Альфред Ван Вогт - Далекий Центавр

• Название: Далекий Центавр
• Автор: Альфред Ван Вогт
• Издательство: Эксмо : Домино
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2006
• ISBN: 5-699-09007-Х

Благодаря изобретению гибернации земляне отправили корабль к Альфе Центавра. Не все в команде психологически готовы прожить 500 лет во сне… Никто не был готов встретить у Альфы Центавра земной корабль, дошедший туда за 3 часа.

Найдется ли путешественникам из прошлого место на этой новой Земле? Смогут ли они вернуться в родной мир, ставший далёким прошлым?..

---

— Каким образом возникли эти планеты?

— Каждое солнце, чтобы удержаться в своем пространстве, выбрасывает материю, как корабль в море бросает якорь. Это весьма поверхностное описание. Я мог бы дать вам математическое выражение, но его пришлось бы записывать. В конце концов, я не ученый. Просто эти факты известны мне с детства.

— Минуточку, — прервал его Ренфри, — Солнце выбрасывает эту материю без всякого принуждения… лишь для того, чтобы остаться в равновесии?

Касселлахат посмотрел на него.

— Разумеется, нет. Принуждение очень сильно, уверяю вас. Без такого равновесия солнце выпало бы из своего пространства. Только несколько звезд-отшельниц могут поддерживать равновесие без планет.

— Несколько чего? — спросил Ренфри. Он был потрясен настолько, что забыл о вопросах, которыми собирался засыпать Касселлахата.

Мысли мои прервал голос Касселлахата.

— Солнце-отшельник, — услышал я, — это очень древняя холодная звезда класса М. Самые горячие из них, как известно, имеют температуру поверхности около девяноста градусов Цельсия, самые холодные — минус десять. Это отшельник в буквальном смысле слова, одичавший с возрастом. Главная черта такой звезды в том, что она не допускает существования рядом с собой материи, планет или даже газов.

Ренфри молчал, задумавшись, и я воспользовался случаем, чтобы продолжить дискуссию.

— Меня интересует, — сказал я, — всеобщее знание всех этих деталей, даже если человек не является ученым. Например, когда мы покидали Землю, каждый ребенок знал принципы действия атомного двигателя буквально с пеленок. Восьми- и десятилетние мальчики ездили на специально сконструированных машинах-игрушках, разбирали их на части и собирали снова. Эти принципы были у них в крови, а каждое новое достижение в этой области было для них настоящим лакомством… Так вот, я хотел бы узнать, что сейчас соответствует тогдашнему положению?

— Аделедиктандер, — ответил Касселлахат. — Я уже пытался объяснить это мистеру Ренфри, но его мозг, похоже, не усваивает некоторые простейшие понятия.

Вырванный из задумчивости Ренфри скривился:

— Он хочет убедить меня в том, что электроны могут мыслить, а я этого не могу принять.

Касселлахат покачал головой.

— Не мыслить: думать они не умеют. Но зато у них есть психика.

— Электронная психика! — воскликнул я.

— Просто аделедиктандерная, — ответил Касселлахат. — Каждый ребенок…

— Знаю, — простонал Ренфри. — Каждый шестилетка скажет мне это.

Он повернулся к нам.

— Потому я и подготовил вопросы, подумав, что, если мы получим образование на уровне среднеразвитых, то сможем понять этот аделедиктандерный паштет, хотя бы как местные дети.

Он повернулся к Касселлахату.

— Следующий вопрос. Что?..

Касселлахат посмотрел на часы.

— Мне кажется, мистер Ренфри, — прервал он его, — если мы собираемся на планету Пелхэм, то сейчас самое время. Вы сможете задать мне вопросы по дороге.

— В чем дело? — вмешался я.

— Он свозит меня в крупные конструкторские лаборатории в Европейских горах на Пелхэме, — объяснил Ренфри. — Хотите поехать со мной?

— Нет, — ответил я.

Блейк пожал плечами.

— Я не хочу лишний раз надевать этот комбинезон, который хоть и не пропускает нашего запаха, но не защищает нас от их вони. Мы с Биллом, — закончил он, — останемся здесь и поиграем в покер на те пять миллионов кредитов, которые лежат у нас в государственном банке.

Касселлахат повернулся в дверях. Лицо его под маской, которую он теперь носил, постоянно выражало явное неодобрение.

— Вы очень легкомысленно относитесь к дару нашего правительства.

— Ихм! — подтвердил Блейк.

— Значит, мы воняем! — сказал Блейк.

Прошло уже девять дней с тех пор, как Касселлахат забрал Ренфри на Пелхэм. Контакт с ним был возможен лишь с помощью радиотелефона: третьего дня Ренфри позвонил и сказал, чтобы мы ни о чем не беспокоились.

Блейк стоял у окна нашей квартиры на вершине небоскреба в городе Нью-Америка, а я лежал навзничь на диване, с головой, полной мыслей о безумии Ренфри и воспоминаний пятисотлетней давности.

Наконец я прервал свои раздумья.

— Перестань, — сказал я. — Мы столкнулись с изменениями в метаболизме человеческого организма; вероятно, это вызвано новыми пищевыми продуктами с далеких звезд. Видимо, они пахнут лучше нас, если для Касселлахата быть рядом с нами — настоящая каторга, тогда как нам его соседство просто неприятно. Нас всего трое, а их — миллиарды. Честно говоря, я не вижу решения проблемы, так что придется нам смириться.

Ответа я не получил и вернулся к своим мыслям. Мой первый рапорт был принят на Земле, и, после изобретения межзвездного двигателя в 2320 году, то есть спустя сто сорок лет после нашего отлета, люди решили, что надо делать.

Четыре пригодные для заселения планеты Альфы Центавра были названы в нашу честь: Ренфри, Блейк, Пелхэм и Эндикотт. С 2320 года их население увеличилось до девятнадцати миллиардов человек. Это не считая миграции на планеты более удаленных звезд.

Пылавший космический крейсер, который я видел в 2511 году, был единственным потерянным кораблем на линии Земля — Центавр. Он мчался с максимальной скоростью, когда его энергетические экраны среагировали на наш корабль. Автоматика немедленно включила торможение, но невозможно было сразу погасить такую скорость, и все его двигатели взорвались.

Подобная катастрофа не могла больше повториться. Прогресс в области аделедиктандеристики был так велик, что ныне даже самые огромные корабли могли мгновенно остановиться на полной скорости.

Нам было сказано, что мы не должны испытывать чувства вины из-за этого случая, поскольку результатом теоретического анализа этой катастрофы явились важнейшие достижения в области аделедиктандернской электронной психологии.

Блейк опустился в ближайшее кресло.

— Эх, парень, парень, — сказал он, — ну и влипли же мы. Единственное, что нам осталось, это прожить еще лет пятьдесят в качестве паразитов чужой цивилизации, где мы не можем понять, как действуют простейшие технические устройства.

Я беспокойно зашевелился: меня мучили те же мысли. Однако я молчал, и Блейк продолжал:

— Признаться, когда я понял, что планеты Альфы Центавра колонизированы, то вообразил, что смогу завладеть сердцем какой-нибудь здешней дамы и жениться на ней.

Невольно я вновь вспомнил девичьи губы, касающиеся моих губ.

— Интересно, — сказал я, — как все это переносит Ренфри? Он…

Знакомый голос, донесшийся от двери, оборвал меня на полуслове:

— Ренфри переносит это великолепно: первый шок сменился смирением, а оно — стремлением к намеченной цели.

Мы повернулись к двери и оказались лицом к лицу с Ренфри. Он шел к нам медленно, улыбаясь, а я смотрел на него, гадая, хорошо ли его вылечили.

Он был в отличной форме. Его темные волнистые волосы были старательно уложены, бездонные голубые глаза оживляли лицо. Он производил впечатление прирожденного физического совершенства: в обычных условиях все и всегда у него было кричаще ярким, как у актера в костюмированном фильме.

И сейчас он был таким же — кричаще ярким.

— Я купил космический корабль, парни, — сказал он, — выложил все свои деньги и часть ваших. Но я знал, что вы одобрите мою идею. Верно?

— Конечно, — согласились мы.

— Что ты хочешь сделать? — спросил Блейк.

— Я знаю, — вставил я. — Мы облетим всю Вселенную, посвятив остаток жизни открыванию новых неизведанных миров. Джим, это была неплохая мысль, мы тут с Блейком едва не организовали клуб самоубийц.

Ренфри улыбнулся.

— Во всяком случае, скоро нам будет некогда скучать.

Касселлахат не возражал против проекта Ренфри, и спустя два дня мы снова оказались в космическом пространстве.

Три последующих месяца были необыкновенны. Поначалу я испытывал страх перед бесконечностью космоса. Молчаливые планеты проплывали по нашим экранам и исчезали вдали, оставляя после себя лишь воспоминания о диких, продуваемых ветрами лесах и равнинах, пустых волнующихся морях и безымянных солнцах.

Пейзажи и воспоминания вызывали у нас болезненное чувство одиночества: постепенно мы понимали, что это путешествие не поможет нам избавиться от бремени отчуждения, давившего на нас с момента прибытия на Альфу Центавра.

Мы не нашли тут никакой духовной ниши для наших сердец, — ничего, что дало бы нам удовлетворение хотя бы на год, а что уж говорить о пятидесяти!

Я видел, что такие же мысли тяготят и Блейка, и ждал какого-нибудь сигнала, который говорил бы о том, что и Ренфри испытывает то же самое. Но ничего подобного не было. Это меня беспокоило, поскольку я заметил еще одно: Ренфри наблюдал за нами, и во всем его поведении был намек на некое тайное знание, на какую-то скрытую цель.