Виктор Пучков - Сахарная болезнь

• Название: Сахарная болезнь
• Автор: Виктор Пучков
• Издательство: Поколение
• Жанр: Современная проза
• Год: 2008
• ISBN: 5-9900877-1-3

---

Ирония судьбы — сейчас вам его будут проверять. Или не будут. Зависит: а) от настроения доктора; б) от индивидуальных качеств пациента; в) от общего количества очередников.

Зажмите нос! Это разминка. Самопроверка.

Лор спросила меня:

— Есть жалобы какие?

— Нет.

Вопрос и ответ имеют значение только для бумаги. Мое пребывание в кабинете не превышает 3 минут.

В поликлинике объективны только анализы. Показания сахара в крови, глюкозы в моче, содержание там же белка, кетоновых тел и всякого такого, флюорография, наконец.

Хотя… знаете ли.

Иногда листки анализов мне пишет мама, фельдшер-лаборант в прошлом.

Если вы хотите объективности знаний о вашем организме, то первое, что вам нужно, — это направление от доктора. Вы приходите с ним в дореволюционное домишко где-то в лесу. Там всегда есть люди. Возможно, даже ночью, хотя не проверял. Если у вас моча, проходите в окошечко справа, если кровь на сахар — прямо, все остальное — слева.

Возле окошечка всегда капли. Чья-то внутренняя сущность. Будьте внимательны: не положите туда направление, самим потом будет неприятно. Лаборанты справа и слева не знают, что такое ланцет. Они прокалывают пальцы так называемыми копьями. Больно. Крепко жмут пальцы. Больно.

Когда вам двадцать, а вокруг одни старики, вам не по себе.

Когда вам двадцать, а выглядите вы на шестнадцать, все обращаются к вам на «ты» без уважения.

Когда вам двадцать, восемнадцать из которых диабетические, некоторые ваши дни проходят в очередях.

Старики, резкое «ты» и очереди. Это диабет. Сахарная болезнь.

* * *

В больнице многих ребят забирали на выходные домой. В нашей, 9-той, палате оставался только один парень. Он был из Екатеринбурга.

Отделение пустело. Тоска сыпалась со стен, светилась на сестринском посту и молчала безлюдностью.

Я уходил с отцом. Пока медсестра открывала замок, я оглянулся на него. Он шел по коридору и глядел на нас, троих у двери.

— Привези мне чего-нибудь, — хотел, наверное, сказать он. Но не сказал ничего. Я понял.

Он не знал, что такое гостинцы из дома. Здесь он был один.

Я привез ему мандарины и яблоки. А ещё минералку.

* * *

Из дневника:

«Спал хорошо. Сон помню: я читал огромный фолиант. На одной странице были догматы и философия буддизма, на другой — Евангелие. Так все чередовалось. Я читал, и чей-то голос спросил: как ты можешь читать это?

На прощание я обнял маму. Сам. Обнял и сказал, чтобы она не волновалась. Я знаю, что совсем скоро это одиночество превратится в пытку. Без причины. Я знаю. Но это хорошо.

Я знаю: поганое чувство ждать того, кто не придет. Не сядет с тобой за стол, не скажет ничего. Так рождаются слезы.

Слушаю Joy Division «Love will Tear Us Apart».

Любовь порвет нас на части, на куски. В клочки. Again.

За окном — жара. Солнце разливается, скользит по дорогам, деревьям, домам и лужам, отражаясь в них игривым огнем. Желтизна мира. Жара жизни. Мое одиночество в ожидании К.

Любовь порвет меня на куски. Это не лечится, как диабет. Но так можно жить, как с диабетом. Свыкаешься. Делаешь укол.

Если приписывать диабету какой-то цвет, то им будет — желтый.

Если приписывать любви какой-то цвет, то им будет коричнево-зеленый, как глаза К. Она разорвет меня.

Мой кусок останется там. А другой зашагает дальше. Уверенно. Со шприц ручкой в кармане. Когда почувствуешь, что вдыхаешь пыль, сделай укол. Когда почувствуешь, что в глазах все расплывается, сделай укол. Когда почувствуешь, что один, сделай два укола — короткий и длинный. Хумалог и Хумулин НПХ. Последний можешь обменять на Лантус, будет ещё легче.

Задача каждого растворится в мире, раздать себя по кускам.

Как…

Задача каждого — раздавать, чтобы вернуться. Потом.

Это зерна. Наш посев. И наш урожай.

Вернись!..»

* * *

— Посоветовавшись, мы решили с этого года дать тебе третью группу. Тебе скоро устраиваться на работу, а вторая группа — не рабочая. Могут быть проблемы.

— Я уже работаю. Пока никто мне никаких замечаний не делал.

— Ну все же. Льготы у тебя сохранятся. Пенсия будет рублей на 200 поменьше. Это все для тебя же, пойми. Диабет у тебя компенсированный. Жалоб, как ты говоришь, у тебя нет. Будут ухудшения, дадим снова вторую.

Процентщица с глазами Люцифера.

Жалоб нет.

Жалоб нет.

Жалоб нет.

Вывод?

Пенсию сократили на 500 рублей. Это — моя неделя жизни. Для студента — очень много.

* * *

Наверное, людям, которые заболели лет в 15, ещё хуже.

Первое твое желание просто его не замечать. Это проявляется в том, что сначала ты забываешь делать уколы, потом у тебя ухудшается зрение, может быть, мучают судороги, сердце.

Диабет — это ты.

Ты запросто ешь сладкое, конфеты, печенье, сдобы. Ешь.

Ты не веришь в диабет, ты думаешь, что все только кажется.

Но вот…

Мышцы расслабляются, и ты не можешь сжать сильно кулак. Движение — боль. После начинает ныть в животе. Организм отравлен ацетоном. Губы красные, лицо бледное.

Ты — это диабет.

Носом ты чувствуешь, как вдыхаешь мельчайшие частички пыли. Кажется, что тебя держат за глотку. В глазах все смазывается, как будто смотришь в окно во время дождя. А ещё ты постоянно хочешь в туалет.

Это — высокий сахар. Диабет кусает тебя изнутри за то, что забыл о нем. Он требует укола. Колоть надо в живот. Так инсулин усваивается быстрее.

Тогда ты понимаешь, вопросы не имеют никакого значения, а ответы важны только для бумаги. Ты с ним идешь за руку. Вы вдвоем. Навсегда.

Ты его, а он твой.

* * *

Я пришел и написал вот что:

«Сильф»

— Как вы сказали?

— Сильф, — произнес он робко и затем повторил отчетливо и твердо: — Сильф.

Доктор встретил ответ молчанием и пристально посмотрел на больного. Тот секунду не молвил ни слова, а потом начал так:

— Это был… или есть мой сон. Но я до сих пор не верю, что это только лишь сон, только лишь видение, игра моего детского воображения. Я не верю этому. Я не верю, что во сне можно прожить жизнь до тридцати семи лет.

Нет. Это не сон.

Сильфом звали мою собаку. Отец принес её ранней весной, в тот самый год, когда мне только стукнуло семь лет. Последняя моя предшкольная весна. Я не помню, почему мы выбрали именно такое имя для этого черного щенка, который едва стоял на ногах и целыми днями спал, время от времени просыпаясь, чтобы справить нужду. Сильф… Я думаю, кличку придумал отец, любитель всякого такого… экзотического. Тогда я естественно не знал, кто такие сильфы и сильфиды. Но созвучие всем понравилось, оттого наш питомец и стал Сильфом.

Сильф был обычной дворнягой, без рода и племени, как говорится. Но он был необыкновенно красив, особенно когда поднимал уши. Тело и хвост Сильфа были, как я уже говорил, черными, и только кончики лап коричневели, странно выделяясь на черноте его шерсти, как и глаза — эти два ярко-карих глаза, которые мне, увы, не дано забыть. Но об этом после.

Сильф рос, крепчал и взрослел вместе со мной. Сильф… Гроза всех кошек в округе. Сильф… Охранник и защитник. Сильф… Собака, которую знали все, не только из-за необычного для четвероного имени. Он был слишком умен, чтобы бегать и приносить тебе палочку по команде «апорт», и слишком свободен, чтобы садится и ложится по указке. Он спокойно созерцал твои бессмысленные попытки чему-нибудь его научить из стандартного набора трюков, и ты сам осознавал всю их бессмысленность. Он был гордо независим и одинок. Но всегда добр и понятлив, что казалось, не надо слов, чтобы объяснять Сильфу чего-нибудь. Я мог рассказывать Сильфу часами. Всякую чушь и блажь. Я читал ему мои первые статьи и рассказы. А он внимательно слушал. Он все понимал…

Больной снова замолк. На вид ему было тридцать пять — тридцать семь лет, время расцвета и напряженного искания, блуждания и кризиса. Бледное лицо с еле видными губами и густыми бровями, темно-зеленые глаза, тонкие руки и худоба — вот его портрет. Он закрыл глаза, совершая какую-то напряженную внутреннюю работу. Доктор молчал и разглядывал своего пациента. Затем больной отпил воды из стакана и продолжил:

— Я понимаю, вам будет трудно поверить в это. Вам трудно представить такую собаку с гордым именем Сильф…

Он тяжело вздохнул.

— Многие будут говорить и уверять вас, что у меня никогда не было собаки. Но она была. Она слушала все, что я написал. Сильф всегда был со мной до той ночи, до того самого разговора с ним. Сильф — не галлюцинация и не сон. Сильф действительно мог разговаривать, но по-своему. Совершенно непонятным образом. Вы можете не верить мне. Мне все равно.

Пауза.

— Я был во втором классе, когда я впервые услышал, как говорит Сильф. Слова не произносились, а точно летали в воздухе, и я их вдыхал. Они были мои и не мои, так что я не сразу понял, кому в действительности они принадлежат. Я точно не помню, что он там такого говорил, впрочем, я тогда ещё не знал, что это говорит он, но одно-единственное слово я не забыл. «Возвращение». Он говорил о вечном возвращении. Помню, я в недоумении глянул на сидевшего рядом Сильфа, но он только помотал головой и ушел в другую комнату. Я понимал моим детским умом, что это что-то такое значит. Важное, но мне пока недоступное. И я решил спросить отца.