Елизар Мальцев - От всего сердца

• Название: От всего сердца
• Автор: Елизар Мальцев
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1949

Роман Елизара Мальцева (1916–2004) «От всего сердца» посвящен жизни колхозов, главным образом, послевоенных лет. Автор рассказывает о самоотверженной борьбе алтайских колхозников за высокие урожаи, за быстрейшее решение больших задач, поставленных перед колхозами нашей страной.

В романе большое внимание уделено показу идейного и нравственного воспитания советских людей.

---

— Читай вслух, — попросила Иринка, — это нас всех касается!..

От волнения голос у Груни прерывался, она читала, поглядывая то на подружек, то на притихшую Маланью, то на беспокойного Павлика. Радостная улыбка теплилась па ее губах.

Ученый благодарил Груню и ее звено за работу, за письмо и подробно объяснил, почему ее постигла такая неудача с первым посевом по стерне. Она напрасно производила перед посевом двукратное дискование жнивья. Тракторная дисковая сеялка и без предпосевного дискования достаточно глубоко заделывает семена. Ее посев по стерне погиб потому, что почва на участке была сильно разрыхлена дискованием. Ученый советовал Груне собрать все колоски с ее участка и высеять их осенью на опытной делянке. Было бы неплохо, если бы вместе с озимой пшеницей они посеяли по стерне и часть яровой; через три-четыре поколения она должна превратиться в наследственную озимую с высокой зимоустойчивостью.

Лысенко просил Груню не терять с ним связи, писать о всех затруднениях, обещал прислать новые книги по агротехнике и заключал свое письмо одним словом: «Работайте!»

— Видишь, где уже про нас знают! — удивленно в тихо проговорила Иринка, и светлые брови ее сурово насупились. — Если бы не эта проклятущая война, то ли было бы еще!..

— Ты смотри, командир, не хандри, — сказала Кланя, — и не забудь: мы на время из твоего звена уходим. Кончим воевать — и снова под твою команду, идет?

— Ладно! — Груня кивнула головой и вздохнула.

— И не вздумай отступать, слышь? Твоя дорога верная!

— Что вы, девчата!.. — словно оправдываясь, заговорила Груня. — Я нынче два звена сколочу… и посею по стерне еще больше!.. Да я… Ох, жалко, что вы уезжаете…

Маланья с тихой печалью смотрела на девушек, потом расцеловалась с ними и, не сдержав слез, приложила к глазам конец фартука.

— Может, Родю там повстречаете… Скажите, пусть пишет…

Груня накинула на голову платок, заторопилась:

— Я вас провожу, девчата…

Она вышла с подружками за ворота, распрощалась и долго стояла у калитки. Девушки шли серединой улицы я, оборачиваясь, все махали ей белыми платками…

Когда Груня вернулась в избу, все уже сидели за столом, звякали стаканы, смеялись ребятишки, в переднем углу, стоя коленями на лавке, сиял, как именинник, Павлик.

— Ты куда ходила? Иди сюда! — увидев ее, закричал он. — Садись тут, рядышком!..

Еще замутненная грустью, Груня прошла к столу, но как только увидела счастливое, в бисеринках пота лицо мальчика, печаль ее растаяла.

Вечером она постелила Павлику постель в горенке, приставив к широкой лавке несколько стульев.

— А сама ты где будешь спать?

— Не тревожься, никуда я не денусь…

Она прикрыла его теплым полушубком, тихонько коснулась губами его щеки и легла на кровать.

Плыл над деревней голубой дым полнолунья, косо лежал на полу светлый квадрат окна, рассеченный тенью крестовины.

— А кто это все пилит и пилит? — спросил Павлик.

— Сверчок это, спи…

Груня лежала, заложив руки под голову, от устали ей чудилось, что кровать кто-то легко покачивает, как большую зыбку.

— А чего это у вас гармонь ночью играет? — немного помолчав, начал мальчик. — А чего это у вас собак много?

— Всего у нас много, спи…

Он долго ворочался на постели, может быть, ему мешал свет луны.

— Ты почему не спишь, Павлик?

— Так… — он вздохнул. — А мне можно к тебе? Ну, на немножечко…

— Иди…

Скрипнул стул, Павлик осторожно спустился па пол. Груня ждала его с томительным до сухоты в горле напряжением. Вот он зашлепал босыми ногами по половицам. Груня приподнялась в кровати и нетерпеливо подхватила ребенка на руки. Он проворно скользнул пол мягкое одеяло, прижался к ней и затих.

— Тепло, — прошептал он. — Тепло, как у мамы…

Она прижалась щекой к его руке:

— А ты папу хорошо помнишь?

— Чтоб я да своего папу не помнил! У него еще такая пилотка, как у теть, которых ты обнимала…

Убаюканный, он скоро уснул у нее на руках. Она опустила мальчика на подушку и долго смотрела на его нежное спокойное лицо, какое бывает во сне только у здоровых детей. Лишь изредка шевельнет губы улыбка, проклюнутся на щеках неуловимые ямочки, и словно озарится лучистым светом лицо ребенка.

— Спи, мой мальчик, спи!

На рассвете Груню разбудили гудящие за окном тополя. Ветер обламывал с мятущихся ветвей сухие сучья и бросал в дребезжащие стекла.

Заботливо укрыв Павлика, Груня быстро собралась. На кухне уже стучала ухватом свекровь.

— Приглядите, маманя… я побегу…

— Не впервой, чай, своих выходила. — Маланья провела ладонью по плечу невестки. — Не легкое это дело, бабонька моя… Да уж мальчонка-то больно пригож, такого трудно не приголубить… Иди, будь в покое…

На крылечке Груню хлестнул по лицу концами полушалка сырой весенний ветер. Прикрываясь локтем, слегка наклонясь вперед, она шла по улице. Как потерявшие гнезда ласточки, метались над палисадами сухие, черные листья.

— Гру-у-ня-я!..

Сквозь тугой напор ветра она не сразу поняла, что ее зовут. Наискосок в сапогах и зеленой стеганке бежала Варвара Жудова.

— Письмо тебе!..

Ветер зло выхватывал трепещущий листик из рук Груни, и вдруг у нее перехватило дыхание, будто стремительные качели бросили ее в подмывающую сердце высоту.

— Ой, Варенька!.. Ой!.. — Она схватила женщину за плечи и затрясла.

— Да что с тобой? — испуганно вскрикнула Варвара — Что с тобой? На тебе лица нет!

— Родя… — задыхаясь, выговорила Груня, прижимаясь лицом к ее груди. — Живой!.. Живой!..

Она не слушала, о чем говорила ей Варвара, рванулась было к дому, но, обессилев, прислонилась к плетню, заплакала.

Сквозь слезы она увидела, как отвердел подбородок Жудовой и каменно застыли у переносицы черные густые брови, потом Варвара оттолкнулась от плетня и упрямо, по-мужски шагая, пошла к дороге. У Груни не было ни сил, ни голоса, чтобы вернуть ее.

«Что же я стою?» — подумала вдруг она и бросилась к дому. На крылечке она отдышалась и вбежала в избу.

— Маманя!

Было тихо, равнодушные ходики словно отмечали гулкие приливы крови в висках.

— Маманя! — Груня шагнула к горнице.

— Ну, что ты? Забыла чего? — Маланья торопилась навстречу, ведя за руку Павлика.

— Родя нашелся! — всхлипывая, крикнула Груня. — Батенька, вставайте! Зоренька, братка твой нашелся!

Она только сейчас заметила испуганно глядевшего на нее мальчугана.

— Твой папка пишет! — Груня схватила его на руки.

— Неправда! — недоверчиво и вместе с тем радостно крикнул Павлик.

— Правда!.. Правда, папка твой!.. — сквозь слезы шептала она. — Вот видишь: письмо прислал! Посмотри, видишь?

Павлик взял бумажку, прижал ее обеими руками к груди.

— И вправду папка мой написал!

Судорожно надевал Терентий на широкий, мясистый нос очки.

Родион писал, что был заброшен вместе с десантом в глубокий тыл. Когда, выполнив задание, возвращался обратно, в завязавшейся перестрелке его ранили, и он разминулся с товарищами. Если бы его не подобрали партизаны, он бы погиб. Недавно он выбрался из окружения и вернулся в свою часть.

Груня вышла из дому, как хмельная. Ветер утихал. За оголенным леском всходило солнце.

Там, за рекой, у одной из тоненьких рябинок, прибитых январскими морозами, Родион впервые поцеловал ее.

Она шла навстречу ветру вдоль реки и улыбалась сквозь слезы.

Она думала, что теперь ей ничего не будет страшно; что бы ни свалилось, она все вынесет, все вытерпит!

И все в ней и вокруг нее кричало о Родионе, весь мир вызванивал: живой! И даже чудом уцелевший на осине малиновый лист бился и трепетал от радости: живой, живой, живой!

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава первая

Три раза гулкое весеннее половодье будило горы, и вот уже снова клокотала под тонким синим ледком шальная вода, горы дышали теплом; колыхалось над распадками, над темно-зелеными волнами тайги сиреневое марево; тянуло нагретой смолью, прелой, прошлогодней листвой, талой землей, дымом.

Оседали бурые снега, падала от стволов голубые тени — голубые, как хвосты песцов. По утрам, в холодные рассветы, к бурным вскрывшимся рекам выходили медведицы. Поднимая морды, они призывно ревели, жадно хватая мокрыми ноздрями сырой, пахучий ветер.

На оголившееся темя бугров, вырвав гибкие ветви из-под снега, выбегали сизые кусты яргольника и жимолости. Проколов тугими бутонами Снежную корку, расцветал на белом снегу фиолетовыми раструбами кандык, плескались нежные голубовато-лиловые лепестки ветрянки, курчавилась точно облепленная пушистыми шмелями верба.

Река гремела галькой, ярилась в белой пене, летали над ней ранние гости алтайской весны — пестрые гоголи, у прибрежных ив поднимали неистовый галдеж скворцы.