Андрей Губин - Молоко волчицы

• Название: Молоко волчицы
• Автор: Андрей Губин
• Жанр: История

---

- Говорите, говорите, - подбодрил ее корреспондент.

- Ну и правильно голосили - налетели белые, посекли коммунаров, мы и разбежались, кто куда. Опять собрались, уже Михей Васильевич руководил, но пахали под охраной, с ружьями за спиной. Земля тут вольная, черная, но сразу не давалась в руки - то град, то засуха, а когда объявилась божья мать...

Михей Васильевич грозно и укоряюще выкатил глаза - поздно, корреспондент поднял голову:

- Божья мать? Интересно, расскажите, пожалуйста.

- Я про это лучше знаю, - взял огонь на себя Михей. - Только писать об этом не след. Году так в двадцать шестом пролетарцы крепко встали на ноги. Рядом с коммуной - земли совхоза "Юца". Поселок совхоза рос, шел в гору, народ прибывал разный, и завелась там религиозная шашель. Как сейчас помню, присылают в столсовет депутацию, просят выдать на поселок попа или дьяка. Мы им заместо народного опиума школу-семилетку открыли, послали учителей. Потом окопались там баптисты. Сломать их моленный курень, прекратить сборища прав нет. Мы и придумали: поставили сорок два условия содержания молельни. Проверяем с директором совхоза - выполнили только сорок: бачок питьевой оказался антисанитарным и боров дымовой сложен не по пожарным правилам. Мы и закрыли тот дом по закону, как договаривались. Открыли там медпункт. Тут умер один рабочий совхоза, баптист. Хоронить его приехали большие шишки баптистские из разных городов. Мы с директором наняли три оркестра, чтобы дули без передышки, не давали ходу вражеским речам баптистским, вынесли знамя и похоронили того рабочего, как положено. Чуть погодя на Юце объявился новый толк - живой богородицы. Есть там в совхозе одна баба, красавица, еще в девках была божьей матерью, иконы с нее писали, ну и стала она являться верующим, уговорили ее пришлые "первосвященники"...

- Как же являлась она? - спрашивает корреспондент.

- Из кадушки, в красной ризе, с серпом и молотом. Пришлось богородицу постращать маленько, а "первосвященников" выслали в Соловки - там душу спасать способнее, - смеется Михей. - Вот так и жили. В первые годы коммуна напоминала застрявший воз, когда кони дергают не дружно, не враз, то один, то другой. Но таки выехали на прямую дорогу. Сейчас, товарищ корреспондент, запишите; доходы коммунаров сравнялись с доходами крепких середняков. Конечно, в совхозе живут лучше, но артели уже кормят и себя и других, строятся, расширяют хозяйство, десятому Октябрю подарок сделали железный мост через Подкумок, я вам показывал, когда ехали.

- А как распределяют доходы в артели? - интересуется дотошный корреспондент.

- Это надо бы Яков Михайлыча, председателя, - замялись косари.

- А я не буду молчать! - выскочил дедушка Исай. - Я, к примеру, десятину скосил, а лодырь Излягощин спит в холодочке, а получать поровну и ему, и мне. Вот оно как в коммуне.

- Неверно это, - сказал корреспондент, - надо платить по труду, тогда и дела пойдут веселее. Я на днях был на Кубани, в "Красной заре", там оплата по труду, и хороший работник получает не меньше рабочего на заводе. От единоличников отбоя нет - толпами идут записываться в артель.

- Конечно, писать про наши артели в газете рановато, - говорит Быков.

- Нет, Андрей Владимирович, - не соглашается корреспондент, - ваша Пролетарская коммуна знаменита на всю страну - самая первая! И лучшие урожаи дали первыми вы, казаки. Как ваша фамилия, товарищ? - обратился к Марии.

- Есаулова...

- Родственники с Михеем Васильевичем?

- Меня брат Михея Васильевича держит.

- Как - держит? - удивился корреспондент.

- Ну, замужем, значит... Божья мать тоже Есаулова...

- Сейчас вы не в коммуне?

- Нет, - потупилась Мария. - Самостоятельно.

У костра остановились подводы с молочными бидонами - вечерний удой с фермы везут в город. Ездовые - парнишки. Кашеварка Люба Маркова налила им по чашке кулаги.

Михей и тут свою агитацию проводит, говорит:

- Вот доживем, товарищи, что молоко с гор самотеком пойдет в города по трубам...

- Брешешь, Миша, - простодушно удивился дед Исай.

- Вот увидите! Сады артель заложила, яйца птичник даст возами...

- Птица, верно, - соглашается Исай, - курей этих развели пропасть, ровно белая туча в Третьей балке.

- Про трубы ты загнул, - улыбается, Быков.

- Нет, не загнул, товарищ секретарь! - не на шутку обижается Михей. Скоро и у нас повалят в коммуны. И первыми - женщины, в коммуне им выгода, дома они делают все, а тут только одно дело и, значит, имеют время для культурного развития.

- Все равно страшно в коммуне, - вылез опять Исай. - Хлеба много, а не мой, артельный.

- Во ты его ешь? - спрашивает Михей.

- Ем и оглядаюсь - не мой.

- Ну, хорошо, вот ты ходишь по дороге, она тоже не твоя, общая, что же, она не держит тебя, что ли, Исай Тимофеевич?

- То, милок, дорога, или, к примеру, мост, их и в старину артельно делали.

- И все надо делать артельно. Ведь и станица - это артель, не ставили же хаты поодиночке в горах, а селились гуртом.

- Потому что с горцами воевали! - упирается дед.

- А теперь надо воевать с нуждой, невежеством, жадностью...

Послышалась конская рысь. К табору подъехал стройный, с закрученными усами казак, Яков Михайлович Уланов. Его дружно обступили все.

- Домой не заехал, прямо сюда, в степь, - говорит Уланов, кинув повод возникшему у конской морды мальчишке, тут же коня увели.

- Чего, Яков Михайлович? - не терпелось бабам.

- Чего! Сперва дали мы нагоняй: кто же в такую пору выставки делает? Ну, кони наши на десятом месте - обошли кулаки. Куры приз взяли приказано разводить эту породу. Мы их с Денисом Ивановичем взяли в немецкой экономии. Чудом я их сохранил. Ну и сюрприз вам, товарищи пролетарцы. Теперь покажем единоличникам да и совхозу хвост. Были, это, на выставке гости из города Ростова. Я одному пожалился на разные нехватки, он мне в ответ: шествуем над вами...

- Шефствуем, - тихо поправил Михей.

- И оказалось, он с завода. Мы, говорит, после смены собрали два трактора и передаем вам, организованному крестьянству, как от рабочего класса, - безвозмездно!

- Ура! - закричал появившийся из темноты высоченный Федор Синенкин.

Коммунары загалдели, заговорили все враз. Федор Синенкин упорно напоминал, что у него права тракториста и, натурально, он должен занимать над теми тракторами должность командира.

- А тебе, Люба, - как близкой сказал Яков кашеварке, - тоже привез одну вещь, не хотел говорить - ее смотреть надо, - да уж скажу!

- Что, Яша? - и пыхнула, как калина, на людях надо бы говорить "Яков Михайлович".

- Кухню, это, на колесах, как в дивизии! Баки, верите, никелевые, труба ровно у паровоза, суп и каша варятся в один момент, тут же, это, самогрейный куб-титан, кипяток, значит, и при той кухне сто приборов чашки, ложки, кружки! И даже комплекция фартуков и халатов для кашеварки! Точно докторица будешь теперь стряпать! Это нам подарок за кур.

- Э, мать честная! - взялся шутить шутки Федор Синенкин. - Нам бы еще одну вещь!

- Какую? - не понимает шутки Уланов.

- Самолет для председателя, чтобы по загонам летал и наблюдал сверху!

Как того и хотел Федор, все засмеялись.

- Да, вот оно как, - повернулся Михей к Марии. - И твои ягоды поспевают - ты ведь в коршаковской коммуне птичником ведала?

- Ведала...

- Вон куда твои куры залетели, даром что летать не умеют!

...На заре Мария медленно ехала на свой покос. Серый конь отчего-то развеселился, норовил в забаву дотронуться зубами до круглого женского колена, тянулся к родничкам, но только шумно принюхивался к воде, просил повод, а всадница придерживала его.

На душе - как во рту с похмелья. Растревожила ее встреча с подругами, от которых отстала. Соль она везла. Но жизнь приелась, как ни соли ее.

Утро разгоралось, румянило небо, сахарные головы гор, а ей хотелось назад, в ночь, звезды, шумный табор, где приходится и солоно, и сладко.

Глеб Васильевич уже равномерно махал косой. Антон и Иван тягали на быках копны. Митька кашеварил - сиротливо поднимался дымок у балагана.

...Парили кадушки. Ключевым кипятком с дубовыми ветками. Укладывали в них огурцы, помидоры, через три яруса - чеснок, укроп, пастернак. Мочили и сушили яблоки, чернослив, груши.

Целый день сыплется с плетеных возов в земляные ямы-кувшины картошка. На крыши таскают пудовые тыквы - им пить осеннее солнце до самых морозов, наливаться сахарной желтизной. Зерно спит с лета в закромах, выструганных, "ровно шкатулки".

В тени белых тополей на длинном столе растет капустный Эльбрус. Проворно стучат ножи баб, соседок и подруг Марии - там же мелькают и ее додельные руки. Митька и другие пацаны хрумтят сладкими кочерыжками. А настоящий Эльбрус оторвался от земли, высоко парит в небе - горячая синь разомлевшего воздуха, струясь, отделила его подошву от гор. Денек что надо.

Генерал Глеб или солдат? Если генерал, тогда почему сует нос в каждую дырку? Помогает там и сям, дает советы, проверяет рассолы - надо, чтобы сырое яйцо плавало. Лепит из свежего навоза "пирожки" на стенках - зима все подберет. И даже сам нынче варит обед на всю ораву, спустил в колодезь и водочки охладиться. Успевает и шкоду сделать - ущипнуть гладкую молодайку или пошутить так, что работницы зальются бурачной краской, кобелина бесстыжий!