Олег Мальский - Три недели из жизни лепилы

• Название: Три недели из жизни лепилы
• Автор: Олег Мальский
• Жанр: Юмористическая проза

---

— Короче, бабушку не спасли?

— Не-а. После эмболэктомии[62] опять «встала». Вместе с моими часами. Загадка природы.

Мои загадки датировались старым, 90-м годом, но были еще загадочнее. Зайчук позвонил в 6-ой судебный морг, который (в частности) обслуживает Боткинскую, чтобы узнать о результатах вскрытия бедолаги-таксиста. Труп туда не поступал.

— Бывает…

— Это еще не все. После дежурства пришел домой, выпил водки и лег. Поспал, купил портвейна, но влезло только полбутылки. Закрыл пробкой — точно помню — и поставил в бар. Утром бутылка открыта, портвейна на донышке.

Пробки нету. Ни в баре, ни на полу — нигде.

— А в ведре смотрел?

— Ты на что намекаешь?

— Ни на что я не намекаю. В аномальные явления верю, у самого совсем недавно был подобный случай. Первого отец повез всех на ВДНХ.

Нашли стоянку, припарковались. Стали вылезать, ветровое стекло разлетелось вдребезги. На мелкие кусочки. Рядом крутилась бабка в платочке…

— Стреляли…

— Ни хрена. И мороз был несильный.

— И стекло было каленое?

— Каленое.

— Говно.

— Новое.

— Новое говно.

Я посмотрел на часы. «Свотч», кварцевые. Купил в Германии за тридцать марок. По меткому определению Паши, новое говно.

— Ты сегодня на тренировку не идешь? — вторник его день, — График поменяли?

— Не знаю. Третью неделю не хожу.

— Совсем забросил?

Паша пожал плечами.

— Зря. Пятнадцать лет ходить и бросить.

— Тринадцать.

— Все равно. Ты в дежурантах?

— Мой стиль.

— Стиль удобный. Можно квасить каждый день. И еще на дежурствах.

— И на дежурствах. Кого е*ет чужое горе? Ты еще вспомни про сахар, соль, сливочное масло и два яйца в неделю…

— Какие яйца?

— Куриные. Не Демиса Руссоса, конечно. Еще не забудь о вреде курения, — он смачно затянулся и закашлялся, — Диета, бег трусцой… все пустое.

В среднем наш брат еле-еле дотягивает до пятидесяти. Считай, год работы анестезиологом — за два на… на…

— На «гражданке».

— Если хотите. Причем «практически здоровые» не шибко отстают от больных.

— Старик, эти слухи циркулируют чуть не с середины шестидесятых. Американцы опровергли их в пух и прах.

— Американцы, говоришь, — Паша криво усмехнулся, — Можно поинтересоваться, сколько кубометров в минуту пропускает «кондишн» в твоей операционной?

— Какой «кондишн»?

— А-а, пардон, в Боткинской перешли на активное дренирование отработанных газов.

— Нет.

— Не-ет? А как часто вы замеряете концентрацию летучих анестетиков?

Что-о? Вообще не проводите? Мы тоже. А Национальный институт профессиональных заболеваний рекомендует… Успокойся, — Паша похлопал меня по плечу, — Там профвредностей не меньше. Одно общение с хирургами чего стоит. Только права качать нам нигде и никогда не дадут.

— То есть?

— А то и есть… Ты слышал про лондонское такси?

— Нет.

— В те же шестидесятые один чокнутый британский кардиолог заинтересовался стрессовыми ситуациями у профессиональных водителей. Навесил на таксеров холтеровский мониторы.

— И что?

— А ничего. В том-то и дело. Соискатель успел выяснить, что средний таксист за среднюю смену переживает шесть предынфарктных состояний.

Потом тему закрыли.

— Почему?

— Хороший вопрос. В мирное время обществу не нужны герои.

Тем более мученики. Придется переплачивать. Представь свою ЭКГ во время самого банального наркоза, — Паша закурил и усмехнулся, — ЭКГ, твою мать! Утром на абортах руки дрожат так, что в вену попасть не могу. Даже если в палец толщиной. Чтобы набрать калипсол[63], фиксирую кисти на бедрах. Когда кончаются лекарства — большой праздник. Травлю теток закисью. Правда, под закисью царапаются, — Паша показал красные следы на предплечьях.

— А я думал, знакомая киска.

— Киски давно не наблюдались в поле зрения. Голых баб вижу только на чистках. Тут недавно усыплял одну «блатную». Такая цаца! От греха позвал анестезистку. Ввели семьдесят пять миллиграммов. «Что ощущаете,» — спрашиваю. А она, уже отъезжая: «Запах перегара».

— Ха-ха.

— Ты тоже не больно веселый. Как с Англией?

— И ты, Брут? С Англией фуево. Батыриха оценивает мои шансы от нуля и ниже. Говорит, есть другие варианты. Какой-то м-р Кляйн из Австрии грозится отправить всех желающих в Саудовскую Аравию. Раздала отксеренные анкетки. Я заполнил, послал по указанному адресу.

— Сам виноват. Хочешь отхватить сладкий кусок — не вы**ывайся. Сиди смирно, лижи жопу. А ты: девочки, кооперативы, невыходы на работу…

— Кому нужна такая работа? Компиляция, профанация и фальсификация.

— Дарвинизм, морганизм и социал-онанизм. Терпи. Бог терпел и нам велел. До тебя же терпели!

— Терпение на исходе. Аспирантура достала. Когда вижу старушку, вспоминаю Раскольникова.

— Ой ты! Да вас не так е*ать надо! Коллектив только распусти… Анус в тонусе, когда пенис в анусе.

— Я бы ей самой засадил. Да боюсь вырвет. Когда говно попрет из августейших ушек.

— И что зря пи**еть? Надеюсь, ты ни с кем не обсуждаешь так откровенно свои проблемы?

— Только с тобой.

— Со мной можно. Но лучше молчать. Почитай Брюса. Психология боя есть психология жизни. Не намахивайся. Не обозначай удара. Никаких стоек!

Бей внезапно и наповал. Когда уже некуда отступать. Но мой дружеский совет, — он затушил папиросу и выплеснул из кувшина осадок, — Уже из японцев. Спокойно сиди на пороге своего дома, и когда-нибудь мимо пронесут твоего врага. Ногами вперед. Да хватит о грустном. Как у тебя с бабьем-с?

— Снова встретил… Может, получится.

— Обязательно получится. Все определяет положение звезд на небосклоне. Сойдутся правильно — и получится. Кровать сломаете.

— Ломать придется на сухую. В кармане шиш.

— А на сухую слабо? Боишься потерпеть фиаско?

— Чего бояться? После тебя я — лучший кунни-лизатор в Москве.

— И ано-лизатор?

— Не пробовал.

— Проанолизируй как-нибудь. Неотразимая штучка. Ладно, не кисни. Так и быть, помогу.

Он удалился. Из маленькой комнаты донесся шум расшвыриваемых в разные стороны предметов.

Приободрившись, я уже накручивал диск телефона.

— Дежурного доктора, пожалуйста.

Через минуту Аня взяла трубку.

— Здравствуй. С Новым годом! С новым счастьем! — последнее слово я произнес тихо, нежно и с глубоким, прозрачным до наготы смыслом.

— Здравствуй, Олег. С Новым годом.

Ее голос звучал строго и печально. Как дамские шпильки по могильной плите.

— Я так соскучился! Вроде всего четыре дня… Когда ты сможешь?

— Олег… мы не должны встречаться. Так нельзя. Как потом я буду смотреть Венере в глаза?

Ах, эта старая, подлая сука!

— Но в ресторане…

— Считай это затмением. Я вела себя, как последняя… Моя ошибка. Прости. И не звони мне больше. Пожалуйста!

— Но как же… — в ухо противно загукало.

Отбой. Не сошлись.

Паша протянул мне «смирновку».

— Откуда?

— От верблюда. Борзые щенки.

— В мире животных.

— В мире ублюдков.

— Спасибо.

Я убрал пузырь в сумку и встал.

— Успешно?

— Вполне.

— Сразу в бой?

— Знай наших!

— Знаю…

Воздух Марьиной рощи приятно холодил лицо. Уже стемнело.

Куда идет этот троллейбус?

В сентябрь 89-о.

Мона — это болезнь. У меня она протекает в тяжелой форме.

Бывают и ремиссии. Но как вспомнишь тот роковой сентябрьский вечер, когда Мишкины проводы самым непредсказуемым образом схлестнули нищего советского врача и темнокожую звезду авангарда, болезнь обостряется.

Четыре месяца я не мог решиться на продолжение знакомства.

Когда, наконец, позвонил, Мона без подсказок назвала меня по имени и сразу согласилась встретиться.

Мы бродили по залам ЦДХ, гуляли по зимней Москве… Я хотел ее дико. Но это не помешало мне заметить за соблазнительной оболочкой интеллект, остроумие и оригинальность.

Что ее привлекало во мне? Видимо, то же самое.

Через неделю я оказался в ее четырехкомнатной квартире на Смоленке с двумя спальнями и студией.

Мона показывала мне картины. Я в этом ни шиша не понимаю и, больше, чем картины, рассматривал Мону.

Она проста в общении и не закомплексована. Когда я хочу ее увидеть, звоню и приезжаю. Даже если работает, охотно устроит перекур. Куревом обычно дело не ограничивается. Мона — девушка нежного возраста и хрупкого телосложения, но потребляет разнообразные крепкие напитки наравне с мужчинами.

Мужчины сиживают у нее частенько. Влюбленные одиночки вроде меня, представители свободных профессий — малыми кучками.

Мона не монашка и не скрывает этого. Ругает финские «спирали» («Или я какая-то ненормальная, что залетаю даже от поцелуя?»).