Федор Шахмагонов - Ликуя и скорбя

• Название: Ликуя и скорбя
• Автор: Федор Шахмагонов
• Издательство: Советский фонд милосердия и здоровья
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1990
• ISBN: 978-5-9533-1722-1, 5-9533-1722-0

Исторический роман Федора Шахмагонова «Ликуя и скорбя» посвящен важнейшему периоду в истории Руси — периоду правления великого князя Дмитрия Ивановича, разгромившего татаро-монгольских завоевателей на Куликовском поле.

В чем смысл великой и кровопролитной битвы, произошедшей много веков назад на Куликовом поле? Стала ли она важнейшей вехой в борьбе Московской Руси за политическую независимость от Орды? Нет, отвечает в своем романе Ф. Шахмагонов, убедительно и ярко воссоздающий предысторию битвы и саму картину сражения: ценой колоссальных лишений и жертв Русь не просто отстояла для себя право самостоятельно развиваться, но, по сути дела, спасла европейскую цивилизацию. Тщательно изучив сохранившиеся письменные памятники Куликовского цикла, автор выстроил на их основе высокохудожественный ряд сильных, запоминающихся образов великих воителей и подвижников, сохранивших для потомков Русскую землю, Святую Русь.

---

Дмитрий не стал писать духовной. Не из суеверия, не очень-то он верил в приметы и в дурной глаз. Верил он в разум Мамая. Допреж того, как идти в Орду, долго расспрашивал митрополита и Сергия, о чем им доносят их священники и монахи, расспрашивал монахов, что приносили митрополиту и Сергию известия из Орды. В Орде по-прежнему не утихает замятия, хан идет на хана, Мамай рвется собрать всю Орду под своей рукой, спешит опередить Москву. Казалось бы, самое время обнажить Мамаю саблю и покончить с московским князем. Но разве Мамай не видит, что не ханом держится Орда? Сегодня три хана, быть может, завтра будет четыре или пять. Орда держится тем порядком, что установили прежние ханы. В Орде замятия, но Орда не распалась. Еще не распалась. Москва собрана Иваном Калитой, удержана над русскими городами Симеоном и Иваном Ивановичем, поднимается и растет под рукой Дмитрия. Убьют в Орде. Легче станет Мамаю? В Москве Дмитрий оставляет двоюродного брата Владимира Андреевича, соправителя великого владимирского княжения, во всем княжении его треть, треть Андрея Ивановича, умершего от язвы, брата отца. Женитьбой на Евдокии, на дочери Суздальца, Дмитрий соединил Москву и Суздаль. Владимиру Андреевичу просватали Елену, дочь великого князя Ольгерда. Какой союз для Мамая страшнее: союз Москвы с Суздалью или союз Литовско-русского княжества с Москвой и вплетенная в этот союз Тверь через то ж родство с Ольгердом? Князь Владимир тверд, к ханам на поклон не сдвинется, и если не Москва, то Тверь, не Тверь, так Ольгерд соберут на Орду русскую силу, обратного, хода нет, к старому возврата не будет. Унизив Москву, Мамай возвысит Тверь или Ольгерда. Имея сильного князя в Москве, Мамай знает, что не возвыситься ни Твери, ни Ольгерду, надеется, что не возвыситься и Москве. Так сохранялось равновесие, оно и защита ныне в Орде от ордынских сабель.

До Непрядвы и Дона тихой, малолюдной дорогой сопровождали Дмитрия кованая московская дружина и полтысячи стрелков из московского городового полка. Дружина и стрелки остались на северном берегу Дона, на Куликово поле перевезлась сотня ближних дружинников.

В посольстве бояре Василий Вельяминов и Андрей Кобыла, Борок перешел через Дон на один день, ему возвращаться назад оберегать Москву и князя Владимира.

Андрей Кобыла выбрал место для княжьего шатра на челе высокого холма. Рассказал Дмитрию, что назвал этот холм Красным князь Иван, что это было поле заповедной княжеской охоты до Батыева прихода, охотились здесь черниговские князья.

От града Москвы до Оки все дороги исхожены, известно каждое ноле, каждое лесное урочище. От переправы через Оку под Серпуховом и до Куликова поля князь и его бояре прошли впервые.

Вдоль Оки, по ее южному берегу, тянулись неоглядные поймы, могло показаться, что за Окой лежит сплошное поле, его и назвали Диким полем, ибо оттуда всегда накатывалась изгоном по летним дорогам Орда. Однако луга заканчивались в нескольких поприщах от луговой поймы, и до Дона тянулись непроходимые леса. Орда, чтобы ходить на Русь, еще в старые времена прорубила просеки. На Куликовом поле лес расступился на три поприща, оттесненный болотами и разливами многих рек. Удобное поле, чтобы перегородить дорогу Орде на Русь.

Дмитрий давно уже, куда бы ни попадал, приглядывался — а как в тех местах бить Орду, где ей поставить непереступимый порог. Не раз думано с Боброком о встрече с Ордой. Всякое думалось, таилось в тайне дума идти на Орду на стругах, на лодиях и на ушкуях по Волге до Сарая, как некогда ходил Святослав на хазар. Подрубить под корень господство ордынских ханов. Далеким виделось то дело, успеть бы, пока не закончилась замятия в Орде, собрать всю Русь: и Тверь, и Рязань, и Ольгерда, и Новгород, и смоленских, и брянских. Но надо быть готовым и к тому, что Орда двинется на Русь, опередит ее единение. Надо заранее думать, где ее встретить.

Боброк и Дмитрий объехали на конях все поле. Очень и очень оно приглянулось. Сходились к нему множество открытых дорог с ордынских кочевий, сошлись и устремились в воронку, что образовали Смолка, приток Дона, и Нижний Дубик, приток Непрядвы. Верх воронки — Красный холм, а конец ее горловины — каменистый песчаный кряж между истоками этих речек.

Дон выдвинут южнее рязанской земли. Само собой напрашивалось решение.

— Если мы заслоним Олега,— сказал Дмитрий,— он будет с нами. Если мы станем на Оке, ему свои же рязанцы не дадут прийти к нам, а потянут к Мамаю. Не дадут оставить рязанскую землю на поток и разграбление.

И Боброку нравилось поле. Сама мать-природа создала здесь крепость. Орда широко раскидывает крылья своего войска, здесь негде их раскинуть: к берегам Смолки не подойти — вязкое, глубокое болото.

Если русское войско займет песчаный кряж между Смолкой и Дубиком, отодвинув запасные полки к Непрядве, Орде придется наступать тесным строем, не распуская крыльев своего войска, сражаться в тесноте, подниматься в гору под обстрелом русских стрелков. Преимущество ордынского войска в его подвижности, здесь подвижность ограничена. По берегу Дона к устью Непрядвы тянулась густая дубрава. Выдвинулись к дороге старые дубы не в обхват. Дубрава как бы поднималась в гору и обрывалась на крутом берегу Дона. Боброк слез с лошади. Шагами измерил расстояния между дубравой и перевозами через Дон, шагами отмерил расстояние между истоками Смолки и Дубика. Дмитрий следовал за ним на коне. Он давно научился угадывать мысли своего наибольшего воеводы. Они больше не говорили о возможности встречи с Ордой на Куликовом поле — и без слов понимали друг друга.

После дневки на поле на рассвете Дмитрий тронулся с боярами Вельяминовым и Андреем Кобылой на ордынские кочевья. Боброк повел стрелков московского городового полка и кованую московскую дружину назад. Для   Дмитрия начался путь в неизвестность.

Пока Дмитрий тянулся по лесным дорогам через Непрядву и Дон, через Куликово поле на Комариный брод, хан Авдулла осмелился побеседовать с эмирами о том, как устранить Мамая. Бегич, Сары-хожа и Тютекаш предали хана. Мамай убил Авдуллу, понадобился еще один чингизид. В Мамаевой орде не было чингизидов. Мамай послал десяток нукеров в Орду Амурат-хана выкрасть чингизида Махмет-Салтана, коему шел от роду десятый год.

В Орде провозгласили нового хана, но все знали, что правит Мамай, а не десятилетний отрок. Незрелость от рока давала возможность Мамаю стягивать узду на эмирах, приводить их в покорность, ибо воины верили Мамаю больше, чем ничтожным чингизидам.

Мамай ждал Дмитрия и думал мучительную для себя думу, как уравновесить Русь, как держать ее в смирении руками ее же князей, ее же силами.

Сын Михаила тверского Иван выпрашивал для Михаила ярлык на великое княжение, тратился на подарки эмирам, женам Мамая, подговаривая схватить московского князя и удержать в ордынском плену или умертвить. В Орде привыкли к таким подговорам — мудрый слушает всех, а поступает по-своему. В Орду шел московский князь, но беспокоил Мамая в то время не Дмитрий, а Ольгерд. Союз Ольгерда с Тверью возникал пугающим взмахом западного крыла русской земли. Соглядатаи из Москвы доносили, что Дмитрий собирает сильное войско, в Орде известно, сколь быстро он возвел каменные стены города. В свое время ханы заставили князя Даниила галицкого разрушить стены его крепостей, ибо крепость опасна Орде. Дмитрий не пришел в Тверь к ярлыку хана и дерзок был с ханским послом Сары-хожей. За дерзость в Орде наказывали русских князей смертью. Дмитрий ведет Москву к возвышению над всеми русскими городами, но Москву не возвысить, пока Тверь и Ольгерд в силе. Если убить Дмитрия, князь Владимир, его брат, уступит ярлык на великое княжение Михаилу. Тверь скована с Литвой, Ольгерд соединит западное крыло от Тракая до Москвы, и оно надвинется на Орду. Кто опаснее? Ольгерд или Дмитрий? На чьи весы положить свое благоволение? Не такая уж трудная загадка. Сильный московский князь ослабит Ольгерда, Ольгерд ослабит московского князя, слабый московский князь, женатый на литовке, усилит Ольгерда.

Еще до того как Дмитрий подошел к ордынским кочевьям, на его чашу легло благоволение Мамая. Тверской княжич Иван тратился на подарки, но ярлыка не получит.

Мамай не верил Дмитрию, не верил тверскому Михаилу, не верил Ольгерду, он не верил ни одному русскому князю, он верил лишь в одно, что русские князья сами своей враждой помогут Орде, а потому решил укрепить Дмитрия и вызвать на него удар Ольгерда. Ему хотелось узнать, что противопоставит Дмитрий Ольгерду, не падет ли Москва от удара Ольгерда, так и не ослабив грозного литвина?

Все можно узнать у противника, не спрашивая прямо, умея истолковать его ответы. Дмитрий юн, своей горячностью он может запутать эту сложную игру. Мамай велел Дмитрию ждать, на беседу вызвал тайно Василия Вельяминова, имея на то свои расчеты.

Иван Вельяминов, сын Василия, был соглядатаем Орды в Москве. Но если сын изменник, то отец может и не быть изменником, скорее всего он не изменник, ибо и его советами, и его руками Дмитрий возвышал Москву. Отцу надо сказать о сыне, и боярин принужден будет говорить правду.