Федор Шахмагонов - Ликуя и скорбя

• Название: Ликуя и скорбя
• Автор: Федор Шахмагонов
• Издательство: Советский фонд милосердия и здоровья
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1990
• ISBN: 978-5-9533-1722-1, 5-9533-1722-0

Исторический роман Федора Шахмагонова «Ликуя и скорбя» посвящен важнейшему периоду в истории Руси — периоду правления великого князя Дмитрия Ивановича, разгромившего татаро-монгольских завоевателей на Куликовском поле.

В чем смысл великой и кровопролитной битвы, произошедшей много веков назад на Куликовом поле? Стала ли она важнейшей вехой в борьбе Московской Руси за политическую независимость от Орды? Нет, отвечает в своем романе Ф. Шахмагонов, убедительно и ярко воссоздающий предысторию битвы и саму картину сражения: ценой колоссальных лишений и жертв Русь не просто отстояла для себя право самостоятельно развиваться, но, по сути дела, спасла европейскую цивилизацию. Тщательно изучив сохранившиеся письменные памятники Куликовского цикла, автор выстроил на их основе высокохудожественный ряд сильных, запоминающихся образов великих воителей и подвижников, сохранивших для потомков Русскую землю, Святую Русь.

---

В поле разворачивались в лавы ордынские сотни, шли глубоким строем, на ходу убыстряя бег лошадей и верблюдов.

Не так-то звонко под низкими и влажными облаками протрубили русские трубы. Тысяча железных стрел первого залпа ударила по казанским всадникам. Падали кони, бились раненые верблюды, ломая вторую линию лавы. Ордынцы перескочили через первую гряду убитых и раненых. Второй залп тысячи железных стрел сбил и опрокинул вторую линию лавы. Всадники замешкались, третий залп вырубил еще одну линию.

Одиноко прозвучал глас медной трубы. Первая линия стрелков попятилась к линии копейщиков. Ордынцев встретил четвертый залп железных стрел.

И стрелки второй линии начали отход к пешим копейщикам. Всадники Суздальца на правом и левом крыльях отступили и открыли для боя большие пороки. Встречь верблюдам взвились шереширы и опалили их огнем. Верблюды заметались, в страхе и ярости разбивая конный строй своих же воинов. Пятый залп проредил еще раз конную лаву. Стрелки вошли в пеший строй, конная лава сближалась с пешим строем.

Звук трубы наклонил длинные копья, на пути всадников встала сверкающая железом дуга. Лава остановилась перед смертоносной и непроницаемой дугой.

Через равные промежутки, пока успевал воин сосчитать до трех, следовали залпы железных стрел из рядов копейщиков. Ордынцы повернули и помчались к городским воротам. Конница Суздальца преследовала ордынцев, вбила их в ворота. Со стен сверкнула молния и грянул гром. Ворота затворились. Подъемные мосты поднялись и прилегли к стенам.

Громом убиты только двое, но раны получили многие. Странные раны. В тело впились мелкие камешки. Боброк приказал набрать камешков. В поле среди раненых ордынцев по его ж приказу отыскали двух ордынских сотников. Привели в шатер.

Боброк выложил на стол камешки и спросил, что это за оружие, почему гром мечет камни?

Ордынцы молчали.

Сотников вывели из шатра, им тут же отрубили головы. Ввели еще двоих ордынцев. Повалили на колени.

— Говорите! — негромко молвил Боброк.

И рассказали...

На стенах поставлены тюфенги. Привезли их из Самарканда от хромца Тимура. Тимур вывез секрет этого оружия из страны Хань.

Ханьские трубы лились из меди, их широкие жерла испускали огонь и гром, камни и куски железа вылетали недалеко, падали тут же и могли поразить воина только в упор. Арабские кузнецы вместо меди употребили железо. Медная труба была тонкостенной, с огромным жерлом. Железный тюфенг имел толстые стены и узкое жерло. Зелие взрывом выбрасывало заколоченный в жерло пыж, пыж толкал дробленые камни и куски железа. Если воин лез на стену, то ударом такого заряда его сшибало и рвало на куски.

— Я не уйду отсюда,— сказал Боброк,— пока не возьму несколько тюфяков.

Так слово «тюфенг» получило русское звучание из уст Боброка.

Весь город, как Тверь, острогом не стали обводить. Обвели острогом волжские ворота, подвели к ним возграды, большие пороки, мечущие шереширы, баллисты и катапульты. Супротив ворот подняли туры. В утро 14 марта начали метать шереширы, баллисты кидали бочки с горящей нефтью, пороки метали тридцатипудовые камни в ворота. Ворота выпали из петель. В городе занялся пожар. К ночи над городом встало дымное зарево, у стен таял снег.

Утром 15 марта вышел из ворот Махмет-Салтан и пришел к княжескому шатру. Приняли его Суздалец и Боброк.

— Почто пришли? — спросил Махмет-Салтан.— Даю откуп!

Приступ стоил бы многих русских жизней, а город ничего не стоил для Боброка, удержать город было некем, не оставлять же здесь пеший полк или стрелков.

Боброк потребовал 1000 рублей для конной дружины и 1000 рублей на пешую рать, и все тюфенги, что стояли на стенах.

Город пылал, в город летели шереширы. Махмет-Салтан дал откуп, и отдал тюфенги, и поклялся не воевать русскую землю.

6

Митрополит Марко с Синайской горы из Иерусалима и архимандрит монастыря святого Михаила в Иерусалиме отец Нифонт прибыли за милостыней в Москву. Митрополит Алексей спросил их, как они мыслят спасти греческую веру от натиска папистов и ислама.

Царьград, сиречь Константинополь, теснили латинские рыцари. Ныне же тюрки-османы отняли все земли византийских владык к югу от проливов и перешли на греческую землю, сужая кольцо захватов вокруг патриаршего престола, вокруг храма Софии, родоначальницы православной веры на Руси. На Русь ислам наступает из Орды, на Царьград ислам идет через проливы. Кто тот государь, который мог бы спасти истинную веру?

— А какая вера истинная? — вопрошал митрополит Марко.

Принимали посланцев митрополит Алексей и игумен Троицкого монастыря Сергий.

Сергий ответствовал митрополиту Марко:

— Не сей сомнений, брат! Ислам — вера кочевых народов, христианство — вера народов оседлых. Кочевые народы — разорители, народы христианские — созидатели.

Марко черен, горбонос, возраст его не угадаешь, речь книжника, черные глаза полны тоски.

— На нашей земле памятны крестовые походы латинцев. Как жгли, как резали, как насиловали и грабили... Они христиане?

— Ты не можешь того же сказать о русской церкви и о русских воинах. Велика и могуча была Русь князя Ярослава Мудрого, в иные страны грабить и жечь воинов своих он не водил!

Нифонт из греков. Молод, оповестил митрополита Алексея, что по весне ему минуло тридцать лет, что учен сызмальства грамоте, начитан в книгах древних писателей и скорбит об упадке патриаршего двора и власти патриарха в Константинополе, ибо второй Рим погряз в пороке, мздоимстве и душевной лености.

— Я отвечу отцу Алексию! — вызвался он.— Ныне второй Рим, первопрестольный град нашей веры, поставлен под удары молота. Наковальня — паписты, молот — ислам. Ничто великое не проходит бесследно. Когда монгольский воитель Чингисхан поразил правителя Хорезма Махмуда и развеял его войско, сын его Джелал-ад-дин вырвался из монгольских когтей и явился к султану Рума. Румский султанат разделился на десять эмиратов, охвативших все восточные владения империи. Они закрыли доступ монголам к Константинополю. Самым мудрым вождем из эмиров оказался вождь огузов — Эртогрул. Он учился у Джелал-ад-дина. Осман, сын Эртогрула, назвался султаном и сделал своей столицей город Бурсу. Орхан, сын Османа, отобрал все владения империи на востоке и перешел через проливы. Ныне Махмуд, сын Орхана, завоевал Адрианополь, Фракию и Филиппополь, долину реки Марицы. Они идут на Константинополь, и быть скорому концу патриархии.

— Рассуждая о том, как поразить врага, о чем мы прежде всего думаем? В чем мы видим силу врага? — спросил Сергий.

Нифонт развел руками.

— Я монах и книгочей, воинского дела не разумею.

— Монах, если он книгочей, должен разуметь и воинское дело. Враг страшен, когда он един. Если нет силы воинской, есть сила разъединения. Я давно веду дружбу с христианами из арабских купцов. Мне до них далеко, а дороги ныне малопроходимы. Что сейчас происходит в странах за Персидским морем?

— Султан Махмуд велик и несокрушим для владык тех стран, что лежат южнее Каспийского моря.

Сергий покачал головой.

— У нас иные известия. Властитель Самарканда, мы называем его Тимур, собирает под своей властью эмираты между реками Сырдарья и Амударья. Когда он соберет их под своей рукой, ближний ему враг — султан Махмуд. Он ударит Махмуду в спину и отведет его руку от Царь-града. Мы просили христиан тех стран и земель помогать Тимуру в его спасительном для нашей веры деле, хотя он и мусульманин.

Марко рассуждал более мрачно, чем Нифонт.

— Тимур известен и нам, и мы следим за его движениями. Называем его Тимур самаркандский. Возвысившись, он станет противовесом Махмуду, но нет силы в империи, которая воспользовалась бы их битвой и поразила бы обоих, когда они сцепятся меж собой, как тигры перед добычей.

— Рассуждая, как поразить врага, не должны ли мы знать все о нем? — поставил еще вопрос Сергий и сам ответил: — Должны! Так слушайте. Ныне Большая Орда нам не страшна, но соединенный улус Джучи страшен. Мы дали знать заяицкому хану Урусу, что Большая Орда ныне слаба, что моровая язва побила ее коней, и Урус-хан собрал курултай. На курултае он объявил, что идет на ханов Большой Орды, ибо нет среди этих ханов достойного. Так мы ослабим обе Орды. Нашелся, однако, среди эмиров Той-хожа, правитель Мангышлака, и выступил против похода на Большую Орду. Урус-хан отрубил ему голову. Сын Той-хожи, царевич Тохтамыш, бежал в Самарканд к Тимуру. Нам донесли христиане из Самарканда, что Тимур с почетом и любовно принял Тохтамыша. Почему?

— Мы не знаем кипчакской земли, нам неизвестны имена этих диких правителей! — ответил Марко.

— Суть не в именах,— возразил Сергий.— Суть в характерах и интересах властителей. Давайте рассудим: Тимур решил собрать все земли владений хорезмского шаха Мухаммеда, отца Джелал-ад-дина. Откуда грозит ему помеха? От султана Махмуда и из Заяицкой Орды. Кто сильнее? Махмуд сильнее. Но Тимур не может, низвергая Махмуда, оставить за спиной Урус-хана. Вот почему он принял любовно беглого царевича. Что будет, если Тимур пошлет свое войско против Урус-хана?