Елизар Мальцев - От всего сердца

• Название: От всего сердца
• Автор: Елизар Мальцев
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1949

Роман Елизара Мальцева (1916–2004) «От всего сердца» посвящен жизни колхозов, главным образом, послевоенных лет. Автор рассказывает о самоотверженной борьбе алтайских колхозников за высокие урожаи, за быстрейшее решение больших задач, поставленных перед колхозами нашей страной.

В романе большое внимание уделено показу идейного и нравственного воспитания советских людей.

---

Девушка отворила дверь, когда гости уже скрылись в дальнем леске.

— Ой, а где же наши?

Родион, не мигая, смотрел в лес, будто не слышал, о чем она спрашивала, в Груня, покраснев, отвела глаза.

— Вы не знаете, куда они пошли?

— На лисоферму, — сказал Родион, не чувствуя ни малейшего угрызения совести за свою ложь. — Пойдемте, я вас провожу.

Под маленькими Груниными чесанками сердито поскрипывал снег, она старалась идти хоть на шаг-два впереди Родиона, чтобы он не заглядывал ей а лицо.

— Что ж, они и несоюзную молодежь с собой прихватили? — спросил после некоторого молчания Родион.

— Нет, все комсомольцы. Это вы про меня, наверно?

— Ага.

— Так я вступила! У меня тетя строгая — все не дозволяла. Ну, я терпела, терпела и… на свое повернула!.. Вскорости, как вы у нас были… Помните?

— Я все помню, — с многозначительной медленностью проговорил Родион. — И как у вас был, помню, и как вы мне от ворот поворот устроили, тоже помню!..

— О, не надо! — Груня обернулась, прижимая к груди руки в серых пушистых варежках. — Честное комсомольское, я не хотела тогда обидеть. Нет, вы не думайте даже, — в голосе ее звучала нежная участливость.

— А раз так, то не стоит об этом и печалиться! — Родион тряхнул головой и рассмеялся.

Ему вдруг стало неизъяснимо хорошо. Вот так бы идти и идти с девушкой неведомо куда — за эти леса и горы, среди жгуче мерцающих снегов.

На лисоферме, как и рассчитывал Родион, горнопартизанцев не оказалось. Груня вприщур поглядела на него, но промолчала.

Старичок-сторож провел их на широкий двор, огороженный высоким дощатым забором. Там прямо на снегу стояло около полсотни металлических клеток, в каждой — маленький, похожий на улей домик. Оставляя на снегу необглоданные кости и кусочки сырого мяса, черно-бурые забирались в свои домики и глядели оттуда с тоскливой настороженностью. Те, что были посмелее, свернулись калачиками на крыше домика или беспокойно ходили вдоль металлической сетки, нюхали воздух, лизали снег. Густой темный мех искрился серебринками, словно опушенный инеем, на конце длинных хвостов сверкал белоснежный пушистый ком.

— У нас еще свой маралий заповедник имеется, — сказал Родион, когда они остановились с Груней у последней клетки. — Только далеко это, в горах, — он таинственно понизил голос: — Приходите как-нибудь на воскресенье, я свожу вас туда. Ох, и красота там!

Трогая горящие щеки пушистыми варежками, Груня быстро пошла со двора по узенькой тропке.

Родион догнал ее у ельника и осторожно тронул за рукав.

— Ну, теперь куда пойдем? А?

— А куда хотите… Вы же меня нарочно от всех увели…

Родион покраснел.

— Ну, сознайтесь, нарочно, да?

Она смотрела на него своими зеленоватыми, ключевой чистоты глазами, и он сознался:

— Ну… нарочно!.. Я хотел еще раз поговорить с вами. Можно, а?

— Откуда я знаю? — застенчиво проговорила она и вдруг кинулась бежать вниз с холма.

Родион с минуту оторопело глядел ей вслед, потом бросился догонять. У подножья он догнал девушку, и они пошли рядом, не глядя друг на друга.

Навстречу мчался рыжий, запряженный в глубокую кошовку рысак, разбрасывая копытами комья снега, высоко неся круто посаженную голову с белым, как ромашка, пятном на лбу.

— Давай посторонимся, — сказал Родион и, взяв Груню за руку, отступил к обочине дороги. — Кузьма Данилыч в район покатил на Буяне… Черт, а не конь, только конюха да председателя и слушается…

Седок сдержал иноходца, и конь встал, всхрапывая, скребя копытом снег.

В кошовке сидел коренастый пожилой мужчина в тулупе. У него было крупное лицо с красивым большим носом, полными губами, глыбистым лбом. Черная котиковая шапка пирожком прикрывала его лысину. Груне показалось, что человек в кошовке дремлет, но маленькие острые глаза его под бурыми мохнатыми бровями сторожили каждое ее движение.

— Здорово, Васильцов! — хриплым, простуженным баском сказал председатель. — Чего это ты разгуливаешь? Или дела нет?

— Да тут, Кузьма Данилыч… — Родион замялся, — договор по соревнованию приехали проверять из… «Горного партизана»… Ну, вот мы в водим их по хозяйству…

— А-а, — протянул председатель, и в голосе его прозвучало скрытое довольство. — Поучиться уму-разуму к нам приехали?.. Ну что ж, мы свои секреты от людей не скрываем… Передайте своему хозяину: Краснопёров Кузьма Данилыч, мол, кланялся… Был он у меня, побирушничал, мериноса просил… Пусть не копит на меня обиду: дам я ему на развод…

Он тронул вожжи, и рысак рванулся вперед.

До самой фермы Родион и Груня шли молча. Пока Родион разговаривал с председателем, он чувствовал себя так, как будто в чем-то провинился, и сейчас ему было неловко и стыдно перед девушкой за свою нелепую, мальчишескую растерянность.

— Довольны вы своим председателем? — неожиданно спросила Груня.

— А что? Он ничего, хозяин настоящий.

— А у нас говорят, что ваши колхозники его больше боятся, чем уважают…

— Завидуют, вот и болтают, — досадливо сказал Родион.

На скотном дворе Груне понравилась подвесная дорога. Через всю ферму у самого потолка тянулся рельс, под ним, прикрепленная к скользящим роликам, передвигалась висячая железная люлька. Доярки развозили в ней силос и пойло коронам.

— Кто это построил? — спросила Груня.

— А все тот же Ваня Яркин… Что на станции вас задержал…

— Он хороший, правда? Задумчивый такой…

— Ванюшка-то? Еще бы!.. У нас тут куда аи пойди, везде на его рационализацию наткнешься… Парень семь классов кончил, а башка варит, как у инженера!.. Все чего-нибудь обдумывает… Сейчас автопоилки хочет оборудовать на фермах… Доярки души в нем не чают…

По обе стороны цементной дорожки лежали на соломенных подстилках или стояли у кормушек сытые, гладкие коровы всех мастей. Пахло силосом, навозом, парным молоком.

— У вас, что же, сплошь симменталки?

— Мы худых не держим, у нас везде порода! — самоуверенно отвечал Родион. — Вот полюбуйтесь!

В отдельной загородке стоял белый массивный бык, грозно кося фиолетовыми глазами, в розовой ноздре его блестело металлическое кольцо, с влажной морды свисала тягучая нитка слюны.

Груня переходила из фермы в ферму. Родиону хотелось поговорить с девушкой о чем-нибудь таком, что хоть немного сроднило бы их, но удивлению Груни не было границ, и он невольно разделял все ее восторги. Она чесала шейки чистых новорожденных телят, игривые ягнята в кошаре обнюхивали ее руки и, смешно дрыгая задними ногами, убегали туда, где белоснежной пеной бурлило овечье стадо. Груня помогла свинарке перетащить на новую «квартиру» визжащих поросят и одного, бело-розового, с алым пятачком рыльца, задержала в руках, погладила и, смеясь, сунула к светло-бронзовой крупной свинье. Поросята, похожие на гладкие березовые чурбачки, тыкались под брюхом матки, и она, развалясь: блаженно похрюкивала.

Груня улыбалась, а Родиону становилось не по себе. «Вот дотошная! — с досадой думал он о девушке. — Вправду ей все это интересно или она нарочно?..»

А Груня, как только замечала что-нибудь новое, чего в ее колхозе еще не было, бежала вперед, смотрела, как запаривается пища в коровьей кухне, и Родион должен был включить рубильник, чтобы показать, как работают соломорезка и жмыходробилка; в амбаре, где очищали горох. Груня набрала полное ведро гороху и, прыгнув на табуретку, высыпала горох в змеевик, лукаво щурясь, слушала, как грохотало, звякало и шумело в жестяных воронках; в столярной пустили строгальный станок, и отец Родиона, Терентий Степанович, с улыбкой поглядывая на красивую девушку, которую привел сын, пропустил через станок брусок и потом показал его, блестящий, гладкий. Родион побывал с девушкой в мастерских, на маслобойне, в овощехранилищах, где огородная бригада при электрическом свете перебирала картошку, и только в теплице Груня заявила:

— Ой, здесь настоящее лето! Отсюда я никуда не пойду…

В теплице пахло талон землей, в ящиках зеленели перья лука, через стеклянную крышу лился теплый и ровный свет, в нем купались горшочки с рассадой.

Груня села на низкую скамеечку, сняла с головы пуховый платок, и каштановые косы скользнули ей на колени. Как слабые отблеск пламени, лежал на лице Груни нежный загар.

Родион стоял поодаль и, любуясь, не отрывал от девушки восхищенных глаз.

Гостей провожали под вечер. Родион решил пройти с ними на лыжах до ближнего перевала.

Едва выбрались за деревню, как с гор в распадок сползли дымные сумерки.

Комсомольцы шли гуськом, прокладывая глубокую лыжню в пушистом снегу. Родион шагал позади всех. Им владело тревожное нетерпение обогнать команду, гикнуть и кинуться вниз по крутому склону, оставляя позади белые вихри. Но, сдерживая себя, он хмурился: «Это ты перед ней хочешь выхвалиться!.. Больно ты нужен ей».