Рэй Брэдбери - Массинелло Пьетро

• Название: Массинелло Пьетро
• Автор: Рэй Брэдбери
• Издательство: Домино : Эксмо
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-699-42780-2

В городке живет старый чудак — поет, танцует, держит целый зверинец, не хочет стариться. Как же он мешает спокойно жить соседям!

---

Когда он проносился мимо, люди, бывало, кое-что вспоминали. Кто выдавливал нотку-другую, кто застенчиво притопывал, но в большинстве своем они под звуки музыки совершали одно-единственное движение: совали руку в карман, чтобы выудить монету.

«Было время, — думал Пьетро, — когда и у меня водились монеты, и доллары водились, и земли хватало, и домов. Но что было, то сплыло, а сам я от слез превратился в истукана. Долго не мог пошевелиться. Меня убивали без пощады — отнимали, отнимали. И я решил: больше не дам себя убивать. Но как поступить? Есть ли у меня что-нибудь такое, что можно отдать безболезненно? Отдать — и не потерять?»

И ответ пришел сам собой: конечно, талант.

«Мой талант! — подумал Пьетро. — Чем больше отдаешь, тем он огромней и богаче. У кого есть талант, тот в ответе за этот мир».

Он огляделся. Мир населяли истуканы, подобные тому, каким он сам был в прежние времена. Многие даже забыли, как совершаются движения — назад, вперед, вверх, вниз: жизнь их била, кусала, жалила, глушила — и ввергла в каменное молчание. Что ж, коли они сами не могут двигаться, кто-то должен делать это за них. Ты, Пьетро, говорил он себе, будешь двигаться. Мало того, совершая движения, ты не должен оглядываться в прошлое, где ты был не весть чем, где с тобой приключилось не весть что, где ты превратился в истукана. Главное — не останавливайся, чтобы набегаться за тех здоровяков, которые разучились бегать. Бегай среди этих людей-памятников, подле которых лежат цветы и хлеб. Глядишь, кто-то из них нагнется, тронет рукой цветы, поднесет хлеб к пересохшим губам. А если ты еще станешь горланить и петь, они, возможно, когда-нибудь снова заговорят, а то и подхватят твою песню. «Эй!» — крикнешь ты, пропоешь «Ля!» и пустишься в пляс, а от этого они — чем черт не шутит — разомнут ступни, хрустнут суставами, приосанятся, топнут, вздрогнут, а потом, пускай не сразу, в пустой комнате кто-нибудь, подражая тебе, пустится в пляс перед зеркалом своей души. Не забывай: когда-то и ты был высечен изо льда и камня — хоть выставляй напоказ для украшения аквариума с рыбами. Но потом ты закричал и запел что есть духу, и одно веко у тебя дрогнуло! Потом второе! А вслед за тем ты набрал воздуха и выдохнул оглушительный крик Жизни! Пошевелил пальцем, пошаркал ногой — и одним скачком вернулся в самую гущу бытия!

С тех пор остановился ли ты хоть на миг?

Ни разу.

Теперь он вбежал в многоквартирный дом и оставил под чужими дверями белые молочные бутылки. У подъезда, на шумной улице, где просил милостыню слепой нищий, он опустил в протянутую кружку сложенный доллар, причем так осторожно, что даже чуткие пальцы слепого старика не ощутили этого подаяния. Пьетро бежал себе дальше и думал: «У него в кружке — вино, а ему и невдомек… ха!.. пойдет сегодня выпьет!» Под звон бубенцов, украшавших его рубаху, он вывел на пробежку собак, посадив на плечи хлопающих крыльями птиц, и забежал положить букетик цветов под дверь старой вдовы Вильянасуль, а когда выскочил на улицу, чуть помедлил у теплой витрины булочной.

Заметив его, хозяйка булочной сделала знак рукой и вынесла ему пончик.

— Любезный ты мой, — сказала она, — мне бы твою энергию.

— Мадам, — изрек он в ответ, впиваясь зубами в пончик и благодарно кланяясь, — только примат разума над материей позволяет мне петь! — Он поцеловал ей ручку. — Всего наилучшего.

Пьетро приподнял свою тирольскую шляпу, выкинул замысловатое коленце — и рухнул как подкошенный.

— Вам бы на пару дней в больницу.

— Нет. Я в сознании, а держать меня в больнице против моей воли никто не имеет права, — заявил Пьетро. — Мне нужно домой. Меня ждут люди.

— Дело ваше, — сказал фельдшер «скорой помощи».

Пьетро достал из кармана кипу газетных вырезок.

— Взгляните. Это я в суде, вместе с моими питомцами. А собаки-то мои где? — вскричал он, внезапно спохватившись и затравленно озираясь по сторонам.

— Здесь.

Из-под койки слышался шорох и собачий вой. Когда фельдшер проводил рукой по груди Пьетро, на него каждый раз пикировали попугаи, больно тюкая клювами.

Врач просмотрел вырезки.

— Тихо, тихо, все в порядке.

— Я пел для судьи, и никто не заткнул мне рот! — похвалился Пьетро, не открывая глаз.

Он получал удовольствие от поездки на санитарном транспорте, от шума двигателя и хорошей скорости. Голова его слегка подергивалась. На лице выступила испарина, отчего размазался грим, а по вискам ручьями потекла сажа, и оказалось, что брови у него совсем седые. Под румянами обнажилась бледность щек. Фельдшер промокнул ему лицо ватным тампоном.

— Приехали! — сообщил водитель.

— Который час? — Когда дверь кареты «скорой помощи» распахнулась, Пьетро взял фельдшера за руку и посмотрел на его золотые часы. — Полшестого! Времени в обрез, они вот-вот заявятся!

— Вы только не волнуйтесь, хорошо? — На скользком тротуаре перед лавкой врач поддержал его за локоть.

— Хорошо, хорошо, — сказал Пьетро и подмигнул, а потом ущипнул врача за руку. — Благодарю вас.

Как только «скорая» уехала, он отпер «Ясли» и погрузился в теплый звериный запах. Оставшиеся дома собаки, заросшие густой шерстью, бросились его лизать. Тут же появились гуси: они толкались, трубили, как автомобильные клаксоны, и яростно щипали его за икры, пока он не заплясал от боли.

Он выглянул на опустевшую улицу. Да, уже с минуты на минуту. Он снял с жердочки пару неразлучников. Вышел на задний двор и прокричал поверх забора:

— Миссис Гутьеррес!

Когда она замаячила в лунном свете, он опустил попугайчиков в ее пухлые руки.

— Это вам, миссис Гутьеррес!

— Чтой-то? — Щурясь, она разглядывала пушистые комочки, вертя их так и этак. — Чтой-то?

— Ухаживайте за ними как следует! — наказал он. — Не забывайте кормить, и они будут радовать вас пением!

— Да на кой они мне? — недоумевала она, а сама глядела то на небо, то на него, то на птичек. — Ой, да что вы. — Но она уже ничего не могла поделать.

Он погладил ее по руке.

— Уверен, вы будете к ним добры.

И он исчез в «Яслях» за дверью черного хода.

В течение следующего часа он вручил одного гуся мистеру Гомесу, другого — Фелипе Диасу, третьего — миссис Флорианне. Попугай достался мистеру Брауну, бакалейщику. Собак пришлось, к сожалению, разлучить и отдать пробегавшим мимо ребятишкам.

В половине восьмого вокруг квартала трижды объехал полицейский фургон и только после этого притормозил у дверей. Через некоторое время на пороге лавки показался мистер Тиффани.

— Ну что ж, — произнес он, заглядывая внутрь. — Вижу, вы постепенно от них избавляетесь. Доброй половины уже нет, верно? Коль скоро вы не оказываете сопротивления, даю вам еще час. Так держать.

— Нет, — заговорил мистер Пьетро и, не сходя с места, обвел взглядом пустые клетки. — Больше я никого не отдам.

— Послушайте, — стал увещевать его мистер Тиффани. — Стоит ли отправляться за решетку из-за горстки оставшихся зверей? Давайте я прикажу своим ребятам их вынести, а вы…

— Везите в кутузку! — объявил Пьетро. — Я готов!

Нагнувшись, он взял под мышку старый патефон. Посмотрелся напоследок в треснувшее зеркало. Седых бровей как не бывало — сажа была наложена заново. Зеркало взмыло в воздух, раскаленное, бесформенное. Вслед за тем и сам он как-то поплыл, едва касаясь ногами пола. Его знобило, язык распух. Он услышал свой голос:

— Идемте.

Тиффани широко развел руками, словно не желая выпускать Пьетро. Тот сгорбился и качнулся. Последняя такса, коричневая, гладкошерстная, свернулась колечком у него на локте, словно маленькая автомобильная шина, и принялась лизать его розовым язычком.

— С собакой нельзя. — Тиффани не верил своим глазам.

— Только до участка, прокатимся вместе — и все, — попросил Пьетро.

Он явно устал: усталостью наливались пальцы, руки и ноги, все тело и голова.

— Ладно, — согласился Тиффани. — Хлопот с вами, честное слово…

Пьетро вышел из лавки, одной рукой прижимая к себе патефон, другой — собаку. Тиффани забрал у него ключ.

— Животных вывезем позже, — сказал он.

— Спасибо и на том, — сказал Пьетро, — что не стали этого делать при мне.

— Господи, да уймитесь вы, — сказал Тиффани.

Соседи высыпали на улицу и смотрели, как Пьетро на прощание потрясает таксой, словно триумфатор, одержавший нешуточную победу и воздевший руку в знак ликования.

— Прощайте, прощайте! Не знаю, куда меня везут, но я отправлюсь в путь! Здоровье мое пошатнулось. Но я вернусь! Смотрите: я иду! — Хохоча, он помахал собравшимся.

Его подсадили в полицейский фургон. Собаку он по-прежнему прижимал к себе, а патефон поставил на колени. Покрутил ручку и завел музыку. Патефон запел «Сказки Венского леса», и под эту мелодию фургон отъехал от тротуара.