Федор Шахмагонов - Ликуя и скорбя

• Название: Ликуя и скорбя
• Автор: Федор Шахмагонов
• Издательство: Советский фонд милосердия и здоровья
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1990
• ISBN: 978-5-9533-1722-1, 5-9533-1722-0

Исторический роман Федора Шахмагонова «Ликуя и скорбя» посвящен важнейшему периоду в истории Руси — периоду правления великого князя Дмитрия Ивановича, разгромившего татаро-монгольских завоевателей на Куликовском поле.

В чем смысл великой и кровопролитной битвы, произошедшей много веков назад на Куликовом поле? Стала ли она важнейшей вехой в борьбе Московской Руси за политическую независимость от Орды? Нет, отвечает в своем романе Ф. Шахмагонов, убедительно и ярко воссоздающий предысторию битвы и саму картину сражения: ценой колоссальных лишений и жертв Русь не просто отстояла для себя право самостоятельно развиваться, но, по сути дела, спасла европейскую цивилизацию. Тщательно изучив сохранившиеся письменные памятники Куликовского цикла, автор выстроил на их основе высокохудожественный ряд сильных, запоминающихся образов великих воителей и подвижников, сохранивших для потомков Русскую землю, Святую Русь.

---

Будто бы и задумываться не над чем. Кого же мимо отца Сергия, кого же мимо настоятеля Троицы? Будто бы ясно, да туманен вопрос митрополита: наставник или покорный слуга! Сергий не будет покорным слугой, другого наставника желать ли?

— Сегодня ты удельный князь,— продолжал митрополит.— Коли, не загасив свечи, переступишь предел, тебе назначено быть государем всея Руси, коими были лишь первые русские князья. Твоему уделу — митрополит, государству русскому — патриарх!

— Они пришлют грека! — вырвалось у Дмитрия.

— Они не поставят патриарха! — ответил Алексий.— На то время нужно! Патриархом ставь Сергия, митрополитом — покорного!

Алексей будто бы засыпал, тишал его голос, покрывалось бледностью лицо, тускнели глаза. Прибыли князь Владимир, Сергий и Боброк.

Едва владея рукой, Алексей осенил крестом князя Дмитрия, князя Владимира и Боброка.

— Вам — русское воинство.

Перекрестил Сергия:

— Тебе — русскую церковь!

К вечеру митрополит всея Руси Алексей тихо отошел. Отходную читал Сергий.

После поминальной тризны Дмитрий остался с Сергием с глазу на глаз.

— Принимай,   отче,   стол   митрополичий! — сказал Дмитрий.— Иного не вижу!

— Что наказал тебе наш отец Алексей? — спросил в ответ Сергий.

— Отец наш Алексей спросил меня: нужен ли мне наставник или покорный слуга? Лучшего наставника не вижу, верю тебе, отче, и отдаюсь в твою волю!

— Но я, князь, не беру твоей воли, ибо нет ничьей воли, кроме божеской, над государем!

— Отче, мы близки к тому часу, коего ждали, как я себя помню! В этот час неужели ты хочешь оставить церковь на чужие руки?

— Князь, у церкви иерархия не княжеская и не сравнивай ее с иерархией светской. Для восточных патриархов митрополит всего лишь младший иерарх. Простой монах может быть для них иерархом духовным, перед авторитетом монаха и они готовы склонить голову, но не перед митрополитом. Уйдя митрополитом из Троицы, я не смогу направить патриарха Нифонта. Избирай на митрополичий стол покорного. Идти мне в Царьград на поставление в патриархи не время. В сей час не могу оставить русской земли и Троицы.

3

Тимур осторожно вел войско к Сыгнаку на Урус-хана. Шел не спеша, давая роздых коням, ибо хорезмские воины были облачены в тяжелые доспехи. Тимур ждал, когда Урус-хан соберет в кулак все свои тумены, чтобы разом и в одной битве лишить силы Ак-Орду и оставить ее без тех, кто мог бы потом поднять мятеж у него за спиной, когда двинется на султана Махмуда, османского владыку. Урус изготовил войско к битве. Пала ночь, прикрыла тьмой оба боевых стана. Ждали рассвета, чтобы начать битву.

В ночь переменился ветер. На земле ледяной ветер, с неба ледяной дождь. Падая, вода тут же замерзала. Оледенела степь, кони не могли ступить ни шагу. Оледенели луки и потеряли свою упругость. Воины сказали Урус-хану, что они не могут сражаться. Не мог наступать и Тимур. Не пустив ни одной стрелы, оба войска ушли из долины, где намерены были вручить свои судьбы на суд Аллаха. Тимур повел своих всадников на юг, к теплу. Урус-хан вернулся в Сыгнак.

Но Тимур не привык отступать от своих намерений. Он вновь двинул войско, едва распустились цветы на яблонях и на хурме.

...Мамай собрал своих темников и эмиров. То был тайный военный совет, не в ханском шатре, а в зимней юрте Мамая.

— Завет Потрясателя вселенной должен быть исполнен! —сказал Мамай.

И все за ним повторили клятву верности заветам Чингисхана пройти до Последнего моря и покорить вселенную его сынам и внукам.

— Никогда не было так, чтобы улус Джучи был бы слабее улуса хулагидов,— продолжал Мамай.— В походе к Последнему морю все улусы должны быть вместе, а вместе они могут быть под рукой одного джихангира и одного великого хана!

Все опять согласились с Мамаем. Мамай продолжал:

— Тимур идет на Урус-хана. Не следует ли нам восстановить наш улус в пределах, какие он имел при Джанибеке?

— Джанибек-хан привел к покорности улус хулагидов! — молвил кто-то из темников.

— И нам следует привести в покорность правителя Самарканда, когда он уничтожит Урус-хана! — ответил Мамай.— Но хан Джанибек покорил Тевриз, когда Русь была покорна. Ныне Русь подняла меч! Пора наказать русов, привести к покорности наших улусников. Князь Дмитрий из наших рук получил ярлык, а ныне не дает выходов.

— На Русь! — ответили единым вздохом темники и эмиры.

— Надо ли идти всей Ордой? — спросил Мамай, хотя имел уже ответ на этот вопрос.

Темники молчали, ожидая Мамаева слова.

— Если мы пойдем всей Ордой, мы подставим спину Урус-хану. И тот, кто победит в битве: Урус-хан или Тимур, тот и ударит нам в спину. А победить должны мы и ударить по обессиленному победителю. Я не могу вести всю Орду на Русь. Может ли устоять Русь против тридцати тысяч всадников?

— Я поведу тумены! — выскочил Арапша.— Мне хватило шести тысяч всадников, чтобы опустошить Новгород Нижний и землю на реке Суре...

— Ты, царевич, предназначен для великих свершений в Ак-Орде.

Мамай остановил взгляд на Бегиче. Он был первым, кто пришел под его руку, он столь же ненавидит чингизидов, как и Мамай, он волен был выбирать, кому искать золотой трон Чингиза: ему, Бегичу, или Мамаю? Бегич уступил Мамаю. Вернувшись с покоренной земли русов, он получит решающее слово на курултае. Ему идти, и никому другому. И это давно для себя рассудил Мамай.

— Пойдешь ли? — спросил у него Мамай.

— Пойду! — ответил Бегич.

— Иди на Русь, когда уберут хлеб! Все зерно русов должно быть привезено в Орду. Тех, кого не зарубит ордынская сабля, пусть убьет голод. Навеки пустоши землю русов! А мы здесь будем ждать, когда правитель Самарканда и Урус-хан изрубят друг друга.

4

Завязан с русской землей князь Андрей, сын великого литовского князя Ольгерда, давно еще в те времена, когда правил Ордой великий хан Джанибек, а Дмитрия Ивановича еще не было на свете.

Немецкие рыцари двинулись на Псков. Псковичи послали сказать новгородцам: «Идет на нас рать немецкая, помогите нам!» Новгородцы собрали дружину, да не пришла та дружина к псковичам, кто-то отвел ее стороной. Будто бы от псковичей пришел гонец, и тот объявил: «Несть рати на нас, но бысть мир». Не дождавшись новгородской подмоги, псковичи послали за подмогой к Ольгерду. Ольгерд пришел с братом Кейстутом и сыном Вингольтом.

Немцы осадили Изборск, били в стены таранами, метали из великих пороков камни, отгоняли воду от города.

Изборск слал гонцов, торопили Ольгерда ударить на немецких рыцарей, но Ольгерд ведал, что войско своим движением около неприятеля страшнее удара. Он медленно шел от Пскова к Изборску, эта медлительность показалась рыцарям признаком силы, и они бежали. Псковичам понравилось, как Ольгерд помог их городу Изборску, звали креститься в православную веру и княжить во Пскове. Ольгерд ответил: «Я крещен, я христианин, второй раз не крещусь, на княжение у вас садиться не хочу, а даю вам сына Вингольта, крестите его».

Вингольта окрестили Андреем в соборной церкви и посадили на княжение. С той поры и завязана судьба Андрея Ольгердовича с Псковом, хотя и княжил он при отце в Полоцке. Ольгерд умер. Великое княжение захватил Ягайло. Он убил своего дядю Кейстута, наметился сотворить зло братьям. Андрей собрал полоцкую дружину и пришел к Дмитрию Ивановичу. Положили ряд: княжить Андрею Ольгердовичу во Пскове и ждать часа, когда идти вместе на Орду.

Когда сакмагоны дали знать с реки Юлы, что Орда кочует вдоль реки, взяв направление на Дон и Воронеж, Дмитрий спросил Боброка:

— Зовем ли Андрея Ольгердовича?

— Зовем! — ответил Боброк.— Его кованая рать нужна в бою!

Дмитрию важно и другое: втянуть в борьбу с Ордой литовских князей. Страшились в Орде этого единения: так вот оно пришло!

Как только тронулись реки, сплыл лед на низ к Волге, Игнат Огородник погнал обозы с кормлением в Коломну, из Бронниц повезли возы с железными стрелами.

Для того чтобы перевезти железные стрелы из Бронниц, потребно четыреста возов. От Бронниц до Коломны лошадь доходит с возом за день. Ночь на отдых и наутро выходить обратно. Четырехсот возов не собрать, да и не нужно, лучше в два раза сходить. Стерегся Игнат от всякой случайности, смерти не боялся, а вот потерять эти стрелы, кои ковались десяток лет, то оказалось бы бедой неизбывной.

От Бронниц до Коломны полета поприщ, дорога где лесом, а где полем. Приведет ворог ордынцев, отобьют стрелы... Что тогда? Триста стрелков охраны — то не сила.

Игнат собрал верных людей: бронницких бортников и огородников. То все рязанцы, пришлые от беды люди, от ордынских грабежей, от пожаров на рязанской земле. Каждый за Игната в огонь и в воду, потому как князь московский дал им воскреснуть из мертвых. Выехали, когда засветился край неба. Впереди разъезды. Сотня стрелков из Коломны идет навстречу, две сотни с обозом. Встречного на пути, будь то холоп, смерд или боярин, приказал Игнат гнать в сторону, дабы и близко не оказался возле обоза.