Джон Брэйн - Жизнь наверху

• Название: Жизнь наверху
• Автор: Джон Брэйн
• Издательство: ИИЦ АО «Заволжье»
• Жанр: Современная проза
• Год: 1993
• ISBN: 5—8280—0063—2

В романе английского писателя Джона Брэйна «Жизнь наверху» (1962 г.), продолжившем его «Путь наверх» (1957 г.), препарируется общественная жизнь Англии послевоенных лет.

Герой романа Джо Лэмптон, муниципальный служащий провинциального городка Уорли, работоспособностью и удачной женитьбой открыл себе путь в общество богатых и процветающих бизнесменов, разочаровавших его своей опустошенностью, духом стяжательства, равнодушием к людям и отсутствием высоких моральных качеств и идеалов.

---

Я посмотрел на Хиллингтона, который подошел еще ближе к девушке, сидевшей возле картотеки. Лица ее я не видел — только длинную нежную шею и большую копну черных волос, но в том, как она склонила голову к плечу, было что-то очень юное.

— Он занят сейчас, — сказал я. — Но я уверен, что для вас он все бросит. Если вы в самом деле хотите познакомиться с этой штукой… Разве в вашей конторе нет такой машины?

— У нас не совсем такая, — сказал он. — Наша делает так: клик-клик-клик-щелк, а ваша: щелк-клик-щелк-клик. Сие чрезвычайно важно. — Он направился к Хиллингтону. — Я не прощаюсь с вами, дружище, — бросил он мне через плечо.

— Всего хорошего! — сказал я машинально.

Я забыл о нем, как только вышел за дверь. Я торопливо вспоминал все, что услышал от Хиллингтона. Вывод был ясен. Скоро здесь начнется гигантская неразбериха. И кто-то должен будет ее распутать. Кто-то, кто работал до седьмого пота, выворачивал себя наизнанку, чтобы занять кресло в правлении. Кто-то, кто не несет ответственности за эту путаницу, а, наоборот, с самого начала предостерегал Брауна против слишком поспешного перехода от старой системы к новой. Мало сказать — поспешного; подобно тому как колесо должно быть совершенно круглым, чтобы успешно служить своему назначению, так и работа счетно-вычислительной машины должна быть организована по определенной системе. Теперь эта система должна претерпеть некоторые изменения и вместе с тем в основе своей все же остаться прежней. И кому-то, если он хочет получить место в правлении, нужно, не теряя времени, получше изучить все, что касается работы счетно-вычислительных машин. Я распахнул стеклянную дверь и вышел на солнечный свет, с удовольствием обмозговывая эту задачу.

12

Двумя неделями позже, уже в Лондоне, я все еще продолжал ее обмозговывать. Она оказалась далеко не такой простой, как я сначала предполагал. Впервые в жизни я почувствовал что-то вроде симпатии к Миддриджу. Даже посещение главной конторы флемвилской компании счетно-вычислительных машин, где я побывал после основательного завтрака в «Эпикурейце» с Тиффилдом, ничуть не прояснило мои мозги: я ушел оттуда с целой охапкой брошюр, разламывающейся от боли головой и десятью страницами заметок, в которых сам мало что понимал.

На другой день после моего посещения «Счетных машин Флемвила» я решил вернуться домой. В ту минуту, когда я принимал это решение, оно казалось мне вполне резонным и естественным. Я успешно завершил свои дела с Тиффилдом; отель, в котором я на этот раз остановился, был классом намного ниже «Савоя», а главное — мое возвращение на день раньше могло умилостивить Сьюзен. Ее раздражение и злоба по поводу этой поездки, о которой я узнал ровно за три часа до отхода поезда, переросли рамки обычного.

Тем не менее, приближаясь к конторке дежурного администратора гостиницы, я испытывал странное чувство нерешительности. Мне не хотелось оставаться. И мне не хотелось уезжать. Меня давило бремя слишком многих забот, слишком многих решений. Мне хотелось стряхнуть их с себя и завалиться спать, а проснувшись, напиться чаю и снова уснуть. Не такое уж это как будто непомерное желание, скулил в душе какой-то голос. Когда-нибудь…

Голос замер; я не позволил себе долго прислушиваться к нему. Я нажал кнопку.

— Будьте любезны, мой счет. Двести первый номер.

Дежурная поглядела на меня, подняв глаза от кипы машинописных материалов. Гротескно-модные очки отнюдь не делали ее лицо менее суровым.

— Одну минуту, сэр.

Одна минута растянулась на пять. Затем она пошла заглянуть в карточку и вернулась ко мне.

— Вы брали номер до завтрашнего дня, — сказала она. Теперь на лице ее читалось подозрение.

На ней было темно-синее платье; когда она подняла руку, чтобы поправить очки, я увидел темное пятно пота у нее под мышкой. Она была бы совсем недурна, если бы не слишком усталое выражение лица и бесцветные волосы.

— Я закончил все дела раньше, чем предполагал, — сказал я. — И хочу вернуться на свой освежающий север.

Она не обратила внимания на мои, слова, но я раскусил, как мне казалось, почему она смотрит на меня с подозрением: она думала, что я хочу ее обдурить. Я вытер лицо платком. Платок был влажный от пота, и толку от него было мало.

— Боюсь, что вам придется заплатить за полные сутки, сэр. В наших правилах очень точно указано…

— Да, да. Разумеется. Вы дайте мне только счет, пожалуйста.

Я подумал о предстоящем мне путешествии, увидел перед собой купе железнодорожного вагона, и на какую-то секунду мое решение поколебалось. Не то чтобы мне было так уж жалко уплатить тридцать шиллингов за номер, которым я не буду пользоваться, но казалось обидным, что кто-то там, кому принадлежит этот отель, получит двойной барыш. Ведь что бы ни говорила дежурная, а я знал: номер не будет пустовать сегодня ночью. Лондон, как всегда, был переполнен приезжими. И Джин опять была в Кенсингтоне — выступала в небольшой роли в ревю. Накануне вечером я возил Тиффилда поглядеть это ревю. У Джин был сольный номер — она исполняла песенку. Насколько мне удалось понять, это был крик наболевшей души о том, что уже не стало мужчин, способных приласкать женщину больше одного раза в ночь. Мне припомнилась эта песенка и костюм, в котором исполняла ее Джин, и я почувствовал, как город и зной завладевают мною: ночные клубы, стриптизы, проститутки, парочки в Гайд-парке, полураздетые девицы в «Лидо» — все сплелось в один клубок… И я был слишком раздосадован поведением Сьюзен, чтобы упускать такой случай.

— Мы не были предупреждены заранее и не сможем теперь сдать этот номер, — говорила дежурная. — В это время года мы могли бы сдать вдвое больше номеров, чем у нас есть в отеле, но ведь никому не придет в голову, что сегодня вечером здесь могут быть свободные номера.

— Понятно, — сказал я.

От жары и пота мне прямо-таки разъедало глаза. Я достал чистый носовой платок из нагрудного кармана.

— Это указано в правилах, — сказала она и начала выписывать мне счет.

Я поглядел вправо — на перечень правил, висевший на стене. Там перечислялось довольно большое количество запретов, налагавшихся на посетителей отеля. Возле лифта висел еще один перечень — для полного комплекта.

— Да, конечно, чем-чем, а правилами вы обеспечены полностью, — сказал я. И вынул чековую книжку.

— Не откажите в любезности написать свой адрес на обороте, сэр.

— Пожалуйста, если это доставит вам удовольствие.

Она улыбнулась.

— Это не для меня, сэр. Такое правило.

Она окинула меня оценивающим взглядом. Улыбка была зазывающей — такую улыбку я никак не ожидал увидеть в этом уныло-сером вестибюле. А, мне это просто показалось; быть может, мне просто пора было возвращаться домой.

Я отказался от услуг портье, который хотел позвать мне такси. У меня не было никаких вещей, кроме портфеля, и я не находил нужным платить ему полкроны за то, что он выкрикнет одно-единственное слово. Эта небольшая экономия, небольшая победа над враждебными силами, управлявшими отелем, доставила мне мимолетное удовлетворение. Все же я никак не мог освободиться от чувства, что покидаю спектакль прежде, чем упал занавес, что Лондон приготовил для меня еще что-то, но у меня не хватает решимости его взять.

И почему бы мне, собственно, не остаться, — причин, мешавших этому, не было. Сьюзен не ждала моего возвращения раньше завтрашнего дня. А то, что я освободил номер в отеле, не имело значения — ничего не стоит найти пристанище на одну ночь, думал я, расплачиваясь с такси на Кингс-Крос. Я остановился в нерешительности перед телефонной будкой, вертя в пальцах монету. Это было ребячество; но мне надоело быть взрослым, надоело быть образцовым мужем, надоело вести себя примерно.

Мне захотелось хотя бы раз в жизни делать то, что мне нравится, доказать Джин, что ее песенка — вздор… Если выпадет решка, я остаюсь; если выпадет решка, я позвоню Джин, как обещал, и еще раз посмотрю это ревю, но посмотрю уже по-другому, с большим удовольствием, так как буду знать, что мне предстоит получить то, к чему все так тщетно стремятся… Я буду ждать ее за кулисами, а потом мы поужинаем у «Прюнье»…

Монета упала вверх решкой. Я опустил ее в нагрудный кармашек, решив сохранить на память как символ моего раскрепощения. Но, снимая телефонную трубку, я вдруг почувствовал, что опоздал с этим звонком на десять лет. Теперь я уже слишком привык обдумывать последствия каждого своего поступка, слишком привык взвешивать все «за» и «против», стал слишком благоразумен, чтобы совершить какое-нибудь безрассудство.

Но откровенная радость Джин, когда она узнала меня, и ее свежий, почти детский голосок, довольно мило приправленный чуть-чуть театральным кокни, заставил меня на мгновение забыть о благоразумии.

— Я хочу быть с вами, — сказал я.