Валентина Гончаренко - Чародей

• Название: Чародей
• Автор: Валентина Гончаренко
• Жанр: Современная проза

Чародей-это молодой учитель Юрий Николаевич Осачий, который мальчиком в 19лет был взят на фронт. Раненым попал в плен, бежал, служил разведчиком, после демобилизации преподовал в школе немецкий язык. Роман посвящен его после военной судьбе.

---

— Не набивай себе цену. Знаешь, что не обойдусь. А что за второе открытие ты сделал?

— Это главное открытие. И ты его тоже сделала. Мы с тобой — образцовая супружеская пара. Нужно быстрее решать, когда по-настоящему станем супругами.

— Опять ты за свое. Ведь ты женат!

— Был. Очень неудачно. Штамп есть, а семьи нет, да и не было вовсе, как оказалось. Ты жена моя от рождения, но я хочу услышать "да".

— Как будто что-то изменится от моего "да" или "нет"! Ты все решил за меня и никакого выбора мне не оставил.

— Права. Выбора у тебя нет. Мы созданы друг для друга, и от этого нам не уйти, не спрятаться…

Он поднял меня на руки. Хотела крутануться, не удалось, держал крепко.

— Нет, лебедушка моя прекрасная, настал мой час! Ради этой минуты я весь день сидел как на раскаленной плите. Никого нет, мы вдвоем, а нельзя… Класс, учительская… твои строгие правила… А тут мои правила. Должен же я наградиться за перенесенные страдания. Вот возьму и вознесу тебя к небесам, привыкай к вознесению, лебедушка моя ясная, как обнять мне хотелось тебя, и святая ты, и прекрасная, ненаглядная радость моя! Видишь, стихами заговорил, так хочу очаровать любимую.

— Давно очаровал. С шестого класса живу очарованная и никак не могу разгадать, почему ты скрываешь, что пишешь стихи?

Он запнулся и поставил меня на ноги.

— Кто тебе сказал про стихи? Аня?

— Твою сестру я вижу только на конференциях и то издали. А про стихи ты сам мне сказал. Только что. Почему все- таки скрываешь? Быть поэтом — это так почетно.

— Во-первых, я не поэт, а всего лишь стихоплет. Во- вторых, я не люблю ходить голым. Вспомни, как мы препарировали стихи Пушкина, когда искали, кого же он считает своей женой… Мы копались в его душе, лезли в самое интимное… А я не хочу, чтобы лезли ко мне в душу и копались в самом интимном. Никто, даже ты.

— А называл "святая и прекрасная"…

— Вот именно… Поэтому и не хочу пускать тебя в свои авгиевы конюшни…

— Зачем на себя наговариваешь? Никаких авгиевых конюшен у тебя нет и быть не может. Не грязь духовную, которой нет, ты хочешь спрятать. Ты боишься, что кто-нибудь узнает о твоих страданиях. Что-то тебя сильно мучает.

— Теперь ты на меня наговариваешь. Откуда ты взяла, что я страдаю?

— Ты сам сказал… В песнях. Помнишь, что вы пели с Иваном, когда мы провожали Веру с именин? "У сонця, у зирок щастя прохать…" А еще яснее — когда читал Есенина. Я не лезу к тебе в душу. Просто к слову пришлось. Прости. Не будем.

— Ну и что! Все поют, и все страдальцы, выходит…

— Поют все, но никто не поет так, как ты. В этом суть. Но все-таки дай прочесть несколько стихов, где ты не совсем голый. Не хочешь считать себя поэтом — твоя воля. Но на звание стихотворца вполне тянешь. И не надо этого стесняться.

— Хорошо… Принесу тебе пару своих опусов… Но с условием: при мне их читать не будешь и никому никогда не покажешь

— Условия с благодарностью приняты, — присела я в неумелом книксене. — Отметимся на своем престоле и разойдемся. Завтра трудный день из- за этого доклада, будь он неладен.

— Не скажи… Мне он интересен. Этакий червячок завелся: неужели не справимся? Не должны. Что-то получится очень неказенное, не по трафарету. Так мне приходить? Или очень мешаю?

— Знаешь, что, наоборот, очень помогаешь. Приходи, если не боишься повторения сегодняшних страданий.

— А я вечером на нашем престоле их компенсирую по своим правилам. Сейчас начну.

Он с игривой шалостью домчал меня до камня и впервые посадил к себе на колени. Я полулежала на одной его руке, а другая плотными и любовно-радостными прикосновениями пошла гулять, бесцеремонно задерживаясь на ранее запретных местах. Теперь их не стало, и я лишилась иммунитета на неприкасаемость. Он выпустил своего джина на свободу. Обцеловал мое лицо, расстегнул кофточку и обжег жадными губами открывшуюся грудь. Я чуть не задохнулась в его страстном объятии и испуганно прошептала:.

— Ты ведь чародей, Юрка! Не надо!

Он на мгновение замер, зажмурив глаза. потом поднялся рывком и вынес меня к обочине шоссе. Всю дорогу до калитки мы не проронили ни слова, даже не обнялись, как прежде. Я признательно поглаживала его слабо вздрагивающую руку, выражая этим свою благодарность за мужскую порядочность и мужскую чистоту. Все-таки он подлинный чародей. Хотелось прильнуть к нему и обласкать, но сдержалась. Мужское милосердие не безгранично. Что же теперь будет? Сломана невидимая преграда перед неизбежной близостью, желанной и пугающей.

Когда остановились на привычном месте, он мягко привлек к себе и сказал грустно:

— Не хочу прощаться и уходить. Ведь ты моя жена… К тебе нельзя, ко мне подавно нельзя, а третий вариант подлый. Четвертого не могу придумать. Помоги.

— Ты обратил внимание, что совсем перестал стесняться. И меня сделал бесстыдной. Мне не нравится, что Богом посланный мне чародей перестает быть чародеем.

— Как ты сказала? "Богом посланный мне чародей"? Это же стихотворная строчка! К завтрашнему вечеру ты должна дописать еще три строчки! Это тебе домашнее задание в наказание за то, что назвала меня бесстыжим. В том, что я хочу стать твоим мужем не на словах, а на деле, нет ничего бесстыдного. Говорила же, что я послан тебе Богом. Значит, я твоя судьба. А от судьбы, как известно, никому не удалось спрятаться. И ты не спрячешься. Наказание не отменяется. Чтоб завтра были еще три строчки!

— Дурак ты, Юрка! — сказала ему уже из-за калитки. — Писать про чародея — это не наказание, а поощрение, даже награда, если хочешь. Жди, завтра утру тебе нос, хоть ты и чародей, Юрка!

— А я надеру тебе уши!

— Посмотрим, чья возьмет!

На том и расстались.

Весь следующий рабочий день я ловила на себе его озорно- ожидающие сопернические взгляды. В перерыве между сменами я сообщила учителям о задании из райкома и предстоящем моем докладе на пленуме. Не скрыла, что преступно упустила время для подготовки, поэтому прошу их помочь. Нужно перелистать все поурочные планы за этот год, планы воспитательных бесед, записи в тетрадях по взаимопосещению уроков и соединить в небольшую справку сведения, где, когда и как проявились элементы воспитания чуткости. Сказала, что за весь выходной день мы с Юрием Николаевичем ничего значительного в этом плане не нашли, хотя пересмотрели все педагогические газеты и журналы за два последних года. Задание из райкома не удивило моих коллег, поразило другое — Юрий Николаевич целый день провозился со скучнейшей педагогической литературой и не сбежал! Утвердилось мнение, что "труд упорный ему был тошен", а тут оказалось, что он способен с утра до вечера корпеть над проблемой, которая вовсе его не касается. Какая собака зарыта в этой несуразице? Еще большей несуразицей показалось то, что во вторую смену после большой перемены мы с ним уединились в пустом классе и не оторвались от работы, даже когда школа опустела. Тут что-то нечисто… Во вторник Софья Натановна внесла ясность: просидели долго, поужинали вместе и в обнимку пошли гулять… Тамара Максимовна приняла это сообщение с внешним спокойствием. С началом четвертой четверти после второй смены она уходила домой, вернее, уносилась на мотоцикле со счетоводом из колхоза- миллионера, терпеливо дожидавшимся ее недалеко от школы. Юрий сказал по этому поводу:

— Я же говорил, что ей нужен не я, а кто-то другой… Хотя бы такой "мотоцикл".

Было непонятно, что он подразумевал под последним словом — счетовода или средство его передвижения. Мотоцикл трофейный, большой, ухоженный, весь блестит. И счетовод крупный, вычищенный и тоже весь блестит. Умница Тамара ни разу не привела его на наши посиделки. Уж очень сверкает. Воистину блестящий кавалер. Рядом они очень эффектная пара.

Больше всех в этой истории потерял Иван. После демарша Юрия у него был шанс завоевать сердце Тамары, но его намертво сковала хищная стерва, надевшая маску несправедливо обиженной скромницы.

В тот вечер, который зафиксировала Софья, мы с Юрием, наконец, определились, как и на каком материале построим доклад. Как воспитание чуткости запланировано в программе и во всех учебниках для второго класса. Он выбрал "Родную речь", мне достались грамматика и арифметика. Впереди неделя: пять дней писать, два дня редактировать и сокращать, чтобы уложиться в отведенные мне тридцать минут.

В хорошем настроении мы поужинали и направились к своему камню, чтобы только отметиться, на долгое гуляние времени не осталось.

— Домашнее задание выполнила? — с нарочитой строгостью спросил Юрий. — Дописала три строчки? И чародея не забыла?

— Чародея забыла. Зато есть другие четыре строчки: "Лихой рысак, на слова мастак, все колобродит, себя с ума сводит"…

— Что-о- о? — взревел Юрий. — Лихой рысак, на слова мастак… Ну, берегись, проказница!

Но я уже отлетела от него и с расстояния крикнула: