Дэвид Бликст - Короли Вероны

• Название: Короли Вероны
• Автор: Дэвид Бликст
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-699-27317-1

Верона, год 1314-й от Рождества Христова. Согласно древнему пророчеству, ребенку, зачатому от правителя города, суждено стать легендарным освободителем Италии и основателем Золотого века. Но что делать, если таких детей несколько, а желающих причаститься к славе и того больше?!

Среди персонажей книги — великий Данте и герои Шекспира. Ад и рай смешались здесь воедино, и то, что не решается на словах, отдается на суд клинка.

Роман Бликста по силе и выразительности характеров персонажей сравнивают с «Крестным отцом» Марио Пьюзо, а по накалу бушующих в нем страстей — с историко-приключенческими романами Рафаэля Сабатини.

---

Пьетро вошел в исповедальню, однако мысли его вертелись вокруг ребенка. Франческо. Один только Пьетро знал, что малыш уже был крещен. Мать дала ему другое имя. Имя, которое Кангранде счел за лучшее стереть из памяти.

Пьетро в голову пришла и другая мысль. Считалось, что во время церемонии крещения из ребенка изгоняют бесов — поэтому-то он кричит и плачет. Этот ребенок не издал ни звука. Получается, бесы уже покинули его тело во время первого крещения? Или они просто затаились до времени?

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Пешая прогулка до Арены стала пыткой. После исповеди Пьетро поспешно заковылял домой. Два раза он пытался бежать, и оба раза падал. Поко получил от отца внушение, и теперь задействовал все свое красноречие на поздравления брату.

— Кого, как не тебя, и посвящать в рыцари! Это самое малое, что Кангранде может для тебя сделать. Он и так не слишком торопился. Что-то не похоже, чтоб он был сильно занят. Хотел бы я знать, чего он столько тянул?

— Замолчи, Поко, — велел Пьетро, поспешно одеваясь для церемонии.

Новый фарсетто вызвал у Поко живейший интерес.

— Капитан знает толк в сукне, — изрек он.

Взяв бриджи, Поко добавил:

— И какой он деликатный! Помнит, что ты теперь не носишь кольцони. А что за шляпа! Ты только посмотри на это перо! Оно великолепно. Яркое, но не кричащее.

Данте с трудом сдерживал смех.

— Поко, я серьезно. Замолчи, пожалуйста, — повторил Пьетро.

Но младший брат был в ударе. Пурпурный цвет наряда вызвал у него новый приступ красноречия.

— Ого, тирский пурпур! Только императорам да сенаторам было позволено носить такую одежду. Видишь, это не какой-нибудь там лиловый, это, скорее, оттенок спелой сливы. А знаешь, как добывают пурпур? Его добывают из чернильных мешочков средиземноморских мидий. Чтобы получить одну унцию, нужны сотни ракушек. Сначала ракушку разбивают, затем достают крохотный мешочек, в котором краски — всего несколько капель.

— Боже мой, Поко, откуда такие познания в красильном ремесле? — донесся из дальнего угла комнаты голос Данте.

— Когда мы жили в Лукке, я… я водил знакомство кое с кем из тамошней красильни.

Данте вскинул брови.

— Вот как? Почему же ты не представил мне этого кое-кого?

Джакопо пожал плечами и в глубоком раздумье пнул башмаком ножку кровати.

— Отец, вы не одобрили бы. Я хочу сказать, вы сочли бы это знакомство не соответствующим…

— И чему же она не соответствовала?

— Разве я сказал, что это была девушка?

— Не сказал, но уклончивый ответ паче присяги. Клянусь, Поко, если ты…

— Отец, — вмешался Пьетро, — Капитан ждет.

Нижняя челюсть Данте продолжала ритмично двигаться под покровом бороды. Поэт решил отложить допрос до лучших времен. Ворча, что и Поко не избежал тлетворного влияния современных нравов, Данте тщательно обматывал шею шарфом. В свои четырнадцать Поко уже имел за плечами интрижку. Пьетро почувствовал легкий укол зависти к младшему брату.

Они вышли из дома на рассвете. Меркурио деловито путался у Пьетро под ногами. Едва миновав арку с разукрашенной ради праздника костью чудовища, они стали свидетелями сугубо современного феномена. Толпа, заполонившая пьяцца делле Эрбе, узнала Пьетро. Словно рябь, пронесся ропот, и вот уже толпа аплодировала, причем не поэту Данте, а его старшему сыну. Баилардино был прав — боевые раны производили на людей особое впечатление. Рана являлась самым веским доказательством преданности ее обладателя правому делу и Богу.

Странным образом почтение к ранам переросло в страсть к увечьям. Стойкость и бесстрашие рыцаря считались прямо пропорциональными тяжести ранения. Сам Пьетро полагал такие рассуждения глупыми. Опытный, умелый воин — такой, как Скалигер, — избегает ранений. В то время как Кангранде в глазах простолюдинов был кем-то вроде ангела мщения, Пьетро молва почему-то возвела в ранг земного романтического героя. Ранение его было именно такое, как положено, — не изуродовав лица, оно оставило доблестную хромоту.

— Не спи, сынок, — шепнул Данте, когда Пьетро столкнулся с каким-то типом. — Ты уже не такой ловкий, как прежде.

— Mi dispiache, — бормотал Пьетро, стуча костылем, — толпа норовила подхватить его на руки и донести до Арены, и он изо всех сил старался казаться самостоятельным. Хуже того: несколько молодых особ бросали на него страстные взгляды. Верный Меркурио старался охладить их пыл рычанием.

Давка прекратилась только у Порта Борсари. Когда позади осталась старая римская арка, Пьетро предложил свернуть в переулок.

— Там будет меньше народу.

Поко предложение не понравилось, зато Данте скроил кривую улыбку.

— Так-то, сынок. Теперь тебя, а не меня преследуют поклонники. Ну и слава богу.

Под кривизною лица великий поэт пытался скрыть гордость за сына.

«Отец совсем не стар. Он только ведет себя как старик».

Годы, проведенные за чтением и письмом, сгорбили спину Данте, но Пьетро хорошо знал, что сутулость — отнюдь не признак старости. На заре нового века Данте было тридцать пять; последующие четырнадцать лет оказались куда сумрачнее леса, в котором очутился поэт, «земную жизнь пройдя до половины». Помимо прочих испытаний, Данте перенес конфискацию имущества и унижение заемщика, вынужденного существовать на приданое жены. В глазах друзей и семьи он стал hostis. Трое из шести совершенно здоровых детей его умерли. Алигьеро — они с Пьетро были погодки — в возрасте двенадцати лет скончался от чумы, выкосившей половину города. Эта же зараза унесла жизнь самого младшего брата, Элизио, — тому было восемь. Данте даже никогда не видел Элизио — он родился через три месяца после оглашения приговора об изгнании.

Больнее всего Данте переживал смерть своего первенца, Джованни, наделенного правами и обязанностями, которые теперь перешли к Пьетро. Когда Данте изгнали, Джованни было всего девять лет, и он немедленно присоединился к отцу. В скитаниях прошло еще девять лет. Во время путешествия в Париж с целью посетить Парижский университет Джованни утонул в реке. Власти Флоренции не позволили Данте вернуться и похоронить сына на родине — прах Джованни покоился теперь в Пизе, благодаря любезности Угуччоне да Фаджоула.

Трагедия круто изменила жизнь Пьетро. Ему в ту пору было почти шестнадцать, и отец вызвал его в Париж, чтобы он занял место старшего брата. Младшие, Поко и Антония, остались с Джеммой во Флоренции, на попечении Франко, брата Данте. Однако вскоре прошел слух о том, что всех детей изгнанников мужеского пола ждет казнь, и Джемма поспешно отправила к Данте и Поко. Данте не выразил радости по этому поводу — он предпочел бы вместо Поко видеть Антонию. А теперь, как следует из последнего письма, Антония едет к ним, и скоро вся семья наконец-то будет в сборе.

Возможно, Данте состарило изгнание, однако Пьетро воображал, что здесь вина «Комедии». В июне поэту должно было исполниться пятьдесят; каждый прожитый день, казалось, прибавлял ему десять лет. Конечно, он отдыхал во сне; но каждый штрих на бумаге стоил ему целого дня жизни. Сегодня праздник, думал Пьетро, значит, отцу можно не заниматься изнурительным сочинительством. В то же время юноша чувствовал, с какой неохотой отец идет развлекаться. Договор со Скалигером обязывал Данте присутствовать на подобных торжествах. То была непомерная плата за целый потерянный для творчества день.

Пьетро так глубоко ушел в свои мысли, что, подняв глаза и увидев огромное пространство, сравнимое с греческой агорой или римским форумом, вздрогнул. Кругом были люди, тысячи людей; они жались друг к другу, чтобы согреться. Данте с сыновьями вышел на пьяцца Бра. Солнце уже проглядывало между башен Вероны, и, хотя первый забег состоялся всего часов пять назад, нарушители общественного порядка успели уже и наотмечаться, и получить свою порцию розог за это отмечание от людей Скалигера.

Пьетро остановился. Перед ним, подобно немыслимому острову в человеческом море, поднималась римская Арена. Осенью Пьетро не довелось толком ее рассмотреть, а с самого возвращения из Виченцы он ходил только по улицам, прилегающим к палаццо Скалигеров.

Арена была облицована кирпичом, однако основу ее составляли речные камни и осколки черепицы. Сооружение держалось на арках, сделанных из огромных плит розового мрамора; каждая арка была в четыре человеческих роста, в ширину же такова, что под ней свободно могли пройти в ряд пятеро. Пьетро насчитал двенадцать арок, и у него зарябило в глазах. Арена величиною и величественностью многократно превзошла все его ожидания.

— По сравнению с той, что находится в Риме, эта Арена — просто внутренний дворик, — послышался голос сбоку.

— Не может быть, — прошептал Пьетро в благоговейном страхе. Наконец он понял, почему Арена столько лет являлась для отца источником вдохновения: Данте написал свой «Ад» по ее образу и подобию.