Елизар Мальцев - От всего сердца

• Название: От всего сердца
• Автор: Елизар Мальцев
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1949

Роман Елизара Мальцева (1916–2004) «От всего сердца» посвящен жизни колхозов, главным образом, послевоенных лет. Автор рассказывает о самоотверженной борьбе алтайских колхозников за высокие урожаи, за быстрейшее решение больших задач, поставленных перед колхозами нашей страной.

В романе большое внимание уделено показу идейного и нравственного воспитания советских людей.

---

Так почему же ты сидишь одна и у тебя холодеет затылок, когда он смотрит в твою сторону? Встань, иди к нему! Может быть, он снимет всю накипь и тяжесть с твоей души. «Мне хочется плакать, Ваня, родной мой, и я, как дурочка, разревусь сейчас здесь, при всех. Мне так обидно, так горько, что так все получилось…»

— Ты что? — зашептала Варвара и изо всей силы стиснула Кланину руку. — Перестань сейчас же, слышь?

Кланя опустила голову к коленям и концом рукава вытерла скатившиеся по щекам слезинки.

Не выпуская ее руки, словно боясь, что Кланя снова заплачет, Варвара слушала Ракитина, стараясь не пропустить ничего из того, в чем он горячо убеждал ее. «Да, да, все это очень правильно — любить свою Родину, выполнять свой долг, быть честным. Разве без всего этого можно жить? Но правильно ли я поступила, товарищ Ракитин, отказав детям в отце, потому что не могу забыть черные дни жизни этого человека, потому что душа моя противится каждому его слову? Разве можно простить ему все? «Нет», — говоришь ты и ничего не советуешь взамен. Вот кончится лекция, все захлопают в ладоши, потому что светлее становится на душе, когда кто-то другой убедил тебя в твоей правоте, а я уйду домой, лягу, и, сколько ни буду думать, все равно это не принесет мне облегчения».

«Что она морщится?» — наблюдая за Варварой, думала Кланя и нервно покусывала ногти. Вот у кого бы поучиться выдержке! Варваре не надо так придирчиво слушать Ракитина. Она бы не кинулась с такой доверчивостью к первому встречному, не обожглась бы!

Кланя не вытерпела и снова оглянулась на Ваню Яркина.

Вот сидит он совсем близко от нее и как далеко! О чем он думает сейчас?

Ваня Яркин ни о чем не думал. В душе его была та болезненная пустота, которая бывает у человека, когда он высказался до дна.

Иринке казалось, что Ракитин рассказывает не вообще о каком-то человеке, а о ее Григории, и от похвал любимому щеки ее горели. «Только бы поскорее приезжал Гриша, только бы ничего с ним не случилось!..» Иринка потерлась щекой о Фросино плечо.

— О Матвее задумалась?

Фрося чуть повела головой, обвитой пшеничными жгутами кос, а мечтательно улыбнулась. Нет, она думала о других — о Груне, которая, конечно, была тем человеком, о котором говорил Ракитин, о Ване Яркине, о Гордее Ильиче. А ей еще надо тянуться и тянуться, чтобы сравняться с ними. Для этого мало быть честным и аккуратно выполнять свою работу. Надо заботиться не только о себе. А она, Фрося, больше всего думает о себе, о детях и о Матвее и о том, как они будут жить, когда он вернется.

Ракитин опустился на стул, приподнял графин, забулькала вода.

— Ладно парень сказывал! — Дед Харитон встал, и все одобрительно захлопали, когда старик пожал руку Ракитину. — Ну, прямо, милок, все как есть по библии разложил… Ась? — Дед приложил заскорузлую ладонь к уху, словно ожидал ответа.

Все захохотали, заплескался огонек в графине, кто-то взвизгнул, задыхаясь от смеха.

Но дед Харитон не думал смущаться. Сердито постучав об пол железной тростью, опираясь на нее, выставил вперед куцую бороденку.

— Не впрок вам хорошие слова пошли! — сказал он, тыча корявым пальцем в воздух. — Все хиханьки да хаханьки, а нет того, чтобы разобраться с понятием да в смысл произвести!..

Девушки и парни стали с грохотом растаскивать и расставлять вдоль стен скамьи. Из голубой пасти патефона рявкнул джаз, и вот уже закружились по залу празднично приодетые пары…

Груня задумчиво глядела на тягучую черную воду пластинки, возле стоял Ракитин и что-то тихо говорил ей. Он неожиданно поднял голову, и Родион, сходя с галерки, увидел его захмелевшие глаза.

«Вон оно что!» — подумал Родион, и ему, как когда-то в саду, захотелось взять жену за руку и поскорее увести ее.

Но Груня уже сама шла к нему. Ласково коснувшись рукава его гимнастерки, ока подняла на Родиона затуманенные нежностью глаза.

— Родя, давай потанцуем… После нашей свадьбы я еще ни разу не танцевала!..

С ревнивой, вспыхнувшей вдруг недоверчивостью он посмотрел на ее занявшиеся румянцем щеки, и хотя ему тоже хотелось послушать музыку, повеселиться, он нахмурился и сказал:

— Как-нибудь в другой раз…

Она ни о чем не спрашивала, радуясь и тому, что сейчас они останутся одни.

— Погоди, я только скажу своим девчатам, что часа через два пойдем аммиачную селитру разбрасывать…

— В ночь? Кто это придумал?

— Так надо. Родя, днем топко, нога проваливается, а сейчас земля застынет, по ней можно ступать. Меньше озимке вреда принесем!

Когда Груня вернулась, рядом с Родионом уже стоял Ракитин, и хотя оба они спокойно беседовали, у них была такие лица, что Груня почему-то испугалась. Увидев ее, они замолчали, и Родион — каким теплом обволокло ее сердце! — взял ее под руку.

— Вот сразу видно, как вы дружно, как счастливо живете, — сказал Ракитин, а глаза его грустили. — Я очень рад за вас, Груня, честно признаюсь, завидую!..

Груня прислонилась горящей щекой к рукаву гимнастерки мужа.

Родион снисходительно улыбнулся. Чудак парень! Чуть не в любви объясняется при муже!

— Спасибо вам за лекцию, — сказала Груня, прощаясь. — Мне очень понравилось!

— Ну, уж вы скажете! — Ракитин смутился, пожал плечами. — Напрасно уходите: сейчас тут самое веселье начинается… Впрочем, я понимаю…

Родион потянул Груню, накинул в раздевалке на плечи шинель, и они окунулись в темноту. Все сразу оборвалось — и музыка и задорное шарканье подошв, стало слышно, как где-то над крышей в темном небе полощется флаг.

Родион накрыл Груню крылом шинели, сжал ее плечи, и она притихла под властью сильной и теплой его руки.

— Может быть, вернемся, повеселимся? — спросил Родион, ему уже было стыдно, что он так легко поддался первому ревнивому подозрению.

— Что ты, Родя! — прижимаясь к плечу мужа, зашептала Груня. — Побудем вдвоем! Мне еще о стольком надо рассказать тебе, за месяц, поди, не сумею!

Эта доверчивая открытость размягчила Родиона, и он с тайной гордостью подумал о том, какая у него красивая, смышленая жена — недаром на нее многие засматриваются и, конечно, завидуют ему. Замыкавшие распадок горы, казалось, подпирали низкое темное небо, на котором по-весеннему ярко и густо цвели звезды. Ветер, согнав к ледяным вершинам тучи, утих, землю уже схватывали заморозки, зачерствевшая грязь крошилась род каблуками. Светясь спокойными огоньками, убегала в синюю мглу широкая улица.

— Как он хорошо о коммунизме говорил, верно, Родя? — тихо начала Груня, чуть наклоняясь и стараясь заглянуть мужу в глаза. — Так бы слушала и слушала всю ночь!

Радость теснила ее сердце. Груня была довольна, что Родион захотел побыть с ней наедине, что они шли под одной шинелью, пахнущей ароматными папиросами, шли, как когда-то в далекие дни свиданий в лесу, когда каждое, вскользь оброненное слово казалось полным особого смысла и в пожатие руки вкладывалось все чувство, на которое только способна юность.

— Да, размечтался он здорово! — весело отозвался Родион, — Только когда это все будет…

— Вот чудной! — воскликнула Груня и тихо рассмеялась. — А ты как хотел, Родя? Чтоб завтра кто-нибудь распахнул ворота и сказал: пожалуйте, вот он, коммунизм, да? — в голос ее просочилась мечтательная задумчивость. — Знаешь, я думаю, что мы и не заметим, как он придет, — будем одному удивляться и радоваться другому, как вот электричеству, радио, книгам, агротехнике всякой, а потом вдруг окажется, что мы уже при коммунизме живем! Правда ведь?

— Какой ты у меня мечтательной стала! — с ласковой снисходительностью взрослого, поощряющего успехи ребенка, проговорил Родион.

— А я сроду такой была, Родя, — волнуясь, как бы загораясь воспоминаниями, говорила Груня. — Еще когда в школе училась… Не поверишь, лягу иной раз на сеновале и всю ночь думаю… И какой жизнь лет через сто будет, чего люди и наука достигнут, аж дух захватывает!.. И сейчас, как ты вернулся, будто те годы наступили… Ты не обидишься?.. Даже чудно как-то, но я ровно еще и замуж не выходила за тебя — иду, вол, как раньше с Машей, и душеньку свою отвожу!

Она негромко засмеялась и неуклюже потерлась щекой о Родионов подбородок. Теплая рука мужа обвивала ее талию. Груня старалась идти с ним в ногу, но все время сбивалась, не могла подладиться под его ровный, неторопливый шаг.

— Я тоже люблю пофантазировать, — немного спустя с медлительной рассудительностью заговорил Родион. — Но ног от земли не отрываю… Пожалуй, размечтаешься, а что толку? И считаю, нам с тобой, Грунь, на многие годы вперед загадывать нечего! Когда-то там что будет!.. — Он помолчал и досказал убежденно, с молодой запальчивостью: — Давай лучше то, что нам в теперешней жизни положено, никому не уступим, возьмем полной мерой, чтоб голова закружилась. Вот так! — Он притянул Груню к себе и начал жадно целовать ее в лоб, в щеки, в глаза, в губы.