Елена Прудникова - Ленин – Сталин. Технология невозможного

• Название: Ленин – Сталин. Технология невозможного
• Автор: Елена Прудникова
• Издательство: ЗАО «ОЛМА Медиа Групп»
• Жанр: История
• Год: 2009
• ISBN: 978–5-373–02571–3

Большевики не верили в Бога и не любили Россию, однако на крутом переломе все же именно они ее и спасли. Когда обанкротились все, кто верил и любил.

Задачи, которые пришлось решать большевикам, оказались не под силу ни государственным деятелям царской России, ни опытным чиновникам и управленцам.

Между тем наследство они получили такое, на какое никто нормальный, в здравом уме и твердой памяти, не покусится. Для того клубка проблем, каким являлась послереволюционная Россия, сразу и названия не подберешь... Механизмы, запущенные в феврале 1917 года, надолго пережили правительство, которое их запустило. Все, кто хоть сколько-нибудь разбирался в экономике и государственном управлении, понимали, что Россия погибла...

Найдется немало желающих поспорить на эту тему, но факты таковы, что именно Ленин и Сталин спасли Россию.

---

В самом деле, как поступала наша великая русская философская мысль? В Европе зрели какие-то совершенно умозрительные теории, у нас их переводили на русский язык и искали соответствия в нашей действительности. Это было примерно столь же обоснованно, как искать симптомы родильной горячки у перепившего лесоруба – но ведь находили же, и даже пытались лечить!

«Русская гуманитарная наука оказачась аптекой, где все наклейки были перепутаны. И наши ученые аптекари снабжали нас микстурами, в которых вместо аспирина оказался стрихнин... Русская «наука» брала очень неясные европейские этикетки, безграмотно переводила их на смесь французского с нижегородским – и получался «круг понятий, не соответствовавших ни иностранной, ни русской действительности» – не соответствовавших, следовательно, никакой действительности в мире, круг болотных огоньков, зовущих нас в трясину.

Истинно потрясающие пророчества русских ученых отчасти объясняются полной путаницей их «научных понятий». Отчасти объясняются и другим: хроническим расстройством умственной деятельности, возникшим в результате векового питания плохо пережеванными цитатами... Эти люди никогда ничего не понимали, не понимают сейчас и никогда ничего понимать не будут. Но именно они учили нас. И призывали, и науськивали, и разъясняли, и пророчествовали»[118]... и было это в XIX веке, и в десятые годы ХХ-го, и в шестидесятые, и в восьмидесятые, и в девяностые – да хоть подшивку «Огонька», что ли, взять, чтобы убедиться? А мы все завороженно повторяли за ними: «цивилизация», «демократия», хотя реальная цивилизация означает всего-навсего набор вещей, который надо иметь, чтобы считаться современным, а демократия отличается от диктатуры лишь тем, что в ней крутится нехилый бизнес под названием «выборы».

Все это богословие зазубривалось, хуже того – изучалось, а поскольку было очень неудобно для понимания, то изучалось оно методом поисков черной кошки в темной комнате. Вместо кошки наловили кучу глюков. В результате к началу XX века в умах образованного общества сформировалась идеология, с которой было вообще непонятно, что делать, ибо равно бесполезно строить к воздушным замкам лестницы и стрелять в них из пушек. Одной из роковых бед России являлось то, что в стране существовал целый многочисленный слой фанатиков воздушных замков, рвавшихся претворить свои идеи в реальное дело. Я не про большевиков говорю, нет! Они-то как раз оказались абсолютными прагматиками, к великому счастью державы...

Причем не только конституционные теории, но даже и революция была по преимуществу дворянской забавой. И опять слово Солоневичу:

«Наш правящий и образованный слой, при Петре Первом оторвавшись от народа, через сто лет такого отрыва окончательно потерял способность понимать что бы то ни было в России. И не приобрел особенно много способностей понимать что бы то ни было в Европе. И как только монархия кое-как восстановилась и первый законный русский царь – Павел Первый – попытался поставить задачу борьбы с крепостным правом, русский правящий слой раскололся на две части: революцию и бюрократию. На дворянина с бомбой и дворянина с розгой... Дворянство розги опиралось на немецких управляющих, дворянство бомбы – на немецких Гегелей».

Много ли мы найдем в среде революционных радикалов подлинных людей из народа? Да по пальцам пересчитать! Абсолютное большинство – дворяне, буржуазия и разночинцы. Те же сословия делали погоду и в правительстве, и в буржуазных партиях – да везде! Верхушка Российской империи раскололась, и ее обломки вступили между собой в смертельную схватку.

Значение слов «с жиру бесятся»

- Что вы можете знать о нашем строе?

- Примитивные формации, – отрезал я, – изучены еще в младших классах... Ваша – примитивнейшая из примитивных, ибо нижепоясная. Хотя, признаю, очень живучая и цепкая, пронырливая и не стесняющаяся в средствах.

Гай Юлий Орловский. Ричард Длинные Руки

... «Начиная со дня смерти Александра Третьего в 1894 году три силы приняли участие во внутренней борьбе за власть в России: Монарх, Царская фамилия и адепты революционного подполья», – пишет Александр Михайлович. Отчасти, конечно, так и было. Начнем с того, что в стране существовало фактически два параллельных центра власти – собственно царь и его правительство, а также двор вдовствующей императрицы. Свою лепту вносили и великие князья, добрая половина которых (хорошо, хоть не все) тоже считали себя великими знатоками государственного управления и давили на царя, пользуясь родственными правами, старшинством, авторитетом – всем, чем угодно. А вот адепты революционного подполья тогда в борьбе за власть не участвовали, это автор преувеличивает. У них крутились свои игры: стачки, пропаганда, теракты – но для большой игры они были еще слишком мелкими. Зато имелась в стране другая сила, которая рвалась к власти, и еще как. Точнее, и рвалась-то она не к власти, а, как говорили во времена перестройки, по- рулить. Согласитесь, вести машину и «порулить» – это немного разные вещи. Второе предполагает опытного шофера на соседнем сиденье, который перехватит руль, когда машина станет заваливаться в канаву.

Сила эта была страшная, и звалась она образованное общество. Общество, нахватавшееся по верхам все тех же идей, над которыми так смеялся Солоневич, и стремившееся облагодетельствовать державу, претворив их в жизнь. А те, кто по скудоумию не мог этих идей освоить, оттягивались в ненависти к существующему строю – уж для этого-то и вообще мозгов не надо, а выглядит куда как современно. Самое время теперь продолжить прерванную цитату из Александра Михайловича, приведенную в начале главы:

«Как это бывает с каждой заразительной болезнью, настоящая опасность заключалась в многочисленных носителях заразы: мышах, крысах и насекомых... Или же выражаясь более литературно, следует признать, что большинство русской аристократии и интеллигенции составляло армию разносчиков заразы. Трон Романовых пал не под напором предтеч советов или же юношей-бомбистов, но носителей аристократических фамилий и придворных званий, банкиров, издателей, адвокатов, профессоров и др. общественных деятелей, живших щедротами Империи[121].

... Царь сумел бы удовлетворить нужды русских рабочих и крестьян; полиция справилась бы с террористами. Но было совершенно напрасным трудом пытаться угодить многочисленным претендентам в министры, революционерам, записанным в шестую книгу российского дворянства и оппозиционным бюрократам, воспитанным в русских университетах.

Как надо было поступить с теми великосветскими русскими дамами, которые по целым дням ездили из дома в дом и распространяли самые гнусные слухи про Царя и Царицу?..»

Русскую революцию[122] делали точно те же слои, что и «перестройку»: многочисленные представители образованного общества, чьи амбиции намного превосходили любые возможности их удовлетворения. «Черный пиар» в отношении КПСС рождался не в колхозах, а в райкомах комсомола. «Черный пиар» в отношении Николая II – не в рабочих кружках, а в великосветских салонах. Например, основным центром «интимных» сплетен был петербургский салон генеральши Богданович. Новостями о царской семье дам-политикесс снабжала постоянная посетительница салона княгиня Долли Кочубей, получившая в обществе красноречивое прозвище «великосветской потаскухи». Занимались дамы в основном императрицей, которая им не нравилась. Сначала ее уложили в постель к генералу Орлову. Летом 1908 года княгиня Долли принесла на хвосте другую потрясающую новость – о «неестественной» склонности Александры Федоровны к фрейлине Вырубовой. А когда рядом с царской семьей появился Распутин, дамы пошли разносить по салонам самые «ужасные» новости о новом царском фаворите, и тут уж даже девочек не пощадили.

Не отставали от салона госпожи Богданович и другие – в том числе салон княгини Зинаиды Юсуповой, матери Феликса Юсупова, будущего убийцы Распутина. Естественным образом от великосветских сплетниц информация попадала в газеты. Пошли гулять по рукам «письма царицы» к Распутину, появились воспоминания и признания... В общем, все то же самое, что полвека спустя было проделано с Берией, рецепты нисколько не изменились, обывателю во все времена интересней всего подглядывать в щелочку за тем, как сношаются известные люди – как будто в данном процессе есть что-то такое, что отличало бы министра от извозчика!

Итак: «... Как надо было поступить с теми великосветскими русскими дамами, которые по целым дням ездили из дома в дом и распространяли самые гнусные слухи про Царя и Царицу? Как надо было поступить в отношении тех двух отпрысков стариннейшего рода князей Долгоруких, которые присоединились к врагам монархии? Что надо было сделать с ректором Московского университета, который превратил это старейшее русское учебное заведение в рассадник революционеров? Что следовало сделать с графом Витте, возведенным Александром III из простых чиновников в министры, специальностью которого было снабжать газетных репортеров скандальными историями, дискредитировавшими Царскую семью? Что нужно было сделать с профессорами наших университетов, которые провозглашали с высоты своих кафедр, что Петр Великий родился и умер негодяем? Что следовало сделать с нашими газетами, которые встречачи ликованиями наши неудачи на японском фронте? Как надо было поступить с теми членами Государственной Думы, которые с радостными лицами слушали сплетни клеветников, клявшихся, что между Царским Селом и ставкой Гинденбурга существовал беспроволочный телеграф? Что следовало сделать с теми командующими вверенных им Царем армий, которые интересовались нарастанием антимонархических стремлений в тылу больше, чем победами над немцами на фронте? Как надо было поступить с теми ветеринарными врачами, которые, собравшись для обсуждения мер борьбы с эпизоотиями, внезапно вынесли резолюцию, требовавшую образования радикального кабинета?