Геннадий Александров - Монархия и социализм

• Название: Монархия и социализм
• Автор: Геннадий Александров
• Жанр: История

Что такое победа и что такое поражение? Каковы критерии как одного, так и другого? Каким образом победа оборачивается поражением, а поражение — победой? Как так выходит, что сплошь да рядом человек, живущий в стране-победительнице считает, что его государство войну проиграло, а живущий в государстве, понёсшем поражение, всерьёз убеждён в том, что он живёт в процветающем государстве победителе?

Возьмём в качестве примера Вторую Мировую. Вот Потсдам, в Потсдаме три победителя, большая тройка — США, СССР и Великобритания делили мир. Давайте повнимательнее посмотрим на одного из «победителей» — Великобританию.

Война кончилась, пыль от бомбёжек оседает, на что же похожа Великобритания после войны? Разрушены заводы, фабрики, железнодорожные узлы, доки и портовые сооружения. В городах с лица земли стёрты целые районы. Потери жилого фонда составляют более четырёх миллионов домов. Каждый третий дом в Великобритании либо разрушен, либо приведён в состояние, непригодное для проживания. Примерно четверть населения нуждается в крыше над головой. Население голодает в самом прямом смысле. Практически все принадлежавшие англичанам компании были проданы американцам по бросовым ценам, кроме этого англичане были вынуждены влезть в долги. От английского торгового флота остались рожки да ножки. За годы войны немцы потопили более половины английских судов и образовавшаяся ниша была немедленно занята американцами. И самое скверное — после войны экспортировать стало нечего. В этом была главная проблема, английский экспорт умер.

Мы с недоумением спрашиваем каким таким образом среди победителей во Второй Мировой оказалась Франция? По зрелому размышлению мы должны задаться куда более интересным вопросом — каким таким образом в Потсдаме в числе победителей оказалась Великобритания? Что она там делала?

---

«Совок» не умер и умереть не может, «совок» — это социальная ядерная бомба, «совок» это средство по выходу из кризиса, из обрушения, из глубин поражения, «совок» это путь наверх.

Сегодня социализм шельмуется и демонизируется. Пропаганда, а сегодня пропаганда говорит на либеральном жаргоне, старательно увязывает само понятие социализма с «нацизмом», «тоталитаризмом» и «коммунизмом», причём именно в либеральном толковании перечисленных терминов. Не следует забывать, что сам либерализм в своей сути, в крайней форме, в чистом, так сказать виде, сводится вообще-то к очень простой формуле — «Man versus the State», то-есть «человек против государства». Либерализм противопоставляет одно другому, разрывает единство, утверждает, что интересы муравья не тождественны интересам муравейника и что не существуй сам «проклятый муравейник» и каждому отдельно взятому муравью жилось бы куда легче и куда лучше. «Муравей трудолюбив и избавившись от ига муравейника он способен сам устроить свою жизнь, он сам в состоянии решать, кем ему быть — солдатом, рабочим, трутнем или самою маткой!»

Вот главный постулат либерализма — «Интересы муравейника ничто в сравнении с личной свободой каждого отдельно взятого муравья!»

И с точки зрения этого самого отдельно взятого муравья, алкающего свободы, история Германии и России на протяжении двадцатого века действительно должна выглядеть как нечто непредставимо ужасное. Ну как же! Ведь там государство занималось «уравниловкой». «Вы можете себе представить — меня (меня!) такого умного, так тонко чувствующего и прочитавшего целую кучу романов, смеют уравнивать в правах с каким-то быдлом! Мне (МУРАВЬЮ!) говорят, что я — муравей!»

Хорошо. Мы уже знаем, что Германия и Россия это плохо, а их опыт, сын ошибок трудных, если и должен рассматриваться, то исключительно как пример того, «как не надо». Ладно, пусть так. Но как нам быть с Англией?

Как нам быть с Англией?

Как нам быть с английскими муравьями и английским муравейником? Куда мы пристроим их пример?

Вот, скажем, 6 апреля 1948 года в Англии был законодательно запрещён рост зарплат без соответствующего роста производительности. Добиться этого без поддержки профсоюзов было невозможно и профсоюзы на этот по понятным причинам очень непопулярный шаг пошли. «Массы» покряхтели и смирились. В чём причина такой сговорчивости? В Англии вроде не было никаких «кровавых воскресений» и «показательных процессов», никого не запугивали, но закон вышел и все промолчали. В тряпочку. Хотя всему свету известно, что англичане не рабы и вообще… А причина была проста как апельсин — перед страной была поставлена цель, ясная, проговоренная и объяснённая простыми и доходчивыми словами, и было честно сказано, что для достижения этой цели придётся трудно поработать. Всем. Всем, без исключения. Когда же трудности раскладываются на всех, они вроде как перестают быть трудностями. Трудности становятся трудностями только тогда, когда кому-то легко, а кому-то — трудно. Всё та же справедливость, без неё нам никуда. И справедливость в конце концов привела туда, куда справедливость обычно и приводит.

К концу 40-х социалистические реформы начали давать плоды, спад был остановлен, начался сперва медленный, а потом всё убыстряющийся рост, к 1950-му году экономика Англии росла на 4 % в год, 1950 был переломным годом. Эттли был честен с народом (настолько, насколько к политику может быть применимо само понятие «честность», конечно же) и всё, что делалась его правительством (во всяком случае во внутренней политике) обсуждалось гласно не только на партийных конференциях, но и в печати, как тот же визит Кейнса в США и все перепитии с получением американского займа (следствием чего, между прочим, стала вспышка антиамериканизма в стране). Ну и вот, 13 декабря 1950 года министр финансов сделал официальное заявление, встреченное населением с энтузиазмом — «the economic recovery of Britain and the sterling area as a whole has made such good progress that the dollar deficit has in recent months disappeared» («экономическое выздоровление Британии и стерлинговой зоны в целом проходит столь успешно, что в последние месяцы долларовый дефицит исчез»), в тот же день Англия поставила США в известность о том, что она желает, чтобы американская «помощь» по плану Маршалла была прекращена.

Английские газеты опять же сообщили об этом на первых полосах и сообщили с гордостью — Британия откзывалась от плана Маршалла. Здесь следует приостановиться и немножко подумать — сегодня нам рассказывают, что план Маршалла был некоей манной небесной, подарком судьбы, пролившимся на счастливцев золотым дождём. «Только глупые и упрямые «совки», не видевшие и не понимавшие собственной выгоды, отказались от плана Маршалла. Идиоты!» Но вот вам опять англичане. Они могли ещё почти два года продолжать ловить в подставленные ладони золотые струйки и радоваться, а они не просто руки за спину убрали, но ещё и официально от этой чести отказались. Американцы были ошарашены, потребовались переговоры, на которых Британия отвергла как сегодня принято считать — «подарок», и сделала она это по политическим мотивам, теперь она могла себе это позволить. Почему? Да вот почему — «Britain had turned the corner to prosperity». Британия дошла до рубежа, за которым её ожидало процветание.

И не успев повернуть за угол, Эттли принял план по «перестройке» в армии, была принята «программа перевооружения Британии» сроком на три года, во время которой было запланировано истратить 3 млрд. 600 млн. фунтов. Когда чуть позже к власти были приведены консерваторы, они подняли эту цифру до 4 млрд. 700 млн. фунтов. Получив в руки социалистическое государство, они могли себе это позволить. Социализм, который они же на словах и проклинали, позволил консерваторам не только отказаться от маргарина, но и позволил стране иметь кроме масла ещё и пушки.

Война (мировая, а за ней корейская) дала толчок новым технологиям, что означало не только нейлоновые носки и рубашки, но и новые заводы и, как следствие, рабочие места. Нужда же в рабочих руках изменила и привычный социальный ландшафт — в 1948 году газеты (а это означало государственную пропаганду) цитировали президента NALGO (профсоюз «белых воротнчков») — «мы с вами родились в мире, где служащие в социальном смысле безоговорочно доминировали, сознаёте ли вы, что этот мир ушёл навсегда?» К 1955 году средняя зарплата рабочего, занимавшегося ручным трудом, сравнялась с зарплатой двадцативосьмилетнего банковского клерка и превзошла зарплату государственного служащего того же возраста.

Всё, что я пишу о социалистических преобразованиях, касается Англии. Но как нам быть с остальной послевоенной Европой? Как нам быть с Францией, «с самой социалистической из всех капиталистических стран»? Там ведь тоже после войны были и национализация и центральное планирование. Чего только во Франции не было, там даже и пятилетка была. И оказалась эта первая пятилетка столь успешной, что плавно перешла во вторую и ещё более успешную. Вы думаете, что этот опыт будет забыт? Ну, что ж. Забудут, значит, забудут. Спишем на французское легкомыслие. Но как нам быть с опытом голландцев и бельгийцев? Как нам быть с итальянцами? Испанцами? Шведами, датчанами, норвежцами? Запишем и их в забывчивые?

72

Европа, не только Восточная, но и Западная, после войны поднималась из руин социализмом. Не «невидимой рукой рынка», а национализацией, не распылением, а концентрацией. Денационализирована была промышленность Германии и именно для того, чтобы ослабить побеждённое государство и те, кто это делал, а делали это государства победители, очень хорошо понимали, что они делают и зачем.

Что изменилось с тех пор? Изменилась только и только политическая риторика, но никак не суть, не ткань того, что мы называем жизнью государств.

Посмотрим на страны так называемой Старой Европы. Как вы думаете, что их объединяет? Что делает их похожими друг на дружку? «Как это «что»? — скажете вы мне. — Что за глупый вопрос. Будто и так не видно. Там очень хорошо живут. В пошлом материальном смысле — хорошо. Их жизнь — «устроена». Их жизнь «налажена».

И я с вами соглашусь, спорить тут трудно. Да, все эти страны живут неплохо. Но что ещё, кроме хорошей жизни, их объединяет? Что?

Нам не нужен телескоп, чтобы увидеть, и нам не нужно быть семя пядей во лбу, чтобы, увидев, понять, что все эти государства в той или иной степени являются государствами социалистическими. Они себя так не называют, социализм ими не выпячивается, о нет! наоборот, он ими прячется, он ими маскируется, но от этого он не становится несуществующим. Мы можем говорить только о степени «социалистичности», о процентном содержании социализма, мы можем говорить лишь о «формах» и «моделях», но все эти формы имеют одно и то же содержимое. Какую бы бутылку мы ни взяли, отхлебнув, мы обнаружим, что спорить можно лишь о «градусах», где сорок, где тридцать пять и где восемнадцать, но во всех бутылках будут «алкогольные напитки». В бутылках разного стекла, с наклейками разного цвета и с разными надписями на этих наклейках не будет чая и не будет молока. И чая с молоком там не будет тоже. Хотя на некоторых бутылках прямо так и написано — «Milk». «2 %». Но это для доверчивых. А стоит только хлебнуть и обнаружишь, что там не молоко, что процент гораздо выше и означают эти самые проценты вовсе не содержание жира, а что-то совсем другое.