Жанна Браун - Переправа

• Название: Переправа
• Автор: Жанна Браун
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Детская проза
• Год: 1984

Повесть о молодых солдатах, проходящих службу в гвардейском инженерном полку.

---

— Подкрепись, мученик.

Владимир Лукьянович молча пододвинул ей пачку густоисписанных страниц.

Старик

Линия фронта отодвигалась все дальше и дальше. Еще некоторое время доносились глухие разрывы снарядов, затем и они исчезли, уступив место опасной, злой тишине.

И людям вдруг стало плохо от того, что исчезли звуки, которых они боялись. Прекратились выстрелы — и стало страшнее. В этом противоречии чудилась насмешка. Люди шагали молча, подавленные, не глядя друг на друга, почти с механической размеренностью, поднимая и опуская мокрые тяжелые ноги. Вольно шумел только дождь, холодный, как всегда осенью. Под ногами чавкала и причмокивала глинистая земля. Многим казалось, что земля цепляется за ноги, держит их, тянет к себе.

Страшно остаться лежать навсегда в студеной осенней грязи. За что? За какую вину?

Раньше люди вплотную почти не сталкивались с непогодой. А если и сталкивались — можно было переодеться в сухое. Были крыши, был электрический свет. Дома каждого ждало тепло, родные люди. «Чай» и «сахар» были обычными словами…

Теперь по дорогам шли беженцы, а над головой нависло военное, темно-свинцовое небо, без синевы, без проблеска и… без конца. Люди шли и шли, сами не зная, куда и зачем.

Давно уже фронт, с грохотом катясь по земле, догнал их, смял, оглушил, подавил и гигантской тысячетонной машиной уничтожения покатил на восток.

Теперь идти было некуда, но стоять, казалось, еще хуже, и беженцы бесцельно двигались вперед, за уходящим фронтом, поминутно ожидая удара в спину.

Врага не было видно, но о нем все время напоминали лежащие там и сям пустые консервные банки с чужими этикетками, бутылки из-под иностранных вин, трупы и дождь.

Иногда кто-нибудь останавливался: дальше идти не было сил. Человек клал мешок в грязь, садился и опускал голову.

На повороте широкой проселочной дороги остановился старик, постоял, шатаясь, и сел на обочину, опустив голову. Один из его попутчиков задержался, наклонился к старику.

— Товарищ профессор, помочь? — в тоне вопроса прозвучала плохо скрытая безнадежность.

Голова старика качнулась.

— Нет, нет, идите… Я немного отдохну.

Отечное лицо мужчины сморщилось, стало жалким и виноватым. Он пошарил у себя в кармане, ничего не нашел и проговорил, глядя себе под ноги:

— Конечно, отдохните. Мы медленно пойдем. Потом догоните нас. Мы медленно…

Неуклюже повернулся, махнул рукой и, хромая, двинулся за уходящими спутниками.

Старик поднял голову. Грязное шелковое кашне, замотанное вокруг шеи, развязалось и повисло поверх пальто двумя измочаленными концами. Заросший седой щетиной подбородок старика дернулся.

— Слышите?! — крикнул он в спину уходящим. — Меня зовут Ваксин! Иван Федорович Ваксин! Я профессор химии! Мне семьдесят шесть лет!

Уходящий на секунду остановился, вскинул голову, как бы запоминая, еще больше ссутулился и захромал дальше.

Скинув на землю брезентовый пионерский рюкзак, набитый пожитками, старик облокотился на него и долго сидел, глядя перед собой в одну точку. С полей его широкополой черной шляпы струйками стекала вода, и постепенно в изгибе пальто и на коленях образовалась маленькая мутная лужица.

Заметив лужицу, старик снял варежку, потрогал ее худым указательным пальцем.

— Пора, — сказал он сам себе. — Жизнь потеряла смысл. Еще день, два — для чего? Кому нужна моя старая, никчемная жизнь? Бр-р, какой холод… согреться бы хоть немного перед смертью…

Взгляд его остановился на теле убитого красноармейца, лежавшего в канаве. Это был совсем молодой, еще безусый солдат. Убитый почти целиком находился в воде, лишь одна рука, державшая рваный вещмешок, да голова лежали на скользком земляном уклоне. Видно, паренек забрался в канаву под обстрелом, да был ранен и выбраться уже не смог.

Усталые дряблые веки старика дрогнули, открылись шире. Из вещмешка сквозь дыры торчали запечатанные сургучом горлышки двух пол-литровых водочных бутылок. С минуту старик размышлял. На лице его попеременно отразились радость, жалость, стыд и, наконец, нетерпение. Кашлянув, он подполз к убитому и протянул руку к бутылкам.

— Прости меня, мальчик, — прошептал он, — тебе уже не нужно, а я согреюсь хоть немного… Прости, мальчик, тебе бы жить и жить, а я… Боже мой, что же это? Почему это?

Замерзшие пальцы плохо слушались. Он потратил много времени на то, чтобы развязать веревку, стягивающую вещмешок. Цепляясь ногтями за горлышко, старик вытянул бутылку наружу. Рядом с голубоватой этикеткой «Водка» висела приклеенная наспех за уголок бумажка. Оторвав бумажку, профессор химии прочел надпись и испуганно выронил в грязь бумажку вместе с бутылкой.

Вытащив из вещмешка красноармейца вторую бутылку, увидел на ней такую же бумажку и в отчаянии сунул бутылку обратно. Плечи его затряслись в бессильном плаче.

Дождь торжествующе забарабанил по оторванной, раскисающей в воде бумажке с надписью: «Инструкция к бутылке с зажигательной смесью».

Бутылка-оружие, не донесенное солдатом и теперь лишенное паспорта, осталось бесцельно валяться на дороге.

Глаза старика снова наполнились слезами, он смахнул их ладонью и надолго задумался.

Начало темнеть, а профессор все сидел, глядя в землю, потом отложил сумку в сторону и брезгливо вытер руки о пальто.

— Следовательно, есть две химии, — пробормотал он, — да-да, две. Эта новая. Или она была? Может быть, может быть, но… я счастлив, что жил и умираю, не зная никакой другой…

Он встал, подошел к своему рюкзаку, с трудом наклонился, вытащил несколько книг, обернутых тряпкой, и бережно спрятал их под пальто на грудь. Силы совсем оставили его. Он даже не обратил внимания на звук мотора, ясно возникший в тишине.

Через некоторое время этот звук усилился, и на дорогу выполз огромный гусеничный тягач. Он остановился, зафыркал, словно принюхиваясь, и снова двинулся вперед, подминая под себя дорогу. Сквозь гул мотора и лязг кованых гусениц послышалась чужая картавая речь.

Заметив на пути препятствие, тягач мазнул по нему режущим светом фар и остановился. Из кабины, расположенной высоко над землей, высунулась черная, круглая, как шар, голова.

— Ферфлюхтер! — выругалась голова тонким голосом. — Кто там?

Старик качнулся, отвернул лицо в сторону. Он даже не попытался встать со своего рюкзака. Немецкий язык он знал хорошо, но сейчас именно это знание ему казалось почему-то стыдным. Недостойным всей его прекрасной долгой жизни и смерти, к которой он приготовился.

— Вилли, там какой-то старик…

— Старый кретин, — послышался из кабины простуженный недовольный голос, — в такую погоду шляться… Оставь его. Мы наконец выбрались на какую-то проклятую дорогу. Вперед, Эрих!

Мотор взревел, с малых оборотов перешел на большие и неожиданно снова замолк.

Открыв дверцу, Эрих вылез из кабины и встал на ступеньку.

— Подожди, — сказал он, поправляя под подбородком ремешок толстого танкистского шлема, — по-моему, старик просто устал. Дьявол, до чего же неохота слезать в эту адскую грязь…

Посветив вниз карманным фонариком, он спрыгнул на землю и подошел к обессиленному профессору.

— Еще немного — и он сдохнет, — потрогав сапогом ногу старика, сказал он, — замерзнет, и капут. Забавно: его сломала война. Совсем как пишут о русских в газетах. Нация рабов, а не солдат. Подвезем его, Вилли? Мне жаль стариков.

— Какая ему разница, где подыхать? — отозвался Вилли. — Война ломает всех, кроме нас. Поэтому мы побеждаем.

Он протяжно зевнул и сказал:

— Можешь подвезти, если не противно.

Эрих нагнулся и ткнул старика в плечо фонариком.

— Послушай, русский, поднимайся! Нельзя сидеть в такой гнилой сырости. Ты схватишь инфлюэнцу и умрешь. Капут, понимаешь?.. Дьявол, он же не понимает по-немецки! Вилли, ты не знаешь, как это будет? Ауф…

— Проклятая страна, проклятая погода, проклятый язык! Хватит благотворительности, Эрих, мне надоело!

— Подожди. О, нашел! Ауф, дурно мужьик, ауф! — Эрих засмеялся, довольный своей находчивостью, и дернул старика за руку к себе. — Дурно, мужьик! Карош слофо, так?

Профессор испуганно закашлялся, прикрыл рот рукой. Из-за пазухи у него выпала книга. Эрих брезгливо поднял ее из грязи двумя пальцами.

— Мен-де-ле-ефф, — прочел он по складам. — Вилли, ты учился на физическом? Кто такой Менделееф? Коммунист? Еврей? Старик прятал книгу…

— Русский химик, — нехотя отозвался Вилли.

Профессор дрожащими руками потянулся к книге.

— Да, да, это Менделеев, — торопясь, заговорил он, — на форзаце его автограф. Это подарок. Это не военная книга. Я был его учеником. Отдайте мне ее, зачем она вам?

Эрих удивленно поднял брови, стараясь вникнуть в смысл сказанного. Луч его фонарика перепрыгнул с книги на лицо старика, скользнул по его тощей фигуре в грязном пальто и упал на нераспечатанную бутылку.