Владимир Губарев - Зарево над Припятью

• Название: Зарево над Припятью
• Автор: Владимир Губарев
• Издательство: Молодая Гвардия
• Жанр: Публицистика
• Год: 1987

Книга писателя и журналиста, редактора газеты «Правда» по отделу науки Владимира Степановича Губарева повествует об аварии на Чернобыльской АЭС, об истории развития отечественной атомной промышленности, о настоящем и будущем мирного атома.

---

Смешавшись с горняками, я пытался найти знакомые черты шахтерского шествия, так ярко описанного Борисом Горбатовым. Искал и не находил. Очевидно, потому, что вокруг стоял город, а степь была где-то далеко за ним, и проезжали автобусы – везли на работу шахтеров с окраины. И не было грязных, рваных спецовок, а белоснежные рубашки и разноцветные галстуки придавали толпе нарядный, даже праздничный вид. Мне казалось, что я очутился в колонне демонстрантов, и только транспарантов и музыки не хватает, чтобы иллюзия была полной.

– Как в театр идем… – угадал мои мысли знакомый горняк.

Мы разговаривали с ним накануне о житье-бытье, сейчас и в тридцатых годах, когда он впервые попал на шахту.

– Помню, выступали тогда агитаторы на митингах, – продолжал он, – и говорили, что настанет время, когда мы в шахту не в грязных портках и куртке ходить будем, а в лучших своих костюмах. Не верили мы, посмеивались… А нынче так и случилось. Бабку свою сегодня на заре поднял: гладь, говорю, рубаху, не срами меня перед людьми…

Он замолчал. И зашагал рядом дальше, легко и торжественно.

Впереди вырисовывался контур копра. Гигантские колеса наверху его крутились навстречу друг другу, словно соревнуясь в быстроте. Шахта уже проснулась.

– Ну, прощайте, – сказал горняк, – можэт, под землей еще свидимся. А нет, так я вечерком зайду в гостиницу, погутарим.

– Мне ведь тоже туда, – попробовал возразить я и показал на копер.

– Посмотрите скачала, что наверху делается. Шахта и там, и здесь. На земле она начинается и кончается.

Люди, миновав клумбу с цветами, скрывались за дверью двухэтажного корпуса, едва видневшегося сквозь зелень деревьев, а выходили с другой его стороны уже удивительно похожими друг на друга. Защитного цвета спецовки, каски, пристегнутые к поясам батарейки и электрические фонари… Я невольно сравнил их с летчиками. Шахтеры урановой шахты готовились к вахте.

А на небе сияло солнце, шумела листва, и гулко стучали компрессоры.

Человека, не знающего шахту, наземное оборудование поражает: и размеры барабанов клетьевой машины, и диаметр троса, убегающего в ствол, и автоматическое управление скиповым подъемником – этот трудяга, как часовой механизм, снует туда и обратно, вытягивая наполненные рудой вагонетки и опуская пустые. Удивляют гиганты компрессоры. Они отделены от других строений, даже дверь закрыта. "Посторонним вход запрещен", – предупреждает табличка. И кажется, что «посторонние» – все, потому что компрессоры работают сами по себе, подавая в шахту воздух, который вырывает из тела земли драгоценную руду.

– Должен показать вам наш поверхностный комплекс обмена вагонеток, главный инженер Алексей Трофимович Казаков направился к копру. – Это лучший в горнодобывающей промышленности. Я не хвастаюсь, просто горжусь, что автоматизация и механизация поверхностного комплекса ocуществлены на нашем комбинате…

Алексей Трофимович привычно взбежат по лестнице.

Мы оказались у шахтного ствола.

Уткнувшись одна в другую, стоят пустые вагонетки.

Вокруг – переплетение рельсов. Тихо. Толстый стальной канат бесшумно струится в центре ствола.

Неожиданно из глубины шахты вынырнула клеть – показалась первая вагонетка с рудой. И в то мгновение, когда она застыла возле нас, длинная дгеталлическая рука уперлась в пустую вагонетку и начала двигать ее к клети. Вагонетка гулко ударила свою груженую напарницу, толкнула ее и остановилась. Та покатилась по рельсам. Клеть дрогнула и поднялась немного выше. Вынырнула вторая вагонетка с рудой. Спустя две секунды она уже последовала за первой. А двухэтажная клеть с пустыми вагонетками бесшумно провалилась вниз.

Столь непривычно выглядело происходящее, что я оторопел. Вокруг ни души, а вагонетки меняли друг друга не торопясь, без суетни, методично и как-то деловито.

Какая красота в грубых вагонетках, в толкателе, в замасленных шпалах? Кажется, нет ее… Ничто HP должно радовать глаз, а ты стоишь зачарованный и смотришь… Красота, видимо, в том, что человек заставил эти тяжелые конструкции действовать с ювелирной точностью. Вот что делает автоматика!

Пришла очередная клеть. Полная вагонетка тронулась в путешествие по земле. Я пошел следом.

Рельсы слегка наклонены, и вагонетка постепенно убыстряет свой бег. Приходится прибавить шагу. У радиометрической контрольной станции ее движение замедляется. Специальные гасители останавливают вагонетку у измерительной аппаратуры – определяется содержание урана в руде. Проходит секунда, и вагонетка вновь продолжает путь. На "железнодорожном перекрестке" уже включена стрелка. Вагонетка идет на «свой» опрокидыватель. Если концентрация урана большая – в самый левый, чуть меньше – в другие. У опрокидывателей тоже есть "руки"; они заставляют вагонетки опять толкать друг друга – на сей раз груженая занимает место пустой. Включается вибратор, вагонетка опорожняется и теперь вновь должна вернуться к шахтному стволу.

Вся процедура занимает несколько минут…

На шахтах Донбасса и Криворожья три десятка лет назад родилась добрая традиция. Если суточный план выполняется, над копром загорается красная звездочка.

Мол, смотрите, люди, шахта работает хорошо.

Я поднял голову, пытаясь разглядеть, горит ли и над этим копром звездочка. Наверху реял флаг. Позже я узнал, что уже в течение нескольких лет не было суток, чтобы комбинат не выполнял план. За отличные показатели он регулярно завоевывает переходящее Красное знамя. Оно-то и реет теперь над копром. В канун 50-летия Великого Октября комбинат был награжден орденом Трудового Красного Знамени.

В День шахтера на городском стадионе праздник. Его открывает колонна горняков, под аплодисменты переполненных трибун совершающая круг почета. Впереди – прославленные мастера, с орденами на груди. Среди них Андрей Андреевич Головатый и Андрей Александрович Скрыпник – два человека, с которыми неразрывно связана новая история Желтых Вод, история становления и развития уранового рудника в Криворожье.

Однажды вечером оба они пришли ко мне. Интервью было записано на магнитофон. Итак, первое слово Андрею Андреевичу Головатому:

– Если рассказывать сначала, то приехал я сюда в 1927 году, 9 мая. Пришлось начинать трудовую деятельность разнорабочим, а закончил ее заместителем начальника шахты. Освоил все шахтерские специальности.

12 августа 1941 года эвакуировался на Урал. Был там до 1942 года проходчиком. В то время я пошел, как говорилось тогда, на рекорд. За смену выполнил норму па 1258 процентов. С этого дня стал "тысячником". А еще нас называли "гвардейцы труда". За мной последовали товарищи.

Когда Кривой Рог освободили, вернулся сюда. Работали не хуже, чем на Урале. Понимали, что руда нужна стране. В 1948 году я попросился на отстающий участок № 3, где и оставался до 1952 года.

– Удалось поправить дела на этом участке?

Андрей Андреевич улыбнулся:

– В 1949 году меня наградили орденом Трудового Красного Знамени. Это говорит само за себя.

– А другие награды есть?

– Орден Ленина… И еще у меня большая радость:

однажды студенты сказали, что мое имя упоминается во втором томе "Истории Великой Отечественной войны".

Я пошел в библиотеку, посмотрел, действительно, обо мне пишут. Вот и все, пожалуй…

Почти полвека прожил здесь Андрей Андреевич Головатый. Целую жизнь. Я спросил его:

– Что-нибудь осталось от прошлого в городе?

– Только воспоминания и старая шахта "Капитальная". Даже не верится сейчас, когда идешь по улице, что ничего, кроме степи и грязи, не было…

Где-то внизу, у самой речки, стоял барак. Окна – у земли, пол – на метр ниже. Деревянные нары без матрасов и простыней служили постелями. Сбитый из досок ящик заменял обеденный стол. Семейные отгораживались от остальных занавеской. Но никого из смертельно уставших шахтеров не беспокоил голосистый рев младенцев. Даже во сне им слышался стук обушков и лопат.

Утром натягивали не успевшую просохнуть спецовку и шли к карьеру. Скользкие деревянные ступени уходили вниз, и люди исчезали в шахте, чтобы оттуда на своих спинах выносить куски руды.

Постепенно наступали перемены. На открытие образцового барака собрались все жители поселка. На него смотрели как на чудо, потому что в длинном глиняном доме стояли кровати, хоть и без пружин, но железные, были простыни, подушки, набитые соломой, и даже радио.

– Когда обращаешься к прошлому, – говорит Андрей Андреевич, – почему-то в голову лезут пустяковые случаи.

– Какие?

– Например, верблюды. Пекарни у нас тогда не было, хлебом снабжал некто Карпиков. Приехал этот Карпиков из Средней Азии и захватил с собой двух верблюдов. Воду и муку на них возил. Сильно мы удивлялись тогда, глядя на них. Ничего, добрая скотина. Нашу грязь – осенью и весной поселок в болото превращался – месили, и хоть бы что. Лошадь не всегда пройти могла… Или другой случай. Как-то после смены увели козу у Марьи и оставили в шахте. Утром приходят горняки, вдруг видят в темноте два огонька горят и что-то белое летит к ним навстречу. Испугались ребята и что было сил наверх. А одной шахтерке страх ноги приморозил, и она осталась как вкопанная. Коза подбежала к ней, прижалась, не отходит… Года два вспоминали про это… Мало веселого в нашей жизни было…