Олег Мальский - Три недели из жизни лепилы

• Название: Три недели из жизни лепилы
• Автор: Олег Мальский
• Жанр: Юмористическая проза

---

Обиделась.

Роза Ивановна бегло поковырялась зажимом в межреберных мышцах, победоносно констатировала отсутствие гемопневмоторакса[58], оставила под кожей резиновую трубку и вернулась на «передовую». Где, по ее мнению, развивались основные события, и остро ощущалась нехватка квалифицированных кадров.

Я продолжал настаивать. Катетеризировал вторую периферическую и левую подключичную вену. Хирурги не спеша ушивали брюшную полость.

С последним кожным швом остановилось сердце.

Зайчук шлепнул по левому соску йодным квачом и вскрыл грудную полость. На него выплеснулось… затрудняюсь выразить в литрах, но очень много крови. Чуть больше, чем обычно содержится в организме.

Я давно вызвал вторую анестезистку и расставил народ по местам. Мы лили в три вены кристаллоиды, плазмозаменители и своевременно полученную эритромассу. Без лишней суеты передавали друг другу шприцы с «троечкой», хлористым, гормонами.

Зайчук раскидывал направо и налево сгустки, пытался впихнуть вновь прибывающую кровь в переполненный отсос и все еще порывался запустить пустое сердце эпизодическим массажем.

Паника в операционной выглядит не лучше, чем в центре управление полетом, пультовой атомного реактора и на подводной лодке. Масса некоординированных движений, всеобщая растерянность и мат до небес.

Оно и понятно: верхняя полая — хоть и вена, да посерьезнее аорты будет. Ушить куда сложнее, особенно не имея под рукой специального шовного материала.

— Как это все настоп***ило! Я не сосудистый, не торакальный хирург в конце концов!

Инструменты падали на пол. Вазопрессоры не действовали. На кардиоскопе проскакивали редкие комплексы. Разряды бежали по проводящим волокнам. Обескровленная сердечная мышца их игнорировала. По научному — «электромеханическая диссоциация».

Залитые кровью с головы до пят, хирурги отошли от тела. Я незаметно отсоединил один из электродов. На экране поползла прямая.

Для людей непосвященных колебания электронного луча ассоциируются с жизнью. Чушь! Жизнь это отправление организмом своих функций.

Я не чувствовал боли, отчаяния или императивной потребности рвать на себе волосы. Разве что легкую досаду. Столько усилий, и все впустую.

Вспомнился вчерашний мальчик. Нет, на этот раз наша служба оказалась на высоте.

Мы сделали все возможное, но даже трехведерное вливание при зияющей дыре в полой вене обречено на провал.

Увы, пять лет практики иссушают душу. Делают ее невосприимчивой к раздражителям, которые надолго бы послали в обморок тургеневскую барышню.

Роза Ивановна накрыла чай. Сама предупредительность.

Последнее время она часто лаялась с Зайчуком и, кажется, теперь собралась пойти на мировую. На мой взгляд, не самый подходящий момент.

Зайчук закурил. Казалось, лицо его утонуло в густой, взъерошенной, полуседой бороде. Как перископ, из бороды выглядывал нос, пуская струйки дыма.

Тарас Анисимович честный мужик. Переживает. Не потому что у таксиста были хотя бы теоретические шансы выжить. Просто настоящий врач оценивает свои действия по некоей идеальной шкале.

Сегодня Зайчук не соответствовал идеалу. Обычно уверенный в себе, с быстрыми реакциями, блестящий оператор, час назад он был парализован, точнее, нейтрализован обстоятельствами. Хотя не слишком ли много обстоятельств на одного человека? За последние полгода — гепатит, развод с женой, несколько скандалов по работе.

Большова заботливо пододвинула к ответственному тарелку с домашним печеньем. Сладким голосом спросила, сколько положить сахара.

Тарас Анисимович разгреб бороду. В тусклом предвечернем свете сердито сверкнули черные глаза. Желтый от никотина палец поманил Розу Ивановну.

Большова с готовностью шагнула вперед и вплотную приблизила левое ухо к чаще, в недрах которой скрывались уста.

Уста разверзлись и рявкнули:

— А пошла бы ты на фуй!

* * *

Ни от кого и ни от чего не зависимые девушки — это хорошо.

Но, к сожалению, невозможно. Во всяком случае, в рамках классификации Королева-Мальского.

Если девушка подчеркивает, что ей от тебя ничего не нужно, значит ей нужно намного больше, чем ты можешь дать. Нет, при честной сделке каждый участник знает, что отдает. И отдает, что может.

Нет, боевые соратницы куда вернее. Тремся вместе в четырех стенах. Вместе спасаем и теряем больных. Будем жариться на одной сковородке. У постели больного, у операционного стола, у каталки с трупом спорадически, но вполне закономерно, проклевываются симпатии, вспыхивают чувства, завязываются отношения.

Уже третье дежурство я присматриваюсь к прелестной санитарке из «неотложки». Вера напоминает мне Беллу из «нейрореанимации» — очаровательную незнакомку, которая в роковую ночь бдения над телом парализованной бабки метеоритом промелькнула над пиками моих самых изысканных фантазий. Малодушно нетронутую и затем потерянную в людском круговороте.

Перефразируя Льва Николаевича, каждая некрасивая женщина некрасива по-своему. Красивые похожи друг на друга, как две капли воды. Но Вера редкой масти. Золотая блондинка с карими глазами. Печоринская Вера.

Вера учится на втором курсе первого Меда. Санитарка и студентка в одном лице. Заманчиво. Чем больше дистанция, тем больше шансов попасть в «десятку». Ибо клиника и тир не одно и то же. С другой стороны, через четыре года (здесь будет город-сад… тьфу!) студентка второго курса станет полноправным врачом и должна к этому готовиться. Неустанно работать над собой, читать книжки. Сотворять себе кумиров. Стремясь приобщиться к настоящей, не «школьной», медицине, студентки часто прямо от койки больного попадают в койку к дежурному доктору. Впрочем, сразу в койку необязательно.

Я пригласил девушку в подвал. Мы поиграли в пинг-понг. Она прекрасно владеет своим телом. Потом мы пили чай с бубликами в кабинете Юлика.

К тому же неглупа.

Главное — никаких штурмов. Никаких разведок боем без стопроцентной уверенности в успехе. Лучше несколько «ходок» подряд вести себя подчеркнуто корректно и потом сразу, одним движением, сдернуть трусы.

Я предложил девушке встретиться после занятий.

В восемнадцать ноль-ноль следующего дня у Театра кукол мы церемонно пожали друг другу руки и обсудили культурную программу. От кино, выставок и мороженного Вера отказалась: «очень устала».

Я проводил ее домой на Фрунзенскую набережную.

Фрунзенская! На меня нахлынули воспоминания. Весна. Лена.

Через неделю меня уже тошнило от пятикилометровых пеших прогулок по ноябрьской слякоти. Муниципальному транспорту Вера почему-то предпочитает вечерние моционы.

От посещения подмосковного «города-героя» девушка отказалась — далеко. Правдами и неправдами мне удалось затащить ее к Паше.

Хозяин отсутствовал на тренировке. В нашем распоряжении было три часа времени и две бутылки марочного молдавского вина.

Вино я буквально выжал из одного нейрохирургического больного. Больного не тематического, но с чемоданом пойла в качестве платы за суровый врачебный подвиг. На первичном осмотре он показал мне чемодан и обещал, что не забудет, а как очухался, перестал здороваться. Обычный сценарий.

Накануне ответственного свидания я зашел в его шестиместную палату. Не обращая внимания на окружающих, информировал свою жертву о наступающем всенародном празднике, то есть собственном (уже пятом в этом году) дне рождения. Попытки молдаванина ограничиться горячими искренними поздравлениями пресек в корне сообщением о длительной командировке, в которую уезжаю завтра.

Молдаванин понял, что не открутится, и полез под кровать.

У Паши девушка флегматично пригубила вино. Я искрился остроумием, но все дальнейшие тосты Вера игнорировала. Так же флегматично позволила снять с себя блузку, чем все и ограничилось. «Ты еще девушка?» — «Нет» — «Тогда почему?» — «Не хочу».

Пришлось удовольствоваться созерцанием и поглаживанием бюста идеально правильной формы. Целовалась она тоже правильно.

С тех пор мы целовались с ней каждую неделю. В связи с временным безбабьем Паша ходил на тренировки регулярно. Процедура передачи ключей превратилась в своеобразный ритуал. С ухмылками и подколками — друг знал о моих затруднениях. Как-то раз посоветовал резко, но не сильно двинуть девушке в челюсть. С устрашающим криком: «Ноги шире! Жарче! Искренней!»

Влияние регулярных тренировок.

Главный (на текущий момент) эксперт кафедры по вопросам пола ординатор Дадонидзе посоветовал мне раздеться самому и продемонстрировать девушке размер моего желания.

Это уже было.

Вера по-прежнему не разрешала даже прикасаться к «молнии» на своих неизменных тугих джинсах, но однажды вечером рассказала о пустующей бабушкиной квартире. Тоже на Фрунзенской набережной. Бабушка живет с родителями и доверяет внучке ключи. Внучка использует свободную жилплощадь для подготовки к зачетам и экзаменам.