Александр Голубев - Полдень, XXI век. Журнал Бориса Стругацкого. 2010. № 7

• Название: Полдень, XXI век. Журнал Бориса Стругацкого. 2010. № 7
• Автор: Александр Голубев
• Издательство: OOO «Издательство "ВОКРУГ СВЕТА"»
• Жанр: Современная проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-98652-298-2

СОДЕРЖАНИЕ

Колонка дежурного по номеру. Самуил Лурье.

ИСТОРИИ, ОБРАЗЫ, ФАНТАЗИИ

Евгений Акуленко «Соль земли». Повесть

Александр Голубев «Пока звучат в голове барабаны». Рассказ

Майк Гелприн «Валенок». Рассказ

Мария Познякова «Избранница богов». Рассказ

Дмитрий Тихонов «Сквозь занавес». Рассказ

Эльдар Сафин «Раритетный человек Тэнгри». Рассказ

Алексей Мун «Узник». Рассказ

ЛИЧНОСТИ, ИДЕИ, МЫСЛИ

Марианна Алферова, Борис Стругацкий «Невеселые разговоры о невозможном»

ИНФОРМАТОРИЙ

«Интерпресскон» – 2010

«Аэлита» – 2010

Наши авторы

---

Тогда-то и всплыла мысль о Ферапонтовой заимке. Оно, конечно, сейчас не май месяц, но солнышко уж ощутимо на весну повернуло, ясным днем плечи припекает и сосульки в рост пошли. Какая, по большому счету, разница, с холоду он двинет, с голоду или в шахте? По крайней мере, хоть свободным поживет. Хоть несколько дней…

Но не загнулся Синица, не окочурился ни через несколько дней, ни позже. То ли бог его какой берег свой, то ли, правда, нынче среди людей хуже, чем в диком лесу, но пока все с точностью до наоборот получалось. Как-то на свое отражение глянул в крошечном закопченном оконце — даже отожрался, щеки появились. Рожа покруглела, в организме сила появилась и в глазах блеск. Это, Синица решил, все не иначе, с того шалелого медведя.

Без дела не сидел он. Надрал драни еловой, залатал крышу. Угол завалившийся поправил, на лаги поднял. Неудобно одному конечно, но справился. С помощью топора, сложной системы рычагов и подпорок да волшебных выражений. Чтобы в снег рыхлый не проваливаться на ходу, сплел из прибрежного лозняка снегоступы, похожие на теннисные ракетки, и в них шуршал по округе быстрее финского лыжника.

Когда развеснелось и протаял на речке лед, озаботился Синица насчет добыть рыбки. В куче хлама в сарае отыскал кусок капроновой бечевы, из нее сплел лесу. Сапожные гвоздики, позаимствованные из подошвы разодранного кирзача, сгодились на крючки. Прокалил их Синица на огне, чтобы не гнулись, зазубрины насек. Из оловянной ложки, в той же куче найденной, наплавил грузила, получились самодельные мормышки. К соблазнению таежной рыбы подошел Синица со всем тщанием. Червей наковырял, каких-то личинок из трухлявого пня, изловил пару не в меру ранних кузнечиков. Долго выбирал место на реке, чтобы и омуток присутствовал, и стремнинка с обратным током. Ноги промочил, изодрался о бурелом, в конце концов пристроился кое-как на вывороченной с корнем сосне, забросил свою нехитрую снасточку и стал ждать. Первая же поклевка едва не вырвала удилище из рук. На крючке бился, переливаясь радугой, таймень килограмма в три. Не веря в свое счастье, Синица повторил попытку и вывернул второго такого же. В третий заброс последовал рывок такой силы, что от капроновой плетенки остался только распушенный хвост.

Клевало везде. На что попало и в любое время суток. Под валунами, на стремнине, на отмели с цветными камушками в половину локтя глубиной. Спустя неделю рыбалка уже выглядела примерно так: Синица бросал на плиту котелок и шлепал к воде. Там у разрушенной коптильни на берегу сварганил он дощатые мосточки, используя кем-то когда-то вкачанные в речное дно сваи. Удобно присаживался на колодку, не утруждая себя поисками приманки, забрасывал удилище с пустой мормышкой и делал движение вправо-влево. Если клев был не очень, отковыривал с настила чешуйку, прилаживал на крючок. Против такого соблазна рыба уже устоять не могла. Из всех ее видов Синица различал два: хариуса и тайменя. Все остальное именовал про себя белью, не выделяя отдельно чира, пелядь, нельму. И бог весть еще что. Здесь же на мостках чистил улов, сбрасывал внутренности в воду, от чего та вспенивалась буруном, и нес рыбу в дом, где к тому времени успевал закипеть котелок. Когда по первости случалось перестараться, и улов никак не желал утрамбовываться в посуду, вынимал отдельно хариуса, просаливал, заворачивал в мокрую тряпочку и оставлял на пару часов на солнце. А на тот омуток Синица больше не ходил. Оттуда периодически плескало так, что впору было брать с собой не удочку, а винтовку.

Спустя некоторое время случилась совершеннейшая оказия. Спустившись однажды к реке, Синица попросту не узрел там воды. Все пространство занимала поднимающаяся на нерест рыба. Отливая серебром на солнце, выстреливала из воды, билась о камни, выбрасывалась на берег. Росомаха бурлила ключом. Не отдавая себе отчета в действиях, Синица залез по колено в ледяную воду и за полчаса голыми руками вынул рыбы столько, что можно было кормиться ею весь год, более ни на что не размениваясь. Можно было бы кормиться… Если бы Синица догадался устроить ледник или запасти соли. А так всему этому добру с икрой суждено благополучно стухнуть. Чертыхаясь про себя, Синица ногами сбрасывал рыбу обратно.

Когда нерест прошел, два дня ничего не ловилось вообще. Потом прежний клев постепенно вернулся. И откуда-то густо потянуло тухлятиной.

Природа неприятного запаха отыскалась быстро. Синица поднялся вверх по течению и узрел картину, достойную пера живописца: на горе рыбы с отъеденными головами, навзничь раскинув лапы, лежал молодой мишка, обожравшийся настолько, что не мог шевелиться. Синица осторожно потыкал стволом — живой, дергает в ответ пяткой. Рассмеялся да оставил его с богом. Оклемается — уползет.

Коротая долгие вечера, Синица столкнулся с проблемой освещения. Солнечный свет не мясо, в ларь не запасешь. Синица озаботился созданием переносного светильника, удобного, долгоиграющего и более безопасного в пожарном отношении, чем смоляная лучина. Собственно, конструкция самой фитильной лампы проста, соорудить ее нетрудно, дело стало за горючей жидкостью. Не набегаешься за керосином в поселок, да выменять его еще попробуй-ка. Припрятан один пузырек в дальнем углу, так это на крайний случай, мало ли что. Вопрос этот не давал Синице покоя и со временем превратился в навязчивую идею.

Перетопленный животный жир, в принципе, годился. Но крайне немного носили его при себе животные, да еще с зимы. Заяц и кабан — это ж не тюлень и не кит. Косуля, так та вообще постная, как монашка. Еще из горючих жидкостей Синица знал нефть. Возможно, она даже залегала совсем рядом в несметных количествах, в каком-нибудь полукилометре под ногами. Синица просыпался ночью и ловил себя на том, что всерьез размышляет, как пробурить шахту. Но решение отыскалось на поверхности…

Начал Синица с того, что надрал бересты. Из выскобленных от сора листов свернул десятка три кульков, вроде тех, в которые развешивают конфеты в продторге. Кульки эти приладил на хорошие дебелые сосны, предварительно сняв на узком участке ствола кору и нацарапав косые борозды — стоки для смолы. Покуда смола собиралась, можно было заняться изготовлением перегонного аппарата.

Есть такое дерево — стланик. Растет там, где расти не может ничто, на голых камнях, на глине. Высотою оно в полметра, землю покрывает густой непроходимой сетью, сравнимой с полосой препятствий. Синице-то само дерево без надобности, а вот под ним кое-где пласты красной глины, такой плотности пласты, что рубить их пришлось топором, иначе не отковырять ни кусочка. Глину Синица замесил с водой, долго топтал босыми ногами, разминал до однородной массы. Затем начал лепить перегонный куб. Собственно, на куб посудина походило мало, а все больше формой своей напоминала невозможно мятое яйцо, состоящее к тому же из двух половинок: снимающаяся крышка с газоотводной трубкой, похожая на шапочку сказочного гнома, и нижняя емкость для загрузки экстракта. Без опыта, без сноровки, без гончарного круга Синица с горем пополам изготовил три перегонных жбана, из которых обжиг перенес лишь один.

Когда смолы накопилось достаточно, Синица приступил к эксперименту, не сильно, впрочем, надеясь на успех. Заполненную посудину установил на огонь, заткнул воздухоотвод грубым шинельным отрезом и принялся ждать. Однако результат превзошел все ожидания. Едва в жбане забулькало, тряпочка стала мокрой. Ежеминутно Синица отжимал ее в подготовленную емкость. За ночь перегонка расслоилась, вода осела книзу, а скипидар, ради которого и затевалась упомянутая процедура, выдавило вверх. Аккуратно слив верхний слой, Синица получил заветное топливо для лампадки. Фитиль горел ярко, долго, скипидар тем только и уступал керосину, что немного чадил. Зато добыть такого добра можно хоть цистерну, стоит лишь обкатать технологию.

Но полностью перейти к автономному существованию Синица не мог. Еще требовались спички, подходящие к концу, кое-какой инструмент, одежда, обувь, а главное — соль. Без нее не заготовить запасов. Значит, намечался визит в совхоз. Синица собрал все, что мог предложить на мену: несколько заячьих шкурок, две поллитровки лиственничного скипидара да несколько напластанных филейными частями тайменей, переложенных для пущей сохранности крапивой. Хариус он, конечно, ценится повыше, но уж больно нежный, пропадет в дороге. Плотно подзакусив, Синица отправился в путь с обеда, намереваясь заночевать в лесу, а утром выйти к поселку.

— …Стой, кто идет!

— Иди ты в жопу! — добродушно отмахнулся Синица.

Вертухай поскреб переносицу, пробормотал озадаченно:

— Че-то я тебя раньше не видел…

Но отстал. Уж больно уверенно Синица его отшил. Явно местный. Да и приблатненный какой-то, не иначе.

У продторга было многолюдно. Тут, судя по всему, варилось не только торговище, но и что-то вроде поселкового бродвея. В воздухе густо витали сивушные пары, здесь резались в карты, вот плотным кольцом обступили схватку двух тощих петухов, кого-то повели под руки с разбитой мордой, ни дать ни взять — место культурного отдыха.