Полина Дашкова - Золотой песок

• Название: Золотой песок
• Автор: Полина Дашкова
• Жанр: Триллер
• Год: 2004
• ISBN: 5-17-022544-Х/5-271-08229-6

В биографии каждого человека всегда найдется свой «скелет в шкафу», а в биографии политика – тем более. И всегда найдется кто-то, кому будет интересно открыть этот «шкаф». У губернатора Синедольского края было все – деньги, власть, слава, – но ему захотелось большего: как известно, «денег много не бывает»; если есть власть, хочется властвовать; а слава – так чтобы всемирная... Но тут и открылся этот «шкаф со скелетом» под названием «Золото Желтого лога»...

---

– Ваши мысли – это те же шлаки. От шлаков материальных вы очищаетесь голоданием, от духовных – медитаций.

Когда все члены группы усаживались в кружок, медленно раскачивались и повторяли однообразное «омм», Федя изо всех сил пытался сосредоточиться. Но мычал он не правильно. Его тонкий голос вибрировал без всякого вдохновения. Из его уст вылетал жалобный тоскливый звук, напоминавший поскуливание избитого щенка.

Федя старательно мычал, и было щекотно губам. За решетчатым окном кружились снежинки. Бурчало в животе, очень хотелось есть. Хотелось толстую сочную сардельку, жареной картошки, соленого пупырчатого огурчика, густых щей со сметаной. До смерти хотелось шоколадку. А снежные шарики на кольях решетки напоминали сливочное мороженое.

– Мясо содержит трупный яд, – объяснял гуру, – страх, который испытывают животные на бойне, наполняет их кровь ядовитыми гормонами – Человек, который ест мясо, гниет изнутри. Все чакры закрываются он становится слепым и глухим. Он умирает. Его нельзя вылечить. Картофель и хлеб засоряют организм хлопьями крахмала. Кровь становится вязкой, как кисель.

Федя продолжал мычать, но думал о том, что сейчас хорошо бы выйти не куда-то в ледяной непонятный астрал, а просто на улицу, на свежий воздух. Там за мягкой голубоватой пеленой уютно светились вечерние желтые окна. А в зале было душно, пыльно, пахло потом. Гуру проходил вдоль круга и водил руками у каждого над головой. Проверял ауру. Босые ноги, маленькие, как у мальчишки, и всегда грязные, с длинными черными ногтями, ступали совсем неслышно.

Руки гуру надолго задерживались над Фединой головой. От рук исходил неприятный жар. Феде казалось, что голову его стискивает горячий тугой обруч. Он вертелся, стараясь скинуть с себя эту давящую тяжесть, но жар от твердых ладоней гуру становился сильнее. Все внутри Феди сопротивлялось этому жжению, мир раскалывался на две неравные части. В одной был тихий вечерний снегопад, теплый свет в окнах соседнего дома. Люди за окнами ужинали, ели котлеты, жареную картошку, смотрели телевизор, разговаривали, чай пили с сушками и пастилой. Дети делали уроки, их гнали спать в десять, как раз тогда, когда начинался какой-нибудь крутой боевик.

Это была не правильная жизнь. Гуру говорил, что все эти люди мертвецы, у них внутри гниль. И только избранные, которые не едят сардельки, котлеты с картошкой, которые обливаются ледяной водой, голодают, сидят в позе лотоса и умеют растворяться в великой пустоте, по-настоящему живы. Мама, Славик и все в группе были в правильной, живой половине расколотого мира. А Федя зависал где-то посерединке, в черной глухой трещине.

Они со Славиком уже полгода не ходили в школу. Федя слышал, как мама разговаривала по телефону с директрисой.

– Мальчики посещают другую школу, частную, – говорила мама.

На самом деле, кроме занятий с гуру, они ничего не посещали. Они не учились, как другие. Гуру говорил, что математика, русский, география им не нужны. Зачем им мертвые науки, если они постигают высшую истину и впитывают космическую энергию?

Но Феде нравилось читать, писать, решать примеры и задачки. Он сидел в позе лотоса и думал не только о сардельке с картошкой, но вспоминал задачки из учебника второго класса.

«Из пункта А и из пункта Б одновременно выехали навстречу друг другу два велосипедиста…»

Федя представлял себе узкую тропинку, быстрые жаркие проблески солнца сквозь листву и двух мальчиков, которые крутят педали. Колеса подпрыгивают на корнях, ветки старых берез свисают так низко, что иногда касаются волос на макушке, словно мимоходом гладят по голове. Два велосипедиста, Славик на своем взрослом «Вымпеле» и Федя на своем стареньком подростковом «Орленке», должны встретиться в точке В, на поляне, у маленького, подернутого бледной ряской пруда. В пруду поет лягушачий хор, солнце садится в румяную толстую тучу, значит, завтра будет дождь.

Гуру велел маме привести Федю к восьми утра одного, без Славика. Занятий в этот день не было. Гуру предупредил, что ребенок не должен ничего есть с вечера.

Утром гуру принял их не в большом зале, а в маленьком кабинете, похожем на медицинский. У клеенчатой банкетки, покрытой простыней, стояла какая-то странная машина вроде радиоприемника. От передней панели тянулись провода, и с этими проводами возился, присев на корточки, незнакомый дядька в белом халате. Феде он сразу не понравился. Черные, плоские, намазанные жиром, волосы, усы и бородка вокруг ярко-красного пухлого рта, маленькие глазки то ли серые, то ли зеленые.

Гуру потрепал Федю по щеке, протянул стакан с темно-коричневой мутной жидкостью. Федя зажмурился и выпил залпом. От знакомого гадкого горьковатого вкуса свело скулы. Травяной настой на этот раз был слишком крепким, застрял в горле колючей каракатицей. Даже слезы из глаз брызнули. Гуру внимательно наблюдал, ждал, пока Федя проглотит положенную порцию гадости, а потом велел раздеться и лечь на банкетку.

Черный напомаженный дядька смазал ему виски и пятки чем-то липким. К коже приклеили лейкопластырем холодные колючие провода.

– Закрой глаза, – приказал гуру.

– Ты уверен, что он выдержит? – донесся до него сквозь нарастающий звон в ушах голос напомаженного дядьки. – Доза-то взрослая.

– Этот выдержит, – успокоил его гуру, – его в любом случае нельзя оставлять.

«Конечно, нельзя, – неслось в Фединой голове, – скоро конец света, все погибнут. Если я останусь здесь, тоже погибну. Надо слушаться гуру. Он знает, как спастись. Я верю гуру. Он заберет нас к золотой реке, очень скоро нам всем станет хорошо и спокойно. Гуру знает место на земле, где можно спастись. Желтый Лог… золотая река Молчанка… надо молчать и слушаться гуру… далеко в Сибири, в глубине тайги, есть город солнца, место, где мы спасемся…»

Перед глазами вспыхивали ослепительные золотые огни. Голова пылала, словно в ней плескалось расплавленное золото. Сквозь жгучий золотой мрак Федя видел бледное, сосредоточенное лицо своей матери. Она тоже думала о страшном конце света, о прекрасном золотом спасении, она тоже знала, что надо во всем слушаться гуру и никому не рассказывать про Желтый Лог и город солнца, иначе все бросятся туда, а всем, конечно, не хватит места.

– Желтый Лог… город солнца… – без конца повторял Федя, вытянувшись в струнку на жесткой койке в детской психиатрической больнице и слабо шевеля запекшимися губами.

Это были первые слова, которые он произнес после четырех лет молчания и однообразного, пустого «омм».

Глава 3

Сначала Никита решил не выходить из квартиры хотя бы несколько дней. Пока ехал в такси от Сокола до Кропоткинской, все пытался сообразить, что надо купить в ночном супермаркете. Он по наивности своей полагал, что будут они у него, эти несколько дней.

Сахар, чай, кофе, сигареты, зубная паста, мыло… Этот простой перечень заставил его вздрогнуть. Господи, ведь только что чуть не убили. Валялось бы сейчас мертвое тело под горой витринных осколков, накрыли бы черным полиэтиленом, увезли в морг. И не надо было бы ни кофе, ни сигарет, ни мыла. А где-то рядом кружила бы удивленная растерянная душа, которую выдернули из теплой оболочки значительно раньше положенного срока.

В такси тихо играла музыка. Мимо окон плыл ночной город, такой родной и такой равнодушный.

– Знаете, меня сейчас чуть не убили, – услышал Никита собственный хриплый насмешливый голос.

– Да ну? Правда, что ли? – так же хрипло и насмешливо отозвался таксист, не поворачивая головы.

Играл оркестр Поля Мориа. Сладкая композиция из мелодий Франсиса Лея.

– Чуть не убили, но, наверное, все-таки убьют. Достанут. Им очень надо, – пробормотал Никита совсем тихо.

– Что? – переспросил таксист.

– Вот здесь направо, – громко произнес Никита. Оказавшись дома, бросив на лавку в прихожей пакет с запасами, он машинально включил чайник, потом стал двигать тяжеленный дубовый буфет на кухне. Он подозревал, что один не справится. Десять лет назад, когда был ремонт в квартире, буфет двигали трое крепких грузчиков. Они вспотели, изматерились до икоты, проклиная добротный цельный дуб.

– Жить захочешь – сумеешь, – сказал он себе и навалился на дубовый буфетный бок.

Семейная реликвия ста пятидесяти лет от роду не собиралась двигаться с места. Внутри жалобно звякали чашки. За буфетом была забитая намертво дверь черного хода.

Восемьдесят лет назад, в 1918-м, этот черный ход спас жизнь поручику Сергею Соковнину, двоюродному прадеду Никиты. Поручик успел удрать от чекистов, когда пришли его арестовывать. Потом, при советах, как говорила бабушка Аня, был забит парадный ход, и все пользовались черным. Квартиру Ракитиных поделили на крошечные клетушки. Она стала коммунальной. Был даже какой-то квартирный актив, который возглавляла дворничиха Пронькина.

А поручик Соковнин выжил, умудрился удрать на пароходе в Константинополь, оттуда перебрался в Америку, женился, успел нажить троих детей, а в сорок четвертом погиб в возрасте пятидесяти двух лет, в чине полковника армии США, подорвался на фашистской мине где-то в окрестностях Парижа.