Мелвин Брэгг - Дева Баттермира

• Название: Дева Баттермира
• Автор: Мелвин Брэгг
• Издательство: Издательство «Иностранка»
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2007
• ISBN: 978–5–94145–480–8

Англичанин Мелвин Брэгг известен у себя на родине не только как сценарист — один из авторов киноверсии прославленного мюзикла «Иисус Христос — суперзвезда» — и ведущий телевизионных передач по искусству. Его перу принадлежит полтора десятка романов, пользующихся неизменным успехом у читателей. Действие «Девы Баттермира» переносит нас в начало XIX века, в Англию времен короля Георга III: Британская империя воюет за океаном со строптивыми американскими колониями, соперничает в Европе с Францией, где набирает силу Наполеон. В это самое время на северо-западе Англии, в краю холмов и озер возникает знаменитая поэтическая «Озерная школа», а особой достопримечательностью этих мест становится прекрасная Мэри Робинсон: о ее прелести и скромности снова и снова пишут поэты «Озерной школы». Отчего же столь трудной оказалась судьба красавицы? Что скрывает от нее ее избранник? Да и кого полюбила прекрасная Мэри: доблестного воина и блестящего аристократа Хоупа или безродного авантюриста Хэтфилда, тайными узами связанного с зловещим Ньютоном?

---

В эту минуту он и вовсе не видел никакого смысла в дальнейшем своем существовании. Испытывая нестерпимую боль, которая завладела всем его телом без остатка, он чувствовал себя беспомощным и ничтожно крохотным, точно камень-голыш на морском берегу в плену переменчиво-капризных волн. Хоуп словно видел себя со стороны: скрюченный на кровати, где он многие часы подряд метался от боли, он являл собой пример совершеннейшей нелепости. Им овладело уныние, а мысли, точно пытаясь разрешить некую запутанную головоломку, неслись по кругу без остановки: зачем ему жить дальше? У него не возникло ни единого порыва подняться с постели и заставить себя двигаться. Вялый, совершенно апатичный, он был как будто парализован тщетностью бытия. Гигантский мир вокруг него продолжал жить по своим законам, и его собственная непричастность к этому важному действию тяжелым грузом ложилась на его душу, словно жерновами перемалывая его сознание.

Что такое его жизнь и в чем ее смысл? Такая невообразимо короткая и мелкая безделица. Бедняга Черный Джек — вот он есть, через миг его не стало. А этот маленький Мальчишка-мартышка, с его неуемной энергией, вскоре он повзрослеет, начнет болеть, состарится, а там, глядишь, и умрет. Хоуп, словно бы цепляясь за последнюю надежду, попытался собрать все свои воспоминания о Сэлли, но и здесь его ждало горькое разочарование. Уже не в первый раз воспоминания о чувственных удовольствиях не приносили облегчения. Единственное, что запечатлелось в памяти, так это торопливое, почти стершееся из памяти совокупление, минутный каприз плоти. Он так и чувствовал на собственных висках холодное прикосновение гладких пистолетных стволов. И в эту же самую минуту на него внезапно снизошло умиротворяющее спокойствие.

Нет смысла жить и никогда не было. Убежденность в этом вдруг охватила его. Хоуп попытался справиться с богохульным озарением, которое проникало все глубже и глубже в его душу, точно погружаясь в зыбкую трясину.

— О Боже! — принялся он молиться. — Позволь мне быть полезным делу Твоему. И стану я служить Тебе во все дни моей жизни. Укажи мне путь, по которому мне следует идти, и я исполню Твою непреходящую волю, во имя Господа нашего Иисуса Христа, аминь. Покажи мне, зачем я пришел на бренную землю сию, о Господи, аминь.

Он вновь и вновь без устали повторял эту импровизированную молитву едва слышным полушепотом, дабы никто из прислуги или гостей в этот суматошный утренний час не смог подслушать. Однако, если бы даже кто и сумел расслышать его слова, обращенные к Господу, то был бы до глубины души тронут той искренностью и человеческой печалью, с какой полковник взывал ко Всевышнему. В ту минуту он лишь жаждал помощи и знамения… в молитве минул час, и монотонные слова наконец убаюкали его, Хоуп погрузился в легкую дрему…

— Чай, два сваренных всмятку яйца, только, пожалуйста, убедись, что они в самом деле сварены всмятку. Еще теплый хлеб, масло и овечий сыр.

Горничная присела в реверансе перед болезненного вида господином, который занимал лучшую комнату в гостинице. Все это утро ей не терпелось поскорее обслужить именитого постояльца. Она даже внешности своей уделила куда больше внимания, нежели обычно: с невероятным тщанием смочила непослушные локоны, натерла щеки, чтобы вызвать румянец, и надела свое лучшее платье. Однако теперь, завидев его, она почувствовала некоторое разочарование.

— Ты выглядишь весьма мило… — Это был вовсе не комплимент, она и в самом деле была привлекательна.

Хоуп ощущал душевное умиротворение, хотя налет меланхолии после неумеренных возлияний стерся еще не полностью. Однако когда он спрашивал ее имя, на него уже накатывала легкая волна похоти.

— Кристина… спасибо, сэр, вы весьма любезны.

— Твое имя произошло от слова «христианин». — Он сел на кровати, спустив ноги на пол, и теперь она заметила его густые темные с проседью волосы. Такие женщины, как эта Кристина или Сэлли, всегда возбуждали его интерес, к тому же эти наивные простушки обычно принимали уловки за чистую монету. — Имя, точно кристалл, сверкающий в лучах солнца, словно ты стоишь рядом с окном, сквозь которое проникают яркие полуденные лучи. Надеюсь, Кристина, мы станем друзьями.

— О нет, не станем, — торжественно пообещала она не столько ему, сколько самой себе, улыбаясь и выходя из комнаты.

Она сама не понимает почему, рассказывала она через несколько минут своей лучшей подруге, но он ей «ужасно неприятен».

Даже такой легкий флирт слегка оживил Хоупа. Он поднялся с постели и подошел к окну. Внутренний двор гостиницы был залит полуденным солнцем, жизнь снаружи так и кипела, и в этой повседневной сутолоке была своя прелесть. Однако прежде необходимо поесть, а перед завтраком сделать гимнастику — он выполнял упражнения неукоснительно каждое утро, невзирая на собственное состояние. За долгие годы не слишком обеспеченной жизни он успел хорошенько усвоить, что судьба человека зачастую зависит от того, насколько он силен. Кесвик же потребует всех его сил.

Охая от боли в мышцах и исходя испариной, Хоуп все же заставил себя закончить упражнения, сосредоточив особое внимание на руках и груди. К тому времени минул полдень. Он уже пробыл в Кесвике целые сутки, и за эти часы всему городу стало известно: в гостинице «Голова королевы» остановился весьма привлекательный полковник благородного происхождения Александр Август Хоуп, младший брат графа Хоуптона, член парламента от Линлитгошира и друг премьер-министра мистера Питта. Он на несколько дней задержится в этом благословенном местечке и по каким-то своим, ему одному известным причинам хотел бы остаться инкогнито.

— Так что ж, полковник, — тихо разговаривал он с самим собой, натягивая узкие белые бриджи. — Каково ваше настроение сегодня? Вы отменно позавтракали? Хорошо ли выспались? Глотнули свежего воздуха, проветрив голову? Великолепно, полковник. — Он втянул живот и с трудом застегнул бриджи. — Вашей легкой жизни, полковник, можно только позавидовать. Вы беззаботны, точно какой-нибудь принц, и если весь мир рухнет в тартарары, вы и не заметите. Однако, полковник, вы мне нравитесь все больше и больше. И даже имя Хоуп начинает звучать весьма привычно. — Он мягко улыбнулся собственным мыслям. В его воображении с удивительной яркостью нарисовалась картина двух разных людей, один из них, новый и еще пока не вполне знакомый, точно бесплотный фантом вошел в другого, того, старого, от которого сам Хоуп мечтал избавиться.

Еще во время своей первой прогулки по Кесвику Хоуп выяснил, что в городишке проживают всего два аптекаря — Мэри Фишер и Джон Хогарт. Он решил, что было бы весьма бестактно без предварительной договоренности нанести визит и попросить настойку опия. Однако мистер Вуд настоятельно рекомендовал местного хирурга доктора Эдмонсона. Мальчишка-мартышка взял карточку полковника Хоупа и со всех ног кинулся к врачу, дабы тот, не мешкая, назначил время визита. Свободное время в очереди пациентов нашлось сразу. Полковника впустил в дом неунывающий горбун-слуга, который беспрестанно подмигивал и радостно улыбался, при этом не произнеся ни единого слова. Возможно, хозяин держал его, дабы оттенить собственные достоинства, поскольку был доктор Эдмонсон весьма привлекательным мужчиной и прекрасно знал об этом. Строгое выражение лица, столь присущее всем докторам, невероятно гармонично сочеталось с его словоохотливостью, даже в некотором смысле говорливостью. Он с поверхностной эрудицией рассуждал о предметах, касающихся всех областей наук, да к тому же беспрерывно пересказывал досужие сплетни.

Он самым непринужденным образом пригласил Хоупа пройти в свой «маленький кабинет», и весь его вид демонстрировал совершенное равнодушие к высокому происхождению благородного гостя, однако эта непринужденность и равнодушие казались наигранными. В то же время Хоуп почувствовал немалое облегчение. По пути к дому хирурга он боялся, что не сумеет найти общего языка с врачом. Он уж давно выяснил для себя, что все снобы подобны слепцам, и стоит только выяснить, к какой области жизни относится их слепота, как обретаешь истинную безопасность в общении с подобными людьми. Ему подумалось, что уж больно скоро доктор Эдмонсон забыл о благородном происхождении полковника Хоупа и его неразрывной связи с семьей Хоуптонов, а в особенности о титуле его старшего брата. И в то же время такое осторожное поведение местного врача весьма льстило полковнику.

Вскоре они уже наслаждались прекрасным хересом.

Весьма небрежно Хоуп упомянул о своих «пустяковых ранениях», между прочим рассказав о тех «мелких стычках», в которых ему довелось принимать участие, и совсем уж было собирался перейти к своей просьбе, когда доктор Эдмонсон и сам озвучил его желание:

— О, без сомнения, вам нужен запас опия.