Александр Солженицын - Знают истину танки !

• Название: Знают истину танки !
• Автор: Александр Солженицын
• Жанр: Русская классическая проза

---

Мантров приподымается, впивается пальцами в плечо Федотова.

Впервые мы видим его потерявшим самообладание:

— Полковник прав! А за что зарезали повара санчасти? За то, что он бандеровцам отказал в рисовой каше? Палачи! Грязные средства! Это — не революция!

Голос Федотова дрожит:

— Вы меня в отчаяние приводите! Если так…

Полковник:

— Вы — юноша, очень милый, чистый, очевидно — из хорошей семьи, и вы не можете быть сторонником этих бессмысленных убийств!

Федотов быстро переклоняется к нему и шепчет:

— А что вы скажете, если я сам, сам принял в них участие?!

Полковник, колыхаясь от смеха:

— Ха-ха-ха! Так не бывает! Рука, державшая перо, не может взять кухонного ножа!

— Но Лермонтов владел и кинжалом!..

— Вы-выходи на развод!!

громко орет в дверях надзиратель, тот черночубый, угреватый, читавший приговор девушкам.

Шум общего движения, ворчание, скрип вагонок. И уже первые зэки идут на выход мимо надзирателя,

Вид с крыльца. Свинцовое утро. Ветер. Небо с низкими быстрыми тучами. От крыльца к линейке тянется поток арестантов. Все они — уже в ватном, потертом и новом, больше — сером, иногда — черном. И летних картузиков ни на ком не осталось, а — матерчатые шапки-"сталинки".

Идут на развод, но многие сворачивают в сторону — туда, где стоит газетная витрина с крупным вылинявшим заголовком «ПРАВДА». Вокруг этой «Правды» — толчея, не пробиться.

И МЫ ТАМ,

через плечи смотрим, читаем меж голов — листовку:

марш освобождения!!

ДРУЗЬЯ!

Не поддавайтесь первому угару свободы!

Стукачи дрогнули, но хозяева — в креслах.

Они плетут нам новые сети. Будьте едины!

В о т н а ш и т р е б о в а н и я:

1. Свободу узникам БУРа!

2. Отменить карцеры и побои!

3. На ночь бараков не запирать!

4. Восьмичасовой рабочий день!

5. За труд — зарплату!

Бесплатно больше работать не будем!

Тираны! Мы требуем только справедливого!!

Федотов сам не свернул, но с улыбкой смотрит, как сворачивают к газетной витрине.

Его глаза блестят. Он запрокидывает голову, глубоко вдыхает, вдыхает и говорит никому:

музыка смолкла.

— Ах, как хорошо у нас в лагере дышится! Что за воздух стал!

С ним поравнялся кто-то и сует ему незапечатанный конверт:

— Володька! На, прочти быстро, что я пишу, и пойдем вместе бросим.

Федотов изумлен:

— А я при чем?

— Как при чем? Читай-читай! Что я не о п е р у пишу, а домой. Вместе запечатаем и бросим. Теперь все так делают. Чтоб за стукача не посчитали.

Федотов весело крутит головой, просматривает письмо на ходу:

— И я в цензоры попал! Нет, что за воздух?! Ты чувствуешь — что за воздух!

Они быстро идут. Автор письма заклеивает конверт и при Федотове бросает его в почтовый ящик на столбе.

Густая толпа на линейке. Оживление. Смех. В толпе курят, ходят, проталкиваются, играют (удар сзади — "узнай меня!"), беспорядочно стоят во все стороны спинами. Потом спохватываются и перед самым пересчетом и обыском разбираются по пять.

Мантров сбочь линейки стоит рядом с дюжим нарядчиком. Тот с фанерной дощечкой, пересчитывает каждую бригаду и записывает. В молодом приятном лице Мантрова — обычное самообладание.

Нарядчик сверяется с дощечкой:

— Мантров! У тебя на выходе — двадцать один. Меженинова оставишь в зоне.

Мантров поднимает бровь и усталым изящный движением кисти показывает:

— Дементий Григорьич! Вы — останетесь.

Строй бригады (уже первая пятерка проходят). В нем Меженинов.

Его большое лицо, крупные черты, брови седые. Давно не брит. Мягкие глаза его сверкнули твердостью:

— Почему это я должен остаться? Д л я к о г о? Голос нарядчика:

— Ничего не знаю. Распоряжение такое.

Но Меженинов, кажется, понял и знает. Непреклонно смотрит он чуть подальше, на…

лейтенанта Бекеча. В нескольких шагах от линейки недвижимо стоит

Бекеч. Он скрестил на груди руки. Нахмурился. Шапка барашковая большая, сам маленький. Молодой Наполеон?

Меженинов возвышает голос:

— Передайте, нарядчик, тем, кто вам велел: дурак только к ним сейчас пойдет! Сегодня останешься — а завтра на койке зарежут.

Все слышал Бекеч. Еще хмурей. Неподвижен. Нарядчик, наверстывая заминку, пропускает быстро пятерки:

— Вторая! Третья! Четвертая! В пятой два. Следующая бригада!

Бригаду Мантрова (в ней и широкая спина полковника Евдокимова) видим сзади, как она пошла на обыск, распахивая телогрейки. Пять надзирателей в армейских бушлатах, перепоясанных поясами, стоят поперек линейки и встречают заключенных объятьями Иуды.

ШТОРКА.

Во всю ширину экрана видны по грудь четверо из одной пятерки: Меженинов, Федотов, Евдокимов и Мантров. Пятый изредка виден плечом, иногда скрывается и Федотов. И сзади них мелькают лица — лишь настолько, что мы чувствуем толщу колонны, идущей не похоронно, как в начале фильма, а скорей размашисто. Явно ощущается ходьба. За головами — свинцовое недоброе небо.

Меженинов рассказывает полковнику и Мантрову:

— В зеленом начале моего срока на тихой теплой подкомандировке оперчасть вербовала меня в стукачи. Удивляюсь сам — это не было легко, но я устоял. Был сослан в штрафную бригаду — на каменный карьер, мрачнейшие бандиты. И полгода тянул среди них…! Устоявши раз, устоявши два, — падать под конец как-то жалко.

Полковник усмехается:

— Все-таки, дОцент, вы в вызывающей форме отказались! При остатке срока в год — можно на этом и погореть.

Мантров внимательно прислушивается к их разговору. Федотов же не слышит. Он упоен, смотрит вперед и никуда. Когда объектив больше поворачивается в его сторону — слышно дуновение маршеобразной музыки.

Меженинов:

— На этом нас и ловят. В начале — мы боимся чересчур долгого срока, в конце — дрожим за освобождение. Это — психология набора 37-го года. С ней гнулись и подыхали. А я — сторонник вот этих новых боевых ребят. Тем более с е й ч а с! — чего дрожать? Простая разумная отговорка: боюсь, мол, что меня зарежут!

Резкий окрик:

— Ра-зобраться по пять! Раз-говорчики в строю! Меженинов:

— …Процедура чекистов, которой мы трепетали всю жизнь, вдруг оказалась такой неуклюжей: арест, протоколы, следствие, суд, пересуд. А здесь возмездие мгновенно: удар ножа! На рассвете. Все видят, что это — пострашней! И никто не только стучать не пойдет, — не пойдет и минуты с ними беседовать!

Полковник возмущен:

— Вы — интеллигентный человек, а отстаиваете какую-то дикую резню!

Меженинов:

— Прекрасное время! Где это есть еще на земле? — человек с нечистой совестью не может лечь спать!! Какое очищение!

Маршеобразные мысли Федотова. Окрик:

— Ра-зобраться по пятеркам! Кому говорят?! Полковник:

— Ав-вантюра!

Меженинов:

— Но мы доведены и приперты. А что бы вы предложили другое?

Полковник:

— Да если бы мне только дали сформированный современный полк…

Он приосанился. Он видит сейчас тот полк. Он уже почти им командует…

…я б этим псам показал!

Меженинов:

— Но тот, кто сформировал бы полк, нашел бы ему командира и без вас, учтите… Нет, не ждать вам полка. Надо учиться действовать там, где живешь.

Окрик:

— Сто-ой, направляющий!!

Это — краснорожий старший сержант, вбежавший внутрь цепочки конвоя.

Остановилась колонна беспорядочной толпой. И вокруг — конвоиры с автоматами и карабинами наперевес. Степь кругом. Небо черное. Сержант орет:

— Что это идете, как стадо баранов?

Из толпы:

— А мы не в армии!

— Присягу не давали!

— Сам баран!

Сержант:

— Ра-зобраться по пятеркам! Первая!

Первая пятерка отделилась и прошла вперед шагов десять.

…Стой! Вторая!

МЫ — БЛИЖЕ К ТОЛПЕ.

В ней — движение, гул:

— Не давайте ему считать, не давайте!

— Не иди по пятеркам!

— Прите все!

Голос сержанта:

— Третья!

Третья пятерка не отделяется, как первые две, а еле ноги переставляет, и сзади к ней льнут, льнут стадом, нельзя считать!

Смех в толпе. Крик сержанта:

— Сто-ой! Ра-зобраться по пятеркам!

Толпа продолжает медленно густо идти. Нагоняет первые две пятерки. Остановилась.

Из толпы:

— Хрен тебе разобраться!

— А ху-ху — не ху-ху?

Крик сержанта:

— Не разберетесь — до вечера здесь простоите!

Из толпы (кричащие прячутся за спинами):

— Хрен с тобой! Простоим!

— Время не наше — казенное!

— Пятилетка — ваша, не наша!

МГНОВЕННЫЙ ПЕРЕНОС (РЫВКОМ).

Лицо сержанта. Он рассвирепел, себя не помнит. Взмах:

— Оружие — к бою!! Патроны — дослать!!

Лязг затворов.

Грозная музыка.

ОБЪЕКТИВ КРУЖИТСЯ МЕДЛЕННО.

Под черным небом мы видим конвоиров, готовых в нас стрелять. Дула наведены! Челюсти оскалены!