Лев Гурский - Поставьте на черное

• Название: Поставьте на черное
• Автор: Лев Гурский
• Жанр: Политический детектив

Начальник охраны Президента России – вовсе не тот человек, от предложения которого кому-либо можно отказаться. Бывшему сотруднику МУРа, а ныне частному детективу приходится согласиться на несложную, казалось бы, личную просьбу главного кремлевского телохранителя. Пустяк: всего-то навсего проверить деятельность одного частного столичного издательства! Однако наш герой и не подозревает, что, случайно потянув за ниточку, он начнет вдруг разматывать смертельно опасный клубок чужих интриг и высоких секретов – тех, которые могут повлиять на судьбу всей страны…

---

– Тут и везти нечего, – ухмыльнулся честный таксист. – Видите девятиэтажки? Три минуты ходьбы, не больше. И там увидите пьяненького мужика на постаменте. Это и будет ваш Никитин.

Таксист не соврал. Я лишь теперь сообразил, отчего воронежцы в разговорах со мной проявляли поразительную недогадливость: я просто-напросто не о том спрашивал. Я-то допытывался о местонахождении монумента стихотворцу, попавшему в школьные учебники. Мне же следовало бы расспрашивать о памятнике нетрезвому дядьке, которого мутит после вчерашнего. Может быть, скульптор где-то вычитал про склонность поэта закладывать за воротник, но вероятнее всего позу утреннего страдальца он придал своему герою непроизвольно, по наитию. Или вдохновляясь собственным опытом. Теперь-то, кстати, мне становился понятен и заголовок стихотворения Иннокентия Пеструхина. Здешний Никитин мог бы задуматься об одном-единственном: утро, башка трещит после вчерашнего, и где бы найти лекарство от вечной расейской болезни?…

Газетный киоск стоял тут же, в пяти шагах от постамента. Внутри его, по всем законам природы и поэзии, обязан был находиться господин Пеструхин-Паркер собственной персоной. Но сегодня я уже столько раз ошибался, что из чистого суеверия решил немного выждать и присмотреться. Усиленно делая вид, будто осматриваю памятник наклюкавшемуся Ване, я косил глазами в сторону. Ждал, не подойдет ли кто, не высунется ли хозяин из-за кип своей периодики. Терпение мое было вскоре вознаграждено. Юноша с прической панка подрулил на скрипучих роликах к киоску и громко проорал:

– Эй, Пестрый! Есть у тебя «Спорт-экспресс»? Ответ, которого я не слышал, был, похоже, отрицательным. Юный панк досадливо притопнул роликом, сплюнул на асфальт и почесал дальше, распугивая своим скрипом окрестных голубей. Я же, оторвавшись от созерцания похмельного Ивана Саввича, приблизился к киоску и глянул внутрь.

Среди газет сидел сравнительно молодой человек, похожий на свою фотографию в журнале: такой же тусклый и блеклый, с копной серых волос на голове. Пестрым такого субъекта можно было назвать в единственном случае. Если фамилия его была Пестряков или Пеструхин.

– Что вы хотите? – спросил меня киоскер. – «Курьер» кончился, «Спорт-экспресса» вообще не завозили… Есть «Сегодня», но только позавчерашний номер…

– Нет-нет, – сказал я. – Вообще-то я люблю осматривать газеты, но сейчас они меня не интересуют. У меня к вам сугубо философский вопрос. Ответьте мне честно: о чем задумался Никитин, певец лесов, полей и рек? Тридцать секунд на размышление.

Лицо киоскера из серого стало нежно-розовым.

– Вы… вы читали мои стихи? – удивленно прошептал он.

– Читал, и очень внимательно, – подтвердил я. – Хотите, покалякаем о литературе? Только пустите меня внутрь. Ужасно неудобно разговаривать о литературе вот так, через окошечко…

В гамме цветов на лице киоскера появился еще один – темно-красный. Это зарделись уши.

– Вы – из журнала? – завороженно глядя на меня, спросил киоскер. – Но я слышал, что «Новый молодежный»…

– Я – из Москвы, – обтекаемо ответил я. – Да вы не бойтесь, я на вашу выручку не посягну. Слово Штерна.

– Ой, – встрепенулся Иннокентий, сообразив, что я по-прежнему снаружи, а не внутри. – Сейчас открою!

Через несколько минут я уже восседал на табурете в углу полутемного газетного киоска. Иннокентий, отдавший мне единственную мебель, соорудил себе сиденье из пачек старых газет и каких-то картонных коробок. Вид у киоскера был ошеломленный – если не сказать «обалделый». Похоже, я был первым из посетителей, кто сам прочел его крошечную журнальную подборку.

– Вы интересуетесь поэзией? – смущенно осведомился Пеструхин. – Ко мне нечасто заходят. Вернее, совсем не заходят… Эти даже и не знают, как меня зовут. Пестрый – и весь разговор. Сидишь тут, варишься в собственном соку… Ой, извините, вам, наверное, неинтересно это слушать?

– Отчего же, напротив, – вежливо проговорил я, не желая обижать молодого поэта. – Меня ведь и вправду привели сюда ваши стихи… Хотя гораздо больше меня интересует ваша проза.

Иннокентий Пеструхин вздрогнул – то ли от моей последней фразы, то ли от неожиданно резкого стука в окошко. Киоскер протянул руку, чтобы открыть, но оно и так уже распахнулось внутрь от мощного удара. Удивительно, что стекло еще уцелело, не разбилось вдребезги.

– Эй, Пестрый! – пророкотала круглая рожа, явившаяся в окошечке. Хотя сюда к нам просунулась только голова и частично шея, места в киоске сильно поубавилось. На мощной шее висела золотая цепь толщиной в полпальца.

Иннокентий Пеструхин сразу сжался.

– Эй, Пестрый! – повторила рожа с цепью, не обращая на меня никакого внимания. – Ты зачем Владьку спровадил? Я ж тебя по-хорошему предупреждал: каждое утро ты мне оставляешь «Спорт-экспресс»!

– Сегодня «Экспресс» не завозили, – прошелестел Иннокентий. – Я бы оставил, Муки, мне не жалко…

– Завозили или нет – мне по барабану, – оборвал круглорожий Муки. – Щас пойдешь на вашу базу и в зубах притащишь мне газету.

– Я не могу, – тихо, но твердо сказал Пеструхин. – Вы же знаете, мне нельзя бросать киоск до обеда. После смены я могу сходить, а вот во время…

– Тогда я тебя удавлю, – спокойно пообещала рожа в окошечке. Я догадывался, что этот Муки несколько преувеличивает свою угрозу, однако хамский тон меня сильно выводил из себя. Кроме того, я не выношу, когда посторонние без уважительных причин прерывают мой разговор.

– Господин Муки, – вяло произнес я. – Пожалуйста, закройте окошко с той стороны. У нас с Иннокентием важная беседа, а из вашего рта так воняет…

– Что-о?! – взревела круглая рожа и инстинктивно рванулась ко мне, начисто забыв, что туловище все равно не пролезет.

Этого-то я и добивался. Через мгновение незваный гость уже полузадушенно захрипел, тщетно пытаясь освободить горло от своей собственной цепочки, которую я быстро закрутил правой рукой.

Чуть помедлив, я свободной левой рукой вытолкнул хрипящую рожу из окошка – с таким расчетом, чтобы ее обладатель обязательно не удержался на ногах. У московских нью-рашен уже прошла мода на такие цепки: слишком уж оказалось удобно ими душить хозяев. Однако до патриархального Воронежа, я смотрю, это веяние еще не добралось.

Послышался звук тяжелого падения. Я мигом откинул щеколду на двери киоска, выскочил наружу и наклонился над упавшим багровым Муки. Тот со страхом глянул мне в глаза, полагая, что сейчас я его буду добивать. Он бы, круглорожий Муки, наверняка не удержался еще от парочки ударов по поверженному противнику.

Я замахнулся и… ласково потрепал незваного гостя по щеке.

– Вставайте, господин Муки, – тоном заботливого камердинера проговорил я. – Я рад, что мы обо всем договорились. Вы больше никогда не обижаете моего брата, а я, так и быть, забуду, как вы пытались напасть на старшего офицера федеральной службы безопасности. – С этими словами я продемонстрировал лежащему Муки тыльную сторону своего замечательного удостоверения спецкора газеты «Мясной гигант».

– Но я не знал, что Пестрый – ваш бра-ат… – испуганно забормотал Муки, которому связываться с фискалами улыбалось еще меньше, чем просто получать взбучку. Он медленно попытался встать, в чем я ему тут же помог. Пусть, конечно, идет восвояси. Киоск, рядом с которым валяется полузадушенный хмырь, невольно вызывает подозрение у проходящих мимо.

– Вот теперь – знайте, – наставительно сказал я. – И кстати, что за вульгарное «Пестрый»? Моего брата зовут Иннокентий. Усекли, господин Муки?

– Усек, – поспешно ответил Муки и уже намылился отковылять – от греха подальше, а заодно и от неприятностей.

– Да, вот еще что, – как можно вежливее проговорил я ему вслед. – Не употребляйте больше слово «удавлю», даже в шутку. Видите, как это больно…

Когда я вернулся в киоск, киоскер Пеструхин принялся рассматривать меня не то с благодарным удивлением, не то с уважительной опаской. Как выяснилось, он из окошка слышал всю мою беседу с этим Муки.

– Выходит, вы – федеральный агент? – спросил он, завершив осмотр моей носатой физиономии.

– В той же степени, что и ваш брат, – разъяснил я. – Просто есть на свете люди, до которых доходят только простые ответы. Правда для них чересчур сложна, приходится для пользы дела привирать.

– Но мне-то вы скажете правду? – полюбопытствовал Пеструхин. – Или тоже… для пользы дела, как ему?…

«Умный парень этот Пеструхин, – подумал я. – Все схватывает на лету. Жаль только, пишет плоховатые стихи. Но это как болезнь: прицепляется в детстве, и до пенсии тянет рифмовать „любовь – кровь – бровь – вновь“. Плюс морковь».

– Вам, Иннокентий, я скажу чистую правду, – торжественно пообещал я. – Уже говорю. Зовут меня Яков Семенович Штерн. Я на самом деле приехал из Москвы, чтобы поговорить о вашем романе. О «Ночных монстрах Манхэттена»… – По лицу Пеструхина я заметил, что он мне собирается возражать. – Только не надо кормить меня сказками, – продолжил я, – будто бы вы – лишь скромный переводчик с английского. Мы ведь условись говорить друг другу правду, верно? А истина в том, игемон, что вы послали в издательство «Тетрис» свой собственный роман, выдав за американский…