Елена Прудникова - Ленин – Сталин. Технология невозможного

• Название: Ленин – Сталин. Технология невозможного
• Автор: Елена Прудникова
• Издательство: ЗАО «ОЛМА Медиа Групп»
• Жанр: История
• Год: 2009
• ISBN: 978–5-373–02571–3

Большевики не верили в Бога и не любили Россию, однако на крутом переломе все же именно они ее и спасли. Когда обанкротились все, кто верил и любил.

Задачи, которые пришлось решать большевикам, оказались не под силу ни государственным деятелям царской России, ни опытным чиновникам и управленцам.

Между тем наследство они получили такое, на какое никто нормальный, в здравом уме и твердой памяти, не покусится. Для того клубка проблем, каким являлась послереволюционная Россия, сразу и названия не подберешь... Механизмы, запущенные в феврале 1917 года, надолго пережили правительство, которое их запустило. Все, кто хоть сколько-нибудь разбирался в экономике и государственном управлении, понимали, что Россия погибла...

Найдется немало желающих поспорить на эту тему, но факты таковы, что именно Ленин и Сталин спасли Россию.

---

- Я никому не позволю вмешиваться в дела кассы и никого не подпущу к ней... никому не позволю рыться в ней, будь это хоть рассекретарь... у меня всегда при мне револьвер...

...

- На другой же день после моего первого посещения посольства я обратился к Иоффе[276] с полушутливым вопросом, могу ли я, забыв о револьвере, о котором напомнил товарищ Сайрио, выяснить положение кассы и дать ему надлежащие указания.

- Смело, Георгий Александрович, – ответил Иоффе с улыбкой. – Я уже говорил с товарищем Сайрио, указал ему на то, что вы старый товарищ, и он согласился с тем, что вы имеете право знать, что делается в кассе.

– Да... это очень хорошо, Адольф Абрамович, – ответил я, – но право, как-то странно, что приходится перед ним расшаркиваться для того, чтобы убедить его в том, что, казалось бы, не требует доказательств...

- Конечно, с непривычки это действительно странно, – согласился Иоффе, – но имейте в виду, что Сайрио латышский революционер из породы старых лесных братьев... Они все, конечно, немного диковаты... Надо, как верно сказал Леонид Борисович[277], применить к нему педагогические приемы...

... Когда же я подошел к проверке порядка выдачи и приема кассой денег, то мне нетрудно было убедиться, что это был настоящий хаос.

- Ну, объясните мне, товарищ Сайрио, – сказал я, – как, по каким требованиям вы выплачиваете те или иные суммы?

Сайрио открыл кассу и обратил мое внимание на то, что кредитки хранятся обандероленные, так что, пояснил он, в случае чего, можно в одну минуту сложить их в чемодан. В кассе находилось всего в разных валютах денег на три-четыре миллиона германских марок. Затем он предъявил мне и оправдательные документы... Это было собрание разного рода записок, набросанных наспех разными лицами. Приведу на память несколько текстов этих своеобразных «ордеров»:

«Товарищу Сайрио. Выдайте подателю сего (ни имени лица получающего, ни причины выдачи, ни времени не указано) такую-то сумму А. Иоффе»; «Товарищу Сайрио. Прошу отпустить с товарищем Таней (горничная посла) такую-то сумму. Личный секретарь посла М. Гиршфельд»; «Товарищ Сайрио, прошу принести мне тысячу марок. Мне очень нужно. Берта Иоффе (жена Иоффе) «. Такого же рода записки попадались и за подписью обоих секретарей...

И, само собой разумеется, все эти «документы» не носили никаких следов того, что они были проведены через бухгалтера посольства...

Мне пришлось – не буду приводить здесь этих трафаретных указаний – убеждать Сайрио, что все документы, как приходные, так и расходные, должны, прежде исполнения по ним тех или иных операций, проводиться через бухгалтерию, что бухгалтер должен их кон- трассигнировать и пр. Тут снова мне пришлось выдержать бурную сцену.

- Как?! – раздраженно ответил мне кассир. – Это значит, что она (бухгалтершей была женщина, очень слабо знакомая с азбукой своего дела) будет мне разрешать и приказывать? Ни за что!.. Я не согласен... я не позволю!.. Она мне не начальство...

…

... И вот, среди этих пояснений, забыв, что я имею дело с человеком почти первобытным, я в пылу доказательств произнес фразу, которая еще больше сгустила над нами тучи:

Да поймите же, товарищ Сайрио, что здесь нет и тени сомнения в вашей честности. Ведь речь идет только о том, чтобы ввести порядок – порядок, признанный во всех общественных учреждениях... Одним словом, моя цель – поставить правильно действующий бюрократический аппарат.

... Кассир вдруг вскочил, с ужасом, точно прозрев, взглянул на меня диким взором и, хромая своей когда-то простреленной ногой, затоптался на месте волчком.

– Как?.. Что вы сказали?!.. – полным негодования тоном спросил он.

Я повторил.

- Ага! Вот что!.. – злорадно торжествуя, заговорил он. – «Бюрократический», – повторил он, – вот что... Так мы, товарищ Соломон, бились с царским правительством, рисковали нашей жизнью, чтобы сломать бюрократию... Теперь я понимаю... А, я сразу это заметил... вы бюрократ... да, бюрократ!., и мы с вами не товарищи... нет!.. Я пойду к товарищу Иоффе... я с бюрократами не хочу работать!

Он быстро захлопнул кассу и, сердито ковыляя мимо меня, побежал наверх.

И мы с Иоффе, при участии подошедшего на эту сцену Красина, битых два часа толковали с Сайрио, поясняя ему истинный смысл слова «бюрократический»... Он подчинился, но, конечно, мы не могли его переубедить, и он остался при своем мнении и всем и каждому жаловался на меня, называя меня «бюрократом ««.

Надо полагать, что на заграничную работу посылали не самых худших из наличного персонала. Каковы же были те, кто оставался в России?

С этого большевики начинали. Да, их легко осуждать и осмеивать – сейчас, когда изготовлено столько микроскопов, что можно позволить себе забивать ими гвозди. А кто-нибудь пробовал проводить исследования клеточной структуры с помощью молотка?

* * *

И не думайте говорить в себе: «отец у нас Авраам»; ибо говорю вам, что Бог может из камней сих воздвигнуть детей Аврааму.

Евангелие от Матфея: 3,9

Трижды прав Суханов: большевики брались за государственные задачи, заведомо непосильные. Головы их вождей и в самом деле были полны самых фантастических идей, которые развеивались, как дым, при первом же соприкосновении с действительностью. Да, да, кто же спорит, если люди собрались брать власть, они «должны иметь ясные представления, точные предположения и планы, что будут делать они с завоеванным государством, как будут удовлетворять непосредственные, насущные, породившие восстание нужды трудовых масс». Вот только кто в тогдашней России имел эти представления? Царское правительство, что ли? Или Временное? Или белые, чья экономическая деятельность сводилась к реквизиции продовольствия да подписанию кредитных договоров с иностранными спонсорами?[278] Разве что сами спонсоры – но они не в России, им чаяния наших масс до прошлогоднего снега. Ах да, был еще такой спаситель России: «Адмиралъ» (вариант: «Генералъ»). Допустим... Ну, придут офицеры с казаками, большевиков перебьют, остальных перепорют – а потом-то что?

К тому времени, как большевики взяли власть, охваченная хаосом огромная страна уже с головой ушла в болото, в которое она с нарастающей скоростью погружалась с момента Февральской революции. Нет, принцип преодоления кризиса известен: достигнуть дна, оттолкнуться... Но откуда уверенность, что у того болота было дно?

Главным врагом оставался все разрастающийся хаос. Механизмы, запущенные в феврале 1917 года, надолго пережили правительство, которое их запустило. Все, кто хоть сколько-нибудь разбирался в экономике и государственном управлении, понимали, что Россия погибла. Понимали ли это большевики? А то! Ленин был экономистом не из последних, да и Сталин, и Свердлов знали, как функционирует государство.

Спасло Россию одно: эти люди определяли успех своей затеи не по тому, удастся ли им восстановить порушенную страну, а по тому, сколько продержится их власть. Дольше Парижской Коммуны – прекрасно! Полгода – великолепно!! Год – невероятно!!! О том, чтобы продержаться год, они и не мечтали...

Еще немного – и грянет, обязательно грянет мировая революция... Интересно, когда Ленин перестал в это верить?

В лидере большевиков происходили какие-то перемены. Он всегда был живым, энергичным оратором, но Джон Рид отметил, что 4 ноября 1917 года, на заседании ЦИК, когда обсуждался закон о печати «... выступил Ленин, спокойно, бесстрастно. Он морщил лоб, говорил медленно, подбирая слова: каждая его фраза падала, как молот».

Может быть, тогда?

Ну, и что в такой ситуации прикажете делать?

Россия скатывалась в абсолютный хаос, и нормальные политики в этой ситуации имели несколько вариантов выхода. Первый: Учредительное Собрание, участие в правительстве, мы очень хотели, но не смогли – так, как поступили весной семнадцатого социалисты. Второй: прихватить реквизированное золотишко и рвануть в эмиграцию – хватит на всю оставшуюся жизнь, и деткам, и внукам. Так поступали очень многие из вполне приличных правителей. Наконец, можно было и договориться, оставить себе кусок страны, а остальную территорию поделить с прочими «правительствами». Думаю, на определенных условиях «мировое сообщество» на это бы пошло.

Зачем власть была нужна белым – мы знаем, ибо знаем их спонсоров. А вот зачем она понадобилась красным? Из абстрактной жажды власти? Ради мировой революции?

Что заставило этих космополитов, завсегдатаев европейских кафе, людей, для которых понятие «патриотизм» было ругательным, а Россия являлась «тюрьмой народов» – что их заставило, даже тогда, когда уже ясно стало, что никакой мировой революции не будет, так исступленно спасать и собирать эту самую Россию? И воспринимать потерю каждой губернии так, словно бы это у них из тела вырезали кусок мяса?