Вениамин Шехтман - Инклюз

• Название: Инклюз
• Автор: Вениамин Шехтман
• Жанр: Фэнтези

---

— Ну, так прыгай за борт и плавай кругами, — пробормотал Зулеб.

Я же, как не вовлеченный в их антагонизм, не разделял его цинизма и предложил монаху лечь в дрейф возле берега, только следить, чтобы лодка не удалялась от берега. Ведь для этого уметь грести необязательно, он наверняка справится.

Не оценивший моей заботы монах с сарказмом ответил:

— А вы, надо думать, прекрасно представляете, куда идти и что делать?

— Нет, — терпеливо сказал я, — понятия не имею. Однако думаю, что раз вам путь заказан, мне придется разобраться самому.

— Ни в чем вы не разберетесь, — довольно грубо заявил Кармелит. — Постойте оба и послушайте.

Зулеб со вздохом опустился на невидимый берег и подпер щеку кулаком, изготовившись слушать. Я же остался стоять, надеясь, что инструкции будут не слишком пространными.

— Выслушайте историю истинную и значимую, — начал брат Ожье с некоторой заунывностью и я, поняв, что надеждам сбыться не суждено, уселся рядом с Зулебом, в точности повторив его вздох.

— В лето господне 1156-е святой Бертольд Калабрийский, основатель и учредитель ордена нашего, стал счастливцем, которому было явлено второе за его жизнь чудо господне. Про первое — явление Господа над осажденной Антиохией — ведомо всем. Второе же, не менее дивное — тайна, хранимая капитулом ордена и теми из прочих, кого сочтут достойным.

Что это за чудо, спросите вы? Ответствую, не дожидаясь вопроса. Когда святой Бертольд помогал рыбакам здесь на Тивериадском озере, и так утомился, что заснул прямо в лодке, несомый ветром и баюкаемый зыбью, к нему явилась пресвятая Богородица. Поддержав его в решимости основать орден на святой горе Кармель, она даровала ему знание о чудном острове, хранящем святыню, которую она сама туда возложила при посредстве ангелов господних.

Видя путь к острову, словно бы прочерченный перед глазами его раскаленным до красна стилом, святой Бертольд направил свой челн к невидимым берегам. Лишь ему одному открылся остров и позволил ступить на него. Ни до, ни после никто, кроме ангелов господних, не свершал такого, чтобы и видеть остров Богородицы и ощущать его во плоти.

Выйдя на остров, святой Бертольд обратился к Пресветлой Деве с молитвой. Окончив же ее, сбросил на землю плащ и взошел на ствол акации, что растет в самом высоком месте острова. И,когда ведомый верой, сделал он шаг выше вершины, свершилось необычайное: вместо того, чтобы рухнуть вниз к подножью дерева, святой ступил на мраморные плиты и перенесся в пещеру, в точности такую, как пещера Иоанна, где начинали свое радение отцы нашего ордена, только изукрашенную и исполненную великого духа.

Не касаясь ни стен, ни предметов, прошел святой Бертольд к стене пещеры и из указанного ему Богородицей кедрового ларца достал предназначенную ему реликвию. С великим почтением укрыл он ее у себя на груди, и, после жаркой молитвы Богородице и сыну ее, ушел прочь вершить подвижничество свое.

Реликвия же сия наполняет сердца братьев ордена милосердием и споспешествует тому, чтобы взлелеивали они в себе веру в горнее и сострадание к земному.

Когда же в лето господне 1187-е настало время для святого Бертольда взойти к трону Господню, поведал он братьям се.

Не навеки дарована реликвия, а лишь пока верны братья заветам и чаяниям основателя орденского и уставу священному, заверенному папой Гонорием III (о последнем не говорил святой, но подразумевал). И в любой момент может сгинуть она и снова придется свершить паломничество на тайный остров, с тем, чтобы вернуть ее. Но никому из братьев, ибо все они повинны в пропаже, не дозволенно будет ступить на святую землю острова. А равно и прочим служителям церкви Господней. Только мирянину будет дозволено это. Но ни ныне, ни в грядущем не откроется остров никому, кроме братьев ордена для всякого прочего невидим есмь.

— Ха! Ну, так что? Схожу — ка я за этой вещью и тронемся в обратный путь, — вставая заговорил Зулеб. Но брат Ожье взглядом вернул его на место.

— Ты не сможешь совершить это деяние, Зулеб. Если бы ты не перебил меня, то вскоре услышал бы, что магометанину не дастся в руки реликвия.

— Я не магометанин, я уже говорил, — вытолкнул сквозь зубы Зулеб, но кармелит уже обращался ко мне.

— Только добрый христианин, человек почитающий папу и славящий Иисуса, сможет помочь ордену вновь обрести драгоценную святыню.

— Э-мм… — смущенно начал я, но кармелит продолжал:

— Ибо сказал святой Бертольд, что никакой язычник, никто, кто поклоняется ложным идолам, не достоен войти в благословенную пещеру и рука его не возляжет на чудесный ларец. То ему открыла Богородица и явила образ ангела, сторожащего реликвию от сатанопоклоннических и языческих рук.

По окончании его тирады я кивнул. Такая формулировка меня устраивала.

— Идите же и добудьте нам искомое! Зулеб поможет вам влезть на дерево и проследит, чтобы вы смогли благополучно спуститься.

— Подождите, брат Ожье! А что представляет собой ваша реликвия? Что мне забирать, из, если я правильно запомнил, кедрового ларца?

Кармелит с благоговением коснулся своего скапулярия, будто черпая из него силу, и ответил:

— На взгляд непосвященного в ларце хранится кусок ветхой снежно-белой ткани с желтоватыми разводами. Но это ничто иное, как сбереженное богородицей покрывало, которым оборачивала она младенца Христа.

— Пеленка? — уточнил Зулеб.

— Именно, — подтвердил монах и так закаменел лицом, что Зулеб и не подумал шутить.

Как оказалось, передвигаться по невидимому острову сделалось необычайно легко, стоило лишь закрыть глаза. Тогда диссонанс между видимым и чувствуемым исчезал, и все превращалось в обычную прогулку безлунной ночью. Ноги сразу поняли, где подъем, а где спуск, и быстро вознесли меня на самую вершину пологого, усыпанного щебнем и поросшего жесткой травой холма, каковым был остров Богородицы. Не знаю, закрывал ли глаза Зулеб, но он оказался даже проворнее меня, потому что первым нашел дерево. И хорошо, что это был он. Дерево отличалось изрядными для акации колючками и крайне твердой корой. Зулеб ударился локтем о ствол и, судя по его шипению, это было больно.

Нащупав ствол руками, я определил, где находятся нижние ветки и, подталкиваемый и поддерживаемый Зулебом, принялся карабкаться по акации, не видя ее, но чувствуя, как шипы рвут мои манжеты и цепляются за панталоны.

Дерево по мере моего подъема становилось тоньше, ствол начал раскачиваться. Заподозрив, что падение с невидимого дерева может принести те же увечья, что и падение с дерева обыкновенного, я стал осторожнее.

Когда, вытянув руку, я обнаружил, что стою на последней ветке способной выдержать мой вес, а выше лишь тонкая верхушка и небеса над ней, мне пришла в голову неприятная мысль: в какую сторону я должен шагнуть чтобы оказаться в пещере, а не на земле со сломанными ногами?

Цепляясь одной рукой за верхушку акации, я принялся шарить вокруг, надеясь, что упомянутые монахом "мраморные ступени" проявятся. Увы, надлежало быть решительным и довериться истинности слов святого Бертольда. Глубоко вздохнув, я отпустил руки и сделал шаг в пустоту, готовый сгруппироваться и покатиться, едва мои ноги коснуться земли.

Так я и сделал. Но ноги мои коснулись не щебнистой почвы, а полированного мрамора. Комичный должно быть был у меня вид, когда я катился по гладким плитам, на которые даже не рухнул откуда-то сверху, а ступил ровно с той высоты, с какой всегда ступает идущий человек.

Я открыл глаза. Чудо состоялось, вокруг была пещера и я ее видел. Она не впечатлила меня так, как святого Бертольда. Здесь было довольно тесно, а свет, падавший через щели в каменном своде, тускловатый и словно свечной, позволял видеть, что помещение, если и было обитаемым, то давно. Несмотря на то, что ни пыль, ни грязь не скопились на убранстве и утвари, человеческого дыхания тут явно не хватало.

Зато сразу делалось понятно, что долго искать реликвию не придется. В пещере был только стол, два карла, длинная лавка, плетеный из лозы сундук и ларец. Вероятно, кедровый, но лак на нем так почернел от времени, что рисунок дерева совершенно не проглядывался.

Машинально обтерев руки платком, я склонился перед ларцом и с немалым трепетом приподнял крышку. С трудом провернулись бронзовые петли, крышка распахнулась, и я смог заглянуть внутрь ларца. Дыхание, которое я от волнения задержал, склонившись над вместилищем реликвии, с шумом восстановилось. Ларец был пуст.

Оторопело помотав головой, я заглянул в плетеный сундук. Там тоже ничего не было. Даже каких-нибудь крошек или дохлых мышей — совсем ничего. Полагаю, весть, которую я принесу брату Ожье, поставит его в тупик. Бедолага кармелит!

Брата Ожье мое сообщение так ошарашило, что сперва он просто отказался мне поверить. Я отнес его дерзость на счет нервического самочувствия и подтвердил, что все обстоит именно так: ларец на месте, пеленки — как ни бывало.