Олег Мальский - Три недели из жизни лепилы

• Название: Три недели из жизни лепилы
• Автор: Олег Мальский
• Жанр: Юмористическая проза

---

Дареному коню в зубы не смотрят. Тем более — краденому. Не Ленина ж бальзамировать.

С готовыми выкладками мы явились пред светлы очи председателя. Юрии Иосифович повертел в руках прейскурант и согласился, наказав диспетчерше принимать заказы на сии специфические услуги. Даже нашел знакомого в типографии. Отпечатали объявления — красиво и в большом количестве.

Приблизительно такого же содержания, что у их трафаретных предшественников, только без скидок — перед Богом все равны.

Мы развернули новую, невиданную по масштабам рекламную компанию. Леонид Никанорович говорит, что у меня четыре надпочечникам (у самого восемь). Если это правда, тогда у Жени и двух положенных не наберется.

Недостаток адреналина он компенсирует осознанной необходимостью платить алименты.

Объявления лепили не где попало — на поликлиниках, больницах и ПОСБОНах.

Поначалу, снедаемый жаждой деятельности (и наживы), я эксплуатировал Женю с его «москвичом» днем и ночью. Когда Ломов дежурил, ездил на поклейку один. Проверял «точки», заменял сорванные ветром и руками злопыхателей листки. Однажды, у «приемника» родной ЦРБ оказался свидетелем презабавной сцены.

Из «скорой» выгружали бабку. Навстречу провезли покойника.

На самом видном месте, то есть на двери, красовалось наше объявление. С бабкой случилась истерика.

Стартовали мы бодро. Сперва солировать не решались, выступали дуэтом. Созванивались, договаривались — морока!

Мало-помалу набили руку. Шприц перестал отсоединяться от иголки в самый неподходящий момент, обдавая присутствующих родных и близких вонючей струей. Игла перестала протыкать легкие и кишки с последующим вытеканием формалина изо рта или заднего прохода покойника.

Я оставил Жене неудобный общественный набор со стеклянным «Жане»[38] и стандартной «воздушкой»[39] на красной резинке с ржавым зажимом. Заимел индивидуальный — со стальным шприцом двойного объема от Силанского, заточенным ЛОР-тубусом максимального диаметра от Фроловой и четырехлитровой алюминиевой канистрой от папы.

Все элементы соединяются силиконовыми трубками и трехходовым краном. За счет улучшенной конструкции системы вся процедура бальзамирования занимает десять-пятнадцать минут. Сборка-разборка, промывка-продувка — и того меньше. По своей простоте сравнимо разве что с автоматом Калашникова.

Из-за невыносимого запаха система хранится на лоджии.

Иногда родственники просят обмыть труп (побрить, одеть, уложить в гроб). Я никогда не прикидываюсь бывшим штангистом. Все, кто может, помогают физически. Впрочем, это никак не отражается на размерах гонорара, возрастающего с каждой манипуляцией, никуда не регистрируемого и часто непредсказуемого.

Мы трудились без приключений, жалоб и нареканий со стороны начальства. Иногда за бутылкой фантазировали, как купим землю и построим частное похоронное бюро. С залом торжественных прощаний, крематорием, гаражом для катафалков, парикмахером и косметологом, но без формалина и с холодильниками только в наших кабинетах.

Мечтали, как будем разъезжать на черных «бьюиках» тридцать девятого года в черных плащах, черных костюмах, черных котелках, забросив между сиденьями трость с серебряным набалдашником.

И вдруг Женя «завязал». Город маленький, больница тоже. На каждом третьем-четвертом вызове встречаешь, а то и замораживаешь своих бывших пациентов или их родственников, что неизбежно рождает нездоровый интерес и ненужные вопросы. Но это повод. Причина в другом.

На Новый год я подкинул Ломову новую беспроигрышную идею.

Санта Клаус, е-мое! Референт-переводчик (и по совместительству анестезиолог-реаниматолог) Боря Мамчин где-то вычитал про импортный и простой до безумия метод лечения импотенции. Колешь мизерное количество папаверина интракавернозно (то есть прямо в член), и на два часа эрекция гарантирована.

Больных учат делать инъекции самостоятельно, дают рекомендации ограничительного характера и выписывают из стационара. А дальше знай пополняй запасы шприцев и папаверина. Эффективно, но не безопасно: если проблемы связаны не с заболеванием сосудов, а с тараканами в мозгах, можно получить приапизм — что-то вроде Стояния на Угре. Через десять-двенадцать часов неконтролируемой (и очень болезненной) эрекции наступает тромбоз пещеристых тел, и тогда «машинку» можно выбрасывать на помойку. Поэтому сначала надо поставить диагноз — с помощью допплерографии[40] и, в ряде случаев, контрастной кавернозографии[41].

Женя никогда не испытывал недостатка в пациентах этой категории, поэтому с ходу внедрил идею в жизнь — безо всякой лабораторно-инструментальной базы. Ибо, во первых, у него хорошо развито клиническое мышление, а во-вторых, никакой лабораторно-инструментальной базы в «Панацее» не существует. И, главное: мы работаем в особых условиях, в коих осложнения возможны и даже неизбежны. Но пока — вот уже четвертый месяц — осложнений не наблюдается. Наблюдаются аншлаги на урологическом приеме в кооперативе и за его пределами.

Я остался один, но своей монополии не почувствовал. Если уместны водные сравнения, река вызовов, могучая в декабре, к марту пересохла до еле заметного ручейка. Безо всякого сомнения меня опережали конкуренты. Не охваченные кооперативами и ГОРФО, не нуждающиеся в рекламе, то есть «левые».

Вознесется или низвергнется конкретная душа после смерти тела, еще не известно. Но все родственники, получив соответствующую справку, отправляются в ПОСБОН. Там быстро или не очень — зависит от личного обаяния — решаются вопросы с гробом, венками, могилой, выпивкой и закуской. Именно здесь можно получить дополнительную информацию о дополнительных услугах.

По собственной инициативе я наведался в ПОСБОНы г. Балашихи, Реутово и Железнодорожного. Приемщицы сначала мялись, потом согласились. Мы перезаключили контракты. Договорились на больший процент с большей суммы.

Теперь желающие остановить мгновенье переадресовывались сразу ко мне. Для подстраховки, кроме своего домашнего, я оставил телефон родителей.

Изменились не только расценки, изменился принцип распределения. В кармане снова зашуршало.

Только вы зря думаете, что у кооператоров легкая жизнь и «бешеные» деньги. Представьте себе маршрутик от Кучино до поселка «Восточный» и назад — до Южного квартала. В первом часу ночи вы мерзнете на остановке 338-о, и вас не греют даже полторы сотни, заработанные за этот вечер. А когда, наконец, подрулит автобус, а кондукторша радостно сообщит: «До горсовета», хочется поднять над головой дурно пахнущий портфель и крикнуть: «У меня бомба! Вези до Объединения!»

Проблемы возникли, когда Юрий Иосифович рассчитал старого главбуха. Тогда я убедился, что старый главбух лучше новых двух. Новая придралась к моим отказам от вызовов. Но ведь глупо ездить на официальные с пятидесятипроцентной экстракцией, когда достаточно неофициальных с двадцатипятипроцентной! Конечно, она об этом не знала. Но раскопала про звонок из Никольского.

После очередного блестящего (с технической стороны) бальзамирования пожилая супруга покойного, не найдя меня дома, обратилась в кооператив с каким-то дебильным вопросом по поводу формалиновой маски. Ведь по сто раз объясняю! Видимо, бабушка сорвала полоску с нашего объявления задолго до кончины благоверного, что наводит на мысли о противоестественности последней. В общем, засветилось мое имя-отчество, а также дата визита.

Проверили по журналу — в этот день в Никольское мумификатора не вызывали.

Я сделал невинное лицо. «Друг просил — покойный ему кем-то там приходится. Клянусь, не взял ни копейки!» Как-то выкрутился.

Да и невозможно это — разобраться в нашем болоте. Завхоз Чуркина торгует одноразовыми шприцами. Для своих по два рубля, для чужих по пять. Шприцы, как и многое другое, в неограниченном количестве поступают с межаптечной базы, заведующая которой совмещает у нас замом по снабжению.

Чуркина, чтоб не запутаться, вела учет сбыта краденого.

Кто-то отнес тетрадь Разумовскому. А Юрий Иосифович сам сплавляет налево стоматологические материалы.

Их можно понять. Проклятые коммунисты не дают честно заработать. Правым глазом косят на Китай и Польшу, левым — на Сталина. Одной рукой дают дефицитное оборудование, предназначенное для государственных учреждений, а другую протягивают за «благотворительностью». Недавно наш председатель принес в Исполком «штуку» на пеленки для роддома. Секретутка скорчила недовольную рожу: «Что так мало?» Уверен: положи Юрий Иосифович ту же сумму ей в карман, фан-клуб «Панацеи» пополнился бы еще одним членом.

Хотя Разумовский в таких делах разбирается уж наверное лучше меня. Вот почему нас пока еще не закрыли, хотя костерят во всех партийно-хозяйственных инстанциях, обвиняя во всех смертных грехах.