Борис Михайлов - Omnia vincit amor, или Грешная любовь

• Название: Omnia vincit amor, или Грешная любовь
• Автор: Борис Михайлов
• Жанр: Драматургия

Пьеса о любви немолодых и уже состоявшихся людях. В молодости они любили, но жизнь разлучила их. Через тридцать лет они встречаются, и оказывается, юношеские увлечения не прошли бесследно, вновь вспыхнули чувства. Он священник — вдовец, она тоже одинока, однако православная церковь не разрешает священнослужителям второй брак.

---

АГАФЬЯ. (Отложив письмо). Безбожник! Считает себя христианином, а в церковь не ходит. Дома не молится. Рисует — видела бы что! Стыд один!

ЕЛЕНА. (Мимо трубки). Петр Даниилович в Париже выставлялся, две его картины приобрел художественный музей.

ВАСИЛИЙ. В музей взяли реалистические пейзажи.

АГАФЬЯ. Как мы с отцом уговаривали пойти по семейной стезе! Ни в какую! — "На художника хочу учиться", вот и выучился. Всё Данила! "У сына талант, пусть учится". Выучили себе на позорище.

ЕЛЕНА. (В трубку). Просвещаю… Обязательно приду. Еще раз поздравляю с выставкой. До встречи! И я целую. (Опускает трубку). Петра Данииловича знают в Москве. В сегодняшней газете пишут, мэр в подарок от города распорядился выделить ему новую мастерскую. На последнем этаже дома, что построили на Набережной.

АННА. (Василию). Батюшка, благослови, и про Родю не забудь, помяни.

ВАСИЛИЙ. Молитесь, и Господь услышит молитвы. (Подходит к Анне, крестит. Агафья провожает её).

ЕЛЕНА. Не надоело комедию ломать? В ООН бы еще написали. Погиб давно Родион.

ВАСИЛИЙ. Тебе молодой тебе не понять. Не принимает она смерть Родиона. Как ей скажешь правду?

ЕЛЕНА. Лучше обманывать. Отлично знаете, погиб Родион.

ВАСИЛИЙ. Ничего мы не знаем. В письмах — смысл её жизни. Надежда. Родя не похоронен. Получили ведь второе извещение, что ошиблись при опознании. Теперь и в части считают: пропал без вести.

ЕЛЕНА. Пенсию оформить на погибшего сына не спешат. Вот и извинились. (После паузы). Папа, обвенчаешь в воскресенье молодую пару — дочь моих сослуживцев?

ВАСИЛИЙ. Разве не знаешь, надо записаться? Скорее всего, в ближайшее воскресенье вряд ли.

ЕЛЕНА. У них путевки за границу. Время не терпит, нужно обвенчать.

ВАСИЛИЙ. Приедут — обвенчаются. Без очереди не получится.

ЕЛЕНА. Сделай исключение. Я обязана матери невесты. Мне к отцу Евлампию идти с просьбой?

ВАСИЛИЙ. Думаешь, у него меньше венчающихся? И он не станет нарушать очередь. Завтра в первой половине дня пусть зайдут. Посмотрим, может, кто-то передумал.

ЕЛЕНА. Ни о чем нельзя попросить!(Обиженная выходит).

В прихожей звонят, возвращается Елена со скромно одетым мужчиной лет тридцати.

ЕЛЕНА. К тебе, папа!

МИХАИЛ. (К Василию). Батюшка, узнали? Михаил Картузов. Второй отряд. Блок номер три.

ВАСИЛИЙ (дружелюбно). Как же, Миша, помню. Проходи, садись. Освободился? Слава Господу! (Пожимает руку). Поздравляю.

МИХАИЛ. Никого в городе не знаю, а ваш адрес дал капитан дежурный. "Учил вас помогать ближним, — вот пусть и поможет". Обчистили меня. Всё с… свистнули и справку, и деньги. Менты послали обратно на зону. Пришел — не пускают, не положено говорят. На вокзале собирался покемарить, менты опять. Хиляй, говорят, отсюда, если не хочешь новый срок мотать.

ВАСИЛИЙ. Садись же! (Придвигает стул). Поздно. Начальства в твоем учреждении сейчас никого. Знакомых, говоришь, в городе нет… Переночуешь у нас. Утро вечера мудренее. (Кричит). Лена! (Входит дочь). Организуй Михаилу ванну. Пусть душ примет, найди ему что-нибудь из моего белья.

МИХАИЛ. Вы не беспокойтесь, одежа чистая. И сменка есть. Отдавали — провели санобработку на предмет вшей и разной нечисти.

Елена недоуменно смотрит на отца, идет в соседнюю комнату и возвращается с охапкой белья. ЛЕНА. Вот кальсоны, отец давно их не носит, рубашка нательная. Все новое.

МИХАИЛ. Матушка, не стоит беспокоиться. Надену своё. На что летом кальсоны?

ЕЛЕНА. Какая я вам матушка! Еленой Васильевной можете называть. Пойдемте, все покажу.

Елена с Михаилом выходят. Василий звонит по телефону.

ВАСИЛИЙ (по телефону). Это отец Василий. Соедини, брат, с начальником… Дело такое… Сегодня освободился у вас Михаил Картузов. Обчистили его, украли деньги и справку… Приходил?.. Нет, не врет. Я вижу, когда говорят неправду… Будешь сменяться, доложи, что я звонил. (Опускает трубку, сам себе). Потом удивляются — высокий рецидив преступности. Ни уважения, ни доверия — врёт. (Возвращается Елена, набрасывается на отца).

ЕЛЕНА. С ума сошел! Бандита собираешься оставить? У него на лице написано — врет всё. Ждал денег дашь.

ВАСИЛИЙ.Деньгами тоже придется помочь. Куда ему без документов?

АГАФЬЯ. (Входит). Нельзя гнать человека на улицу, на ночь глядя. Коли отпустили, выходит, искупил вину. Где его положим? Ко мне в комнату или к Алене?

ЕЛЕНА. Ни за что!

АГАФЬЯ. Я перейду к Алене, у меня ляжет.

ЕЛЕНА. Оставишь в комнате зэка? У тебя там столько добра, сама не помнишь, где что лежит.

АГАФЬЯ. Не зэк, а человек. Оступившийся человек. Он покаялся, принял Господа. О нём Господь сказал "Я отворил перед тобою дверь, и никто не может затворить её". (Откр.3; 8).

ВАСИЛИЙ. Что-нибудь придумаем, накрывайте на стол. (Собирается выйти, но задерживает телефонный звонок). Слушаю… Да… Какая Юля? Ничего не слышно, перезвоните, пожалуйста. (Опускает трубку, дочери). Не тебя ли? Какая-то Юля. Еще раз позвонит, поговори. (Женщины накрывают на стол. Возвращается Михаил, умытый причесанный).

МИХАИЛ. Как хорошо! В жизни не мылся в такой шикарной ванной! А шампунь! Запах — сказка!

АГАФЬЯ. И, слава, Богу! Садись, Миша, ужинать будем.

Телефонный звонок и Лена поднимет трубку.

ЕЛЕНА. Правильно… Василий Даниилович. Что вы хотели?.. Я дочь… В школе учились?.. Хорошо, скажу ему. Папа! Одноклассница Юля Матвеева желает тебя услышать.

АГАФЬЯ (недовольно). И вечером найдут!

ВАСИЛИЙ. (Входит, берет трубку). Слушаю… Юлька? (Удивлен, взволнован, меняется в лице). Откуда ты?.. В наш город… Профессор?.. Каких же наук?.. Я — священник. Продолжил семейную традицию. В храме Марфы и Марии. Знаешь?.. Конечно, хочу увидеть!.. Ресторан не по сану. Приходи к нам! Мама будет рада, с дочкой познакомлю… Да я, ради тебя, оставлю все дела!.. В восемь не поздно. В том же доме, квартире. Не забыла? С нетерпением будем ждать. Тебя тоже. (Опускает трубку, некоторое время молча переживает неожиданное известие). Мама, помнишь, Юльку Матвееву, в нашем дворе жила, в угловом подъезде? До десятого класса дружили, потом они уехали в Свердловск. Мама преподавала химию в нашей школе, а отец — домоуправ, забыл имя — отчество.

АГАФЬЯ. Иннокентий Павлович. Девчонок водил — помню, кто из них Юля, разве запомнишь?

ВАСИЛИЙ. Моего роста, с длинными каштановыми косами и зелеными сверкающими глазами, как у нашей Мурки. Представляешь, Юлька стала профессором? Философ. В наш университет пригласили на работу.

АГАФЬЯ. Своих профессоров не хватает?

ВАСИЛИЙ. Победила в конкурсе на должность заведующей кафедрой.

АГАФЬЯ. Ты чего так обрадовался, тебя пригласили профессором?

ВАСИЛИЙ. Юлька ведь! Юность моя. Любовь школьная,

АГАФЬЯ. Сколько их было у тебя!

ВАСИЛИЙ. Ничего не помнишь. Одна она у меня была.

ЕЛЕНА. Интересно, замужем?

АГАФЬЯ. Какая разница?

ЕЛЕНА. Действительно. Одноклассница для папы слишком стара будет.

ВАСИЛИЙ (дочери). Ты опять? Никак не угомонишься. Для меня все женщины в прошлом.

АГАФЬЯ. Слава Богу, понимаешь. (К Михаилу). Рассказывают, нынче в тюрьму повадились все кому ни лень — разные сектанты, адвентисты, мормоны.

МИХАИЛ. Я не в тюрьме был — в лагере. У нас говорят — на зоне. Святых отцов приходит достаточно. Даже иностранцы и все рассказывают о Боге.

АГАФЬЯ. Задавят иностранцы нас, православных, задавят. Наоткрывали церквей, сманивают молодежь. Теперь и до тюрьмы добрались. Посланцы сатаны!

ВАСИЛИЙ. Те, кто по тюрьмам ходят, хоть Христа признают. А сколько расплодилось шарлатанов и самозванцев, новых мессий! Вот кто мутит бедный народ, разобщает православных!

МИХАИЛ. Я слабо в церковных делах. Все рассказывают про Христа, призывают каяться и не грешить. Разве плохо? Многие зэки крестились, собираются выйти на свободу и завязать. Песни сочиняют про Христа и покаяние.

АГАФЬЯ. Господь все видит и воздаст каждому.

ВАСИЛИЙ. Михаил славился в колонии своими песнями.

МИХАИЛ. Зэки сочиняли. Я только пел.

ЕЛЕНА. И о чем поют?

МИХАИЛ. Разные. Как вор раскаялся, душегуб просит прощение у матери. О продажном прокуроре, измене любимой… Больше о доме, вспоминают детство.

ВАСИЛИЙ. Может, споешь что-нибудь, мама и Алена послушают. Не верят, что в песнях осужденные чаще раскаиваются, нежели гордятся своими подвигами.

МИХАИЛ. Сейчас, здесь? Вы даёте, батюшка!

ВАСИЛИЙ. А что? Алена, неси гитару, послушаем, пока на стол накрываете.

ЕЛЕНА (выходит и возвращается с гитарой). Надеюсь, песни пристойные.

МИХАИЛ. Без матерков. Все равно стесняюсь. (Берет гитару, перебирает струны).

ЕЛЕНА. Если пристойные, спойте. Послушаем.

ВАСИЛИЙ. Что ты, словно красна девица? Давай, не стесняйся!

Михаил начинает негромко. Поет что-то религиозно — блатное, возможно из репертуара Гинтаса Абариоса или радиостанции "Шансон". Тем временем Лена приносит посуду — тарелки, что-то из еды, все садятся за стол.