Ольга Онойко - Далекие твердыни

• Название: Далекие твердыни
• Автор: Ольга Онойко
• Жанр: Фэнтези

Роман-спутник ("приквел") основного романа "Дети немилости".

Колониальная экспансия молодой державы; покоренные земли, полные опасностей, загадок и искушений; таинственная древняя раса; рассуждения об этике и религии; магия как наука в одном ряду с физикой и химией.

История человека, которому выпало родиться в империи, жить в глухой провинции у моря и стать третьим наместником Восточных островов.

---

Рэндо нравится перебирать в уме достоинства друга. В конце концов перед его мысленным взором Маи становится похож на яркую вспышку, и восхищение ослепляет.

Многим удивительно, зачем блестящий Ундори всюду таскает с собой Хараи, добродушного хмурого здоровяка. Рэндо теряется в его тени. Профессора не находят ничего выдающегося в его аккуратных, тщательно оформленных исследованиях, его отличные оценки выставляются за труд, а не за талант. Разве только на полигоне, где грохочет боевая магия, Хараи оказывается в первой пятерке, наравне с Ундори, и это в глазах окружающих дает ему право быть рядом — быть другом Лучшего-Из-Нас.

Совсем недавно положение переменилось. Нет, чаши весов не поменялись местами — это невозможно. Они только чуть сблизились; но этого достаточно, чтобы сердце Рэндо горело от счастливой гордости, а Маи смущенно смеялся, не отрицая перемен.

Рэндо не завидует Маи.

Это Маи завидует Рэндо.

…Когда дед Хараи, родившийся в сословии землепашцев, услыхал, что внук отправляется на войну, слеза скатилась по его щеке. Полвека назад за неистовую храбрость на поле битвы первый Хараи получил три великие драгоценности: звание дворянина, землю и фамильный меч.

Солнцеликий.

Меч, которому немного было равных в Уарре; меч, изготовленный самим Лаангой. Лаанга и вложил его в руки израненного солдата, а потом исчез, посмеявшись над изумленными свидетелями. Заточенная в клинке мощь принадлежала Пятой магии — наивысшей и самой страшной.

Услыхав, что внук отправляется на войну, дед отдал ему фамильный меч, наказав верно служить государю.

Маи трясет от волнения, когда Рэндо позволяет ему браться за Солнцеликий; тонкие пальцы северянина пробегают по линиям заклятий на клинке, тигриные глаза расширяются, и он становится еще прекраснее…

Маи влюблен в меч Рэндо.

Рэндо влюблен в него самого.

Они идут куда глаза глядят, а глаза их глядят на Восток, и ноги несут нововыпеченных лейтенантов на вокзал. Рэндо предлагает посмотреть, с какого пути отправится завтра поезд, и по дороге они встречают отряд только-только обученных солдат. Они отправляются в Экемен, к морю; ждут поезда, рассевшись на скамьях, лестницах и на самом перроне.

Офицеры-маги переглядываются и улыбаются. Солдатики сытые и румяные, обмундирование у них добротное, вид веселый.

— Эй, солдатики! — окликивает Маи. — Куда путь-дорогу держите?

— Вестимо, барин, на край света, — рассудительно отвечает мужичок постарше. Он сидит на ступеньках, поджав ногу, и орудует толстой иглой, пришивая на шинель положенный в холода овчинный воротник.

— А не боитесь? Говорят, там, на краю света, чудища обитают.

— И-и, барин! Пошто шуткуешь? — смеется мужик. — Какие бы чудища ни были, а наши грознее будут. Дед мой, покойник, тоже воевать идет нонеча. Вот он сказывал: как артиллерия ударит, так всем чудищам сразу каюк приходит, через медвежью болезнь.

Соседи услышали его, и по платформе разнесся смех.

— А драконы? — допытывается Маи; глаза у него горят. — Неужто и драконов не боитесь?

— Вот драконов, признаться, барин, побаиваюсь, — вытаращившись, отвечает мужик. — Потому как ежели такую дуру на небесах медвежья болезнь прохватит, поди, наземному люду туго придется!

Солдаты дружно гогочут, с приязнью поглядывая на веселого офицера и бойкого собрата. Ждать скучно. Маи наслаждается жизнью, шутя с мужиками; Рэндо отступает в сторону и улыбается, глядя на него.

— А демоны? — говорит Маи. — Демонов не боишься? Тех, о которых в Легендариуме написано?

Мужик перегрызает суровую нитку, мимолетом вскидывая на молодого офицера насмешливый взгляд.

— Рескидди их не боялись, гоняли их в хвост и гриву, — рассудительно отвечает он. — О том и в Легендаре писано. Что ж мы, государевы воины, плоше баб белобрысых? Пускай хоть демоны валят — переможем!

Маи говорит что-то еще, шутит и сам смеется. Он взбудоражен предстоящим путешествием, война кажется ему приключением, он упивается собственной молодостью и силой. Заклятия, которыми расписано его лицо, пульсируют и светятся — такие огромные силы магии даны ему от природы. Маи притягивает, завораживает людей: солдаты на платформе, простые мужики, глядят на Ундори так же неотрывно, как Рэндо.

Стоя рядом с веселым Ундори, такой же сильный и молодой, с Солнцеликим на бедре, лейтенант Хараи чувствует себя совершенно счастливым.

И думает, что когда-нибудь сойдет с ума.

На Древнем Юге, в Рескидде и других городах Ожерелья Песков, никто не следил за чужими спальнями: всякий мог делать то, что хотел, пока от этого не было вреда другим. На Юном Юге, в Хоране, уличенных в мужеложестве и трибадизме насмерть забивали кнутом. Врачи великого королевства Аллендор полагали, что неестественно проявленная чувственность представляет собой прискорбную болезнь; болезнь лечили, и, говорят, успешно. Уарра вместе с арсеитством приняла и культуру Древнего Юга; но как экстатические прозрения утонченных южан неуместны в северном мраке, так не способна разумная свобода, выкованная тысячелетиями просвещения, прижиться в молодой алчной империи.

Нет, среди образованных людей, в свете, никому не пришло бы в голову осуждать непохожие вкусы. Их просто находили смешными — смешными и неловкими, наподобие лопоухости или косолапой походки. Человек может быть умен и прекрасен, но если он косолапит, ему лучше не танцевать, да и торчащие уши стоит спрятать под волосами…

Рэндо было семнадцать лет, когда он сам вынес себе приговор и назначил меру пресечения. Тогда он казался себе спокойным, как лед, и сурово-рассудительным, но в действительности сгорал заживо в огне самоуничижения и отчаяния. Возможно, будь нравы иными, ему было бы легче; подросток может смириться с недугом или объявить миру войну, решившись на преступление, но принять себя смешным — это мало кому под силу.

Нет, над курсантом Хараи никто не смеялся. У курсанта Хараи были тяжелые кулаки и отличные оценки по боевой магии, к тому же он обладал ясным умом и вовремя научился скрывать то, что хотел скрывать. Но в придачу к этим полезным дарам ему были даны природой слишком богатая фантазия и слишком чувствительное сердце, а с ними — неизбежность страдания.

Он заглядывался на Маи еще ребенком, ничего не зная о мире чувственности, да и не было никакого плотского пыла в его тогдашнем восторге — курсант Ундори, друг и товарищ, самый смелый, самый веселый, самый красивый, Лучший-Из-Нас… Рэндо легко было обманывать себя и потом, когда тело уже пробудилось. Первые эротические фантазии были неоформленными, да и не могла прямая, острая, животная потребность плоти связаться в его сознании с тем оглушающим восторгом, мучительным благоговением, которое он испытывал перед Маи.

Черное открытие Рэндо сделал в самых удачных обстоятельствах, которые только могли сложиться; оно осталось незамеченным окружающими и никак не скомпрометировало его. Все, что могли сказать ему другие, он сказал себе сам — этого оказалось достаточно.

…Курсант Ундори всегда был коноводом по части запрещенных развлечений. Дворяне-арсеиты и так-то не держали своих детей в черном теле, а Военно-магическая академия не была местом палочной муштры. Выступления знаменитых проповедниц, публичные лекции и концерты, театры и парки — в Тысячебашенном хватало мест, где юноша и девушка могли весело провести время и встретить друг друга. Но Маи дозволенное веселье казалось скучным, он изобретал опасные и сомнительные предприятия. При этом он так умел вести за собой, что втягивал в свои эскапады даже товарищей осмотрительных и спокойных, вовсе не любивших риска и грязи.

Рэндо пошел бы за ним даже прыгать с крыши. Когда Маи изложил полудюжине приятелей идею посетить дорогой бордель, ему в голову не пришло отказываться.

И там, среди розового шелка и красного бархата, полупьяный, растерянный, он со странным чувством смотрел, как Маи обнимает проститутку — хрупкую, очень хорошенькую и очень похожую на барышню из хорошего рода. Он держал ее на коленях, а она гладила тонкими пальчиками его лицо — брови вразлет, словно чаячьи крылья, впалые щеки, чувственные губы, контур которых выдавал врожденную жестокость. Потом шлюха взяла кисть и стала рисовать на лице Маи знаки, разжигающие похоть. Вместо краски она пользовалась черной алензой — изысканным южным вином.

Рэндо все время пытался отвести взгляд и выбрать девицу для себя — полураздетые, они сновали по довольно большому залу, пили и теребили струны двух арф, требуя, наконец, начать танцы. Кто-то из товарищей уже удалился наверх, кто-то все еще пил здесь, тиская потаскушек… Хараи смотрел на хорошенькую, ту, что сидела на коленях у Маи. Она была, наверно, внебрачной дочерью дворянина. Очень похожа на дворянку…

Маи заметил его взгляд. Неожиданно он подмигнул Рэндо и поманил его. Тот, не отдавая себе отчета в том, что делает, послушно подошел.