Федерико Андахази - Анатом

• Название: Анатом
• Автор: Федерико Андахази
• Издательство: Махаон
• Жанр: Современная проза
• Год: 2003
• ISBN: 5-18-000523-X, 950-742-787-2

Средневековье. Свирепствует Инквизиция. Миром правит Церковь. Некий врач — весьма опытный анатом и лекарь, чьими услугами пользуется сам Папа — делает ошеломляющее открытие: поведением женщины, равно как ее настроением и здоровьем, ведает один единственный орган, именуемый Amore Veneris, то есть клитор...

В октябре 1996 г. жюри Фонда Амалии Лакроче де Фортабат (Аргентина) присудило Главную премию роману «Анатом», однако из-за разразившегося вокруг этого произведения скандала, вручение премии так и не состоялось. «Произведение, получившее награду, не способствует укреплению наивысших духовных ценностей» — гласило заявление Фонда, отражая возмущение «общественного мнения» откровенно эротическим содержанием романа. В 1997 г. книга выходит в издательстве «Планета» (Испания) и становится, к вящему стыду Фонда Лакроче, бестселлером номер один.

---

Когда исполнился месяц со времени прибытия девочки в дом, донна Сидонна надела на нее платьице с множеством кружев, надушила жасминовой водой и приказала позвать священника, чтобы тот совершил первое таинство —само собой разумеется, хорошая проститутка должна быть крещена. Донна Сидонна обсудила со священником цену этой услуги, и они в конце концов достигли соглашения относительно платы: священник требовал ласк одной из девиц каждый день в течение месяца, причем желал иметь ее «per tutti gli orifizi». Донна Сидонна предлагала услуги только в течение одной недели и без всяких изысков. Сошлись на том, что священник будет пользоваться услугами одной проститутки в течение двух недель и иметь ее «per tutti gli orifizi». В тот же день малышку окрестили, и донна Сидонна дала ей имя Нинна.

Нинна жила вместе с восемью такими же девочками, но ее отличие от других «воспитанниц» дома проявилось очень скоро. Никто не рыдал с такой силой и не ел с таким аппетитом — таким, что соски Оливии становились лиловыми к концу каждого кормления. И, в отличие от остальных, Нинна решительно отвергала свивальники, которыми донна Сидонна пеленала ее по ночам. Плач, которым она выказывала свой протест, был так заразителен, что остальные начинали хором вторить, подобно тому, как нанятые плакальщицы на похоронах подражают рыданиям безутешной вдовы. Это было первое, весьма невинное проявление опасной строптивости. Хорошая проститутка, как и хорошая жена, должна быть послушной, покорной и благодарной.

По мере того, как девочка вырастала, становясь рослой и красивой, развивался и ее взрывоопасный нрав. В зеленых широко открытых глазах с длинными изогнутыми черными ресницами видны были ум, коварство и сарказм, который возбуждал у окружающих тот же страх, что вызывает взгляд змеи у ее жертвы. В суеверных душах при виде девочки пробуждался ужас и самые черные предчувствия. У людей религиозных просыпался страх перед адскими силами, поскольку общеизвестно, что ум в красивой женщине — знак ее связи с дьяволом.

Незадолго до того, как Нинне исполнился год, она начала бормотать первые слова и, что удивительно, совсем не те, что на своем детском языке лепетали остальные. Если маленькие питомицы начинали называть кормилиц по имени и, в знак благодарности, обращаясь к донне Сидонне, называли ее mamma, Нинна словно не замечала присутствия своей благодетельницы и даже не удостаивала ее взглядом. Ни к чему не приводили усилия нянек, которые на руках подносили ее поближе к mamma, добиваясь от нее хотя бы улыбки. Ничего не вышло, они добились лишь того, что девочка приветственно отрыгнула у носа своей покровительницы. Донна Сидонна утешала себя тем, что Нинна еще очень мала и не понимает, что ей досталась лучшая участь, которая может быть уготована женщине. Ее девочки еще не могут сосчитать, сколько денег истрачено на каждую из них. В конце концов, донна Сидонна только освободила их родителей от труда вырастить женщину. Наверняка родители маленькой Нинны страдали от того, что их дочь похитили, но лучше пережить горе один раз, чем горевать всю жизнь. В самом деле, родители должны радоваться. Кто, если рассудить, может быть счастлив, произведя на свет дочь? Расходы за расходами, пока дочь ходит в девицах, а если ей повезет найти мужа, еще надо разоряться на приданое. Если бы все рассуждали так, как она, — думала донна Сидонна, — эти выжиги-ростовщики не могли бы наживаться на бедных и отчаявшихся отцах замужних дочерей. И потому ее радовала девочка — даже ее коварная отрыжка, даже невоспитанность. Все это свидетельствовало о том, что ее ждала иная жизнь.

Однажды утром, когда донна Сидонна пришла проверить, как спит ее неблагодарная «дочь», она обнаружила, что малышка стоит на постельке и, не отрываясь, пристально смотрит на нее. К крайнему изумлению донны Сидонны, Нинна встретила ее приветствием:

— Puttana… — сказала она, превосходно выговорив слово, и добавила: — Дай мне десять дукатов.

Это были первые пять слов, произнесенные Минной. Донна Сидонна осенила себя крестом. Если бы она могла, то выбежала бы из комнаты. Но она так перепугалась, что сумела только издать жалобный вопль. Донна Сидонна решила, что эти пять слов — несомненный знак, что малышка одержима злым духом. Поэтому дело решилось довольно быстро.

Еще до того, как у Нинны развилась грудь, а соски приобрели твердость миндального ореха и размер и гладкость лепестка, ее перепродали торговцу за десять дукатов, то есть, за полцены, которую когда-то заплатила ее благодетельница. Как-то летним утром она была продана на торгах на городской площади вместе с группой рабов-мавров и молоденьких проституток, за нее просили песо, и в конце концов ее купила madonna Крета, дама человеколюбивая и, между прочим, хозяйка одного из венецианских борделей.

III

Нинна — так было выгравировано на браслете — получила новое, более изысканное имя — Нинна София. Она была самой младшей «воспитанницей» борделя. Ее новой mamma была теперь мадонна Крета, неплохо преуспевшая и уже оставившая свои занятия куртизанка. От мадонны Креты не приходилось ждать ни нежностей, ни забот, какими щедро осыпала Нинну ее прежняя благодетельница. И еще меньше — терпения. Заполучив девочку и придирчиво, словно кочан салата, осмотрев ее, она поздравила себя с новой покупкой, подумав, что через несколько лет — два-три года — ее небольшое вложение капитала сможет начать приносить доход. В Венеции не было недостатка в знати, священниках, педерастах, и, разумеется, эти три составляющих давали разнообразнейшие комбинации. Да, это была хорошая сделка, сказала себе мадонна Крета. Она уже представляла себе лицо messere Джироламо ди Бенедетто при виде этой нетронутой юной плоти. Каких денег он ни заплатит за то, чтобы ласкать своими старческими пальцами этот завиток вульвы, чего только ни отдаст, чтобы потереться УВЯДШИМ членом о крепенькие бедра ее юной питомицы. Мадонна Крета уже предвкушала, как станет считать золотые дукаты. Но все получилось не так удачно.

Нинна София осмотрела новую спальню, которую ей предстояло делить с четырьмя уже взрослыми питомицами мадонны Креты. Комната была хуже конюшни, да и воняло здесь, как в стойле. Окон не было. Вдоль стен стояли деревянные кровати, на которых вместо тюфяков лежали мешки с соломой, а на краешках сидели ее новые подруги. Все они были рабынями, купленными за несколько дукатов. Одна — беззубая, у другой — явно выраженный застарелый сифилис, еще две сидели, потерянно уставясь в одну точку. В их взглядах читалось смирение и печаль, которая не покидает человека до последнего дня, — а он, судя по всему, для каждой из них был недалек. В комнате едва можно было дышать. Нинна Coфия выразила свое недовольство жалобным криком, перешедшим в громкий плач. Когда дверь открылась, Нинна, ожидавшая увидеть свою кормилицу Оливу, успела только разглядеть мощную фигуру приближающейся к ней мадонны Креты. После первых трех пощечин она поняла, что, если перестанет плакать, прекратятся и побои. Так и случилось. И тогда-то малышка Нинна обещала себе больше не плакать никогда в жизни. И сдержала слово.

Она становилась все более неуправляемой, все более жесткой и опасной. Нинна София была ядовитым цветком.

Напрасны были наказания, которым с удовольствием подвергала ее мадонна Крета. Ни к чему не приводили ни удары ремнем по спине ни ночные стояния на коленях на зернах кукурузы, ни посулы всех кругов ада. Нинна София смотрела на свою покровительницу зелеными глазами с длинными изогнутыми ресницами, глазами, в которых с каждым разом светилось все больше ума и злости и в которых не было ни слезинки, смотрела с джокондовской улыбкой и тихонько спрашивала: — Вы уже закончили, мадонна Крета?

Мадонна Крета решила, что если малышка достаточно выросла, чтобы не слушать ее наставлений, то ей пора зарабатывать себе на хлеб. И мадонна Крета, как уже давно задумала, отправилась в дом к messere Джироламо ди Бенедетто, чтобы рассказать ему о своей новой подопечной.

Messere Джироламо, один из самых процветающих шелковых фабрикантов в Венеции, а до прошлого года еще и глава гильдии, был уже стар и потому решил удалиться от публичной жизни и целиком предаться праздности, чтобы насладиться немногими годами, которые ему остались. На самом деле, он и без того всю жизнь пребывал в праздности, только сейчас, вместо того чтобы играть в карты с коллегами в своей конторе в гильдии, он занимался этим в своем весьма гостеприимном палаццо. У messere Джироламо ди Бенедетто было две слабости: карты и дети. Разумеется, он терпеть не мог, когда его называли педофилом. В конце концов, что дурного в том, чтобы любить детей и сколько-то помогать им деньгами, особенно если родители ребенка бедны?

Цена, которую назначила мадонна Крета, показалась ему довольно высокой, но он не стал возражать: денег у него было предостаточно, даже если бы он захотел истратить их все, то за оставшиеся ему годы не сумел бы. И хотя было хорошо известно, что у него сохранилась привычка скупиться, в таких деликатных вопросах он не останавливался перед затратами. Он лишь попросил мадонну Крету подробно описать ему девочку. Messere Джироламо ди Бенедетто слушал с отрешенным видом и, казалось, наслаждался самим предвкушением. Если бы messere мог знать, как обойдется с ним малышка Нинна, он предпочел бы умереть в тот же день.