дорогу лучше увидать…
С нашей возвышающейся крыши
Даль как на ладони видит мать.

Там уже поблекшие долины,
Там деревья голы, как рога,
Там высоких гор верблюжьи спины
И потоков горных берега.

Там, как волки, вгрызшиеся в стадо,
Злятся волны бешеной реки,
Там со львиной гривой водопады,
С птичьими глазами родники.

Там дорога между скал отвесных
Словно вытекает из камней.
Там из-за бугра выходит песня,
На версту опередив людей.

ПАРТИЗАНСКАЯ ПЕСНЯ

«Бегали враги от нас,
Бегали враги не раз,
Прятались в расщелины и пади.
Как блестят у нас клинки,
Увидали беляки,
Если бы глаза их были сзади!

Турки белякам сродни.
Посвист наших пуль они
Услыхали б в жаркий час атаки,
Если б полчаса назад
От снарядов и гранат
Не оглохли б храбрые вояки!

Англичане шли на нас,
Да в земле лежат сейчас,
Так что и костей не сыщешь даже.
Ну а кто сумел уйти,
Как отдышится с пути,
Обо всем пусть королю расскажет!

Мы в поход на банды шли.
Грохот взрывов, дрожь земли
Атаманы долго б не забыли.
Клич «ура», огонь и дым
В головы запал бы им,
Если бы голов мы не срубили!»

* * *

Башлыки на всадниках сверкают,
Разноцветные, коням под масть.
Вот папаха к небесам взлетает.
Чтоб уже простреленной упасть.
И пальбу приветственную гулом
Повторяют скалы над аулом.
Над аульскими домами плавно
Дым встает из очагов и плит…
Лишь в одном дому закрыты ставни,
Там очаг сегодня не дымит.

Непричесана и неумыта,
В доме том сидит жена врага.
Слоем жира старого покрыты
Каменные плиты очага.

Почему же камни в старой саже?
Почему остыли?
Ведь они
Шашлыком и пловом пахли даже
В самые непраздничные дни.

Что же не выходишь ты, соседка,
Голову покрыв свою чохто,
Ты давно ли стала домоседкой?
Что тебя не радует ничто?

Что ты не разводишь тары-бары,
Не покажешь всем обнов своих?
Что же ты, Бека, жена Жахбара,
Не встречаешь всадников лихих?
Посмотри, они уже в ауле,
Вот они слезают с лошадей,
Вот уже и жены к ним прильнули,
Воины целуют матерей.

Вот они детей целуют, видишь?
Выходи, Жахбарова жена.
Нет, ты не выходишь и не выйдешь,
Ты в своем дому сидишь одна.

В очаге, где шаришь ты руками,
Ни огня, ни дыма — ничего.
Там покрытый слоем жира камень,
Точно камень сердца твоего.

* * *

Мать моя стояла и стояла
Возле дома.
Среди серых глыб.
Солнце, покидая наши скалы,
Медленно катилось за Гуниб.
Но отец не отворил ворота
И к черкеске не прижал меня…
Во дворе пустынно, никого там
Нету — ни джигита, ни коня.
Где ж отец наш?
За ворота глядя,
Утирает мама капли слез.
Почему не возвратился дядя?
Почему подарков не привез?
Как же это вышло?
Неужели
Нас обманывали целый год
Песни, спетые у колыбели,
Сны, что снились ночи напролет?

Чей-то конь проходит, спотыкаясь,
Стремена стучат ему в бока,
Вот кого-то в бурке, пригибаясь,
Пронесли джигиты на руках.

Как страшны овалы синих впадин!
Что с твоею буйной головой?
Значит, брат отца, любимый дядя,
Вот как возвратился ты домой!

По какому горскому закону
Человек одной с тобой семьи
С давней злобой, в сердце затаенной,
Выследил в ночи шаги твои?

Нет, не кровник, давний и суровый,
Угрожавший гибелью тебе, —
Твой убийца — родич твой по крови,
Твой убийца — враг твой по борьбе.

Это не законы шариата,
А законы класса
Всех людей
Разделили на врагов заклятых
И на самых преданных друзей.

Кто еще там, в саклях и на крышах!
Подходите, земляки, сюда!
Правду вы должны сейчас услышать
И ее запомнить навсегда!

Ты, Жахбар, запрятавшись за камень,
Целил в родственника своего!
Ты убил за то, что жил годами,
Угнетая и давя его!

И за то, что он все дни недели
Шел, сгибаясь над твоей сохой,
Чтобы ты до полдня спал в постели
Со своей дебелою Бекой;

И за то, что он — батрак и нищий —
Гнал твои стада издалека,
Чтобы по густым твоим усищам
Растекалось сало шашлыка;

И за то, что ветры из России
Из-за гор подули в наш аул,
И за то, что твой батрак впервые
На тебя с презрением взглянул;

И за то, что меж ущелий диких
Он отряд аульский вел в горах
С гордым именем вождей великих,
С кличем партизанским на устах;

И за то, что по тропинкам скрытым
Шел отряд, сметая рубежи
Лучших войск халиловских бандитов
И наемников Узун-ходжи.

Да, Жахбар,
ты мастер целить в спину,
Злобный, не забывший ничего,
С новым иностранным карабином
Выследил ты дядю моего.

Он скакал под буркою андийской,
Будто бы расправив два крыла.
Взвыла пуля с маркою английской
И ему в предсердие вошла.

Так скосил предательским ударом
Дядю, брата моего отца,
Золотник заморского свинца,
Пущенный в него рукой Жахбара.

* * *

Было мне тогда не больше года.
Так и не увидевшись со мной,
Пал боец в сраженье за свободу,
Скошенный бандитскою рукой.

Ты погиб, но будут жить сказанья
О герое, бившемся с врагом.
Ты погиб, но не умрут преданья
О великом подвиге твоем.

Вот ружье, что было в битвах жарких.
Вот твоя черкеска на стене…
Это, может, лучшие подарки,
И о них-то в песнях пели мне.

Пронесутся над горами тучи,
Утечет немало грозных дней,
И мальчишку многому научат
Эти знаки памяти твоей.

Глава третья МОЙ ОТЕЦ

Итак, великая борьба за счастье
Весь род наш разделила на две части.

Орлы в высоких скалах гнезда свили,
Но тут же рядом вороны сидят…
На поле нашего аула были
Цветы, дающие и мед и яд.

Итак, наш род крестьянский разделила
В час испытанья для страны родной
Великая разгневанная сила,
Зовущаяся классовой борьбой.

Раздув огонь великого пожара,
Уже не пряча своего лица.
Она к бандитам бросила Жахбара
И к партизанам привела отца.

О мой отец, всегда, везде с отрядом
Ты шел в бои под орудийный гул, —
Так почему ж ты не был с нами рядом
В тот час, когда отряд пришел в аул?

Когда пришли в родимое селенье
И те, что были ранены в боях,
И те, о ком гаданье на камнях
Упорно не сулило возвращенья?

Скажи, отец, какая же причина
Солдату помешала в этот час
Прийти, чтоб в первый раз взглянуть на сына,
Чтоб брата увидать в последний раз?

Ты знал, конечно, что, по всем адатам,
По вековым законам наших гор,
Не попрощаться у могилы с братом —
Большое преступленье и позор.

В те дни в аул тебя так властно звали
И люди, и сожженные дома,
В те дни тебя нетерпеливо ждали
В твоей семье — ведь впереди зима.

Ужели ты не слышал, как упрямо
Тебя звала своею песней мама?

ПЕСНЯ

«Ночью непогода злится,
Кто-то к нам в окно стучится.
Это дождик, а не ты.

Вот в ночи со скрипом кто-то
Наши отворил ворота.
Это ветер, а не ты.

Вот к птенцам отец до срока
Возвратился издалека.
Это сокол, а не ты.

Вот, осыпав скалы мелом,
Дед пришел в тулупе белом.
Это холод, а не ты!

День и ночь неутомимо
Пролетает всадник мимо.
Это время, а не ты.

Солнце жгло, и жгли морозы,
Но не высыхают слезы.
Их осушишь только ты.

Было солнце, было лето,
Только сердце не согрето.
А согреешь только ты».

* * *

Ты слышал все!
Ты видел слезы сына,
Ты видел мать и наш холодный дом.
Но ты не шел.
И понял я потом,
Что были веские на то причины.

* * *

Гонец в дороге был четыре дня.
Тот, кто потом пошел бы той дорогой,
Нашел бы след его, нашел бы много
Пустых обойм, убитого коня,
И фляжку на кавказском ремешке,
И кровь, запекшуюся на песке.

Был так тяжел четырехдневный путь,
Что у гонца, когда достиг он цели,
Едва хватило сил, чтоб еле-еле
Рукою слабой показать на грудь.

И встретившие друга партизаны
В затерянных ущельях Тляроты
Порвали полотенца на бинты,
Чтобы повязку наложить на рану.

Но на груди была не рана, — нет.
Там возле сердца спрятан был пакет.

Горел костер.
И при мерцавшем свете
Всему отряду,
Боевым друзьям
Читал отец, сбиваясь, по складам
Известье, что гонец принес в пакете.

Полученная весть была такой,
Что, если б это было перед боем,
Отряд поднялся б и рванулся в бой —
И выиграл сражение любое.

Но бой был позади на этот раз —
Ни выстрелов в ночи, ни вспышек частых.
Еще с утра получен был приказ
О переходе на другой участок.

Приказ бойцам — готовиться к пути
В пункт энский для несенья караула.
И так как близ родимого аула
Лежит их путь, разрешено зайти

Туда на сутки.
В ожиданье встречи,
Как никогда, стучало сто сердец.
Костры горели, был ноябрьский вечер…
Тогда-то и пришел в отряд гонец.

А на заре отряд в родной аул
Уже скакал под песню боевую,
И конь отца густую пыль взметнул,
Но путь его лег в сторону другую.

Отец летит вперед во весь опор,
Он смотрит вдаль таким счастливым взглядом!
Он едет делегатом от отряда
На съезд, на первый съезд народов гор.

* * *

Леса, где в три обхвата каждый ствол,
Крутые горы, острые отроги.
В такой глуши заблудится орел
И тур, пожалуй, не найдет дороги.

Но здесь знакомы издавна отцу
Тропинки все и каждый ход в пещере.
Здесь мой отец наперекор свинцу
Шагал в крови, весь этот край измерил.

Он скачет и под солнцем и во тьме,
Срезая все углы дороги длинной,
То появляясь на крутом холме,
То исчезая в глубине лощины.

То тихо пробираясь сквозь туман,
То вглядываясь в даль из-под ладони,
То на скалу, минуя вражий стан,
То между скал скрываясь от погони.

Вот показалась высота вдали,
Где под двумя дубами молодыми
Могильный холм товарища Али
(В честь этого бойца мне дали имя).

Остановись у дорогих камней!
Когда-то здесь ты побываешь снова?!
Спешит отец, — скорей, скорей, скорей! —
Не делает ни дневок, ни ночевок.

Тропа узка, извилиста, и вот
Она налево круто повернула.
Отец мой знал, что этот поворот
В семи верстах от нашего аула.

Вот и горы соседней острие…
Зачем же ты ладонь подносишь к глазу?
Ужели сердце дрогнуло твое,
Что и в бою не дрогнуло ни разу?

Иль, может быть, сейчас средь тишины,
Такой тяжелой и такой гнетущей,
Услышал всадник плач своей жены
И голоса детей, его зовущих?

Вперед!
Ни спешиться, ни отдохнуть!
Как долог путь!
Два дня уже, две ночи…
И кажется отцу, что этот путь,
Пройденный с боем, был куда короче.
Но у пути любого есть конец.
Не подгоняй, не шпорь коня, отец!

Глава четвертая