Мэтью Бжезинский - Казино Москва: История о жадности и авантюрных приключениях на самой дикой границе капитализма

• Название: Казино Москва: История о жадности и авантюрных приключениях на самой дикой границе капитализма
• Автор: Мэтью Бжезинский
• Издательство: Фолио, Сова
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-94966-156-7

Молодой журналист оказался в посткоммунистической России в бурные 90-е годы, получив задание от редакции разобраться в обстановке и понять смысл событий на российских финансовых рынках. Он мгновенно окунулся в безумный мир русского капитализма, когда все было выставлено на продажу, целые состояния могли быть сделаны или утрачены за одну ночь, финансовые рынки контролировались коррумпированными московскими банкирами и американскими биржевыми спекулянтами. Очень остроумно, с едкой иронией, а порой и с горечью автор описывает то, о чем мы уже и сами знаем. Теперь же можем увидеть и оценить все происходящее в то время глазами человека со стороны – с Запада.

Книга наполнена забавными случаями и ситуациями, в которые Бжезинский буквально «вляпывался» в ходе своей репортерской деятельности.

---

Я ощутил холодное лезвие ножа у своего горла. Почти отстраненно я отметил, что сливное отверстие ванны не закрыто пробкой, и подумал, что моя кровь беспрепятственно потечет в канализационную систему Киева.

– Ты веришь в Бога? – тихо, почти вежливо спросил Базз.

Не дождавшись ответа, он повторил свой вопрос, подумав, что я его не совсем понял. Я кивнул, причем не помню как – то ли в знак согласия, то ли нет. Все вокруг стало расплываться, и рассудок начал меня покидать.

– Тогда тебе лучше начать молиться, – сказал Базз.

Вот тогда я и вспомнил о всех своих прежних попытках бросить курить. Страдание, сильная борьба с собой. Все напрасно. Все заканчивается ударом в какой-то ванной!

Не знаю, сколько прошло времени и что было дальше. Возможно, я отключился, потерял сознание от страха. Когда я пришел в чувство, Базз и Белочка уже ушли. Было тихо, радио молчало, единственное, что я слышал, – звук капель, падающих из водопроводного крана в раковину.

Радость, какой я никогда не испытывал ни до, ни после, охватила меня. Я был жив!

И мне ужасно хотелось курить.

Глава первая В Москву

Стоящий на полосе «Туполев» выглядел ржавым и ненадежным. В ярком свете прожекторов аэропорта он казался большим и неуклюжим, как музейный экспонат. Кружащийся снег образовывал вокруг него белую завесу.

Пурга уже задержала вылет в Москву нескольких самолетов, снегоуборочная техника не справлялась с расчисткой взлетно-посадочной полосы – на Киев обрушился снежный буран, который до этого беспрепятственно завывал над бескрайними сибирскими просторами.

Небольшой зал аэропорта был забит пассажирами, томившимися из-за нелетной погоды. Они толпились около маленького бара, окутанного плотным табачным дымом. Все стулья вокруг стойки были заняты пассажирами, постоянно совершавшими деловые поездки по маршруту Киев – Москва: русские бизнесмены – плотного телосложения мужчины, энергичные и хвастливые, выкрикивающие указания по своим мобильниками, и директора украинских предприятий – невыразительного вида персоны с серыми лицами, потягивающие беспошлинный виски «Джонни Уокер» прямо из бутылки. Мафиозные принцессы – одни губы и ноги, – находящиеся на пути к своим ежемесячным походам по магазинам русской столицы, придавали определенную пикантность этому коктейлю.

Завершали список пассажиров несколько представителей Запада. Немецкий коммивояжер угрюмо сидел в одиночестве и, казалось, все еще находился где-то у себя в Любеке. Два молодых британских банкира-инвестора с одинаковыми корпоративными стрижками сидели у входа, склонив головы над лондонской газетой «Файненшиал Таймс» трехдневной давности.

«Файненшиал Таймс», как и европейское издание газеты «Уолл-Стрит Джорнел», стоила в Киеве семь долларов, и ее можно было купить (если она вообще поступала) только в двух отелях города в ларьках сувениров.

На свою жалкую «комариную» зарплату я не мог себе позволить купить эту газету и приобретал ее лишь в тех случаях, когда хотел похвастаться и выставить свою статью напоказ, особенно если она была напечатана на первой полосе, – я смотрел на нее с восхищением. С тех пор как на меня наехал Базз, в газете несколько месяцев публиковалось довольно много моих материалов. Наконец поздней осенью 1996 года из руководства компании поступил звонок, требующий моего немедленного прибытия в Москву. По иронии судьбы, мне надо было бы даже поблагодарить Базза за свое неожиданное продвижение по служебной лестнице. Описанная мной история о нападении Базза сделала меня заметным. Вот почему я так страстно желал как можно быстрее попасть в Москву, опасаясь, как бы мои издатели не передумали и не изменили своего решения.

Из громкоговорителей, установленных под кровлей, одно за другим следовали сообщения об отменах международных рейсов. Венгерская компания «Малев», чешская CSA и «Австрийские авиалинии» решили переждать бурю. Венгры и чехи боялись повредить в такую погоду свои новенькие и блестящие «боинги», а австрийцы по своей национальной нелюбви к риску были даже рады, что придется переждать на земле еще одну ночь. Группа удрученных чешских инженеров собрала свои сумки с ручной кладью и с общим вздохом направилась к выходу. Их встреча с любимой Прагой – средневековой и по-прежнему величественной, несмотря на привилегированное положение «Макдональдсов» и «макающихся пончиков», данное им рыночными силами «бархатной революции», откладывалась до прояснения неба.

Я был уже готов отказаться от всякой надежды когда-либо выбраться из Киева, как вдруг пассажирская служба аэропорта объявила, с заметным оттенком национальной гордости, что начинается посадка на рейс номер 62 «Украинских авиалиний», следующий в Москву.

– Настоящие летчики не боятся снега! – сказал, подавляя смешок, мой пожилой сосед. Его распирало от патриотизма, он весь сиял от редкой возможности дать пинка слизняку с Запада. Он с гордостью сообщил, что при советской власти летчики на пассажирских линиях были так натренированы, что могли летать на любых самолетах в любую погоду. Вот эта-то неуместная бравада, в сочетании с хронической нехваткой запчастей, и была одной из главных причин аварий реактивных самолетов в этой части мира. Около четырехсот авиакомпаний, вышедших из недр советской государственной компании «Аэрофлот», имели такие «впечатляющие» достижения в области безопасности, что в 1994 году Международная ассоциация воздушного транспорта приняла беспрецедентное решение: рекомендовать в качестве наиболее безопасного вида транспорта на территории бывшего Советского Союза железные дороги.

Мы толпой ввалились в старый «Туполев» и стали втискиваться в его узкие, с многочисленными заплатами кресла. Похоже, советские конструкторы, проектируя салон самолета, взяли за образец дизайн чересчур уплотненных жилых домов. Поскольку мой рост превышал шесть футов, я был вынужден сложиться в гармошку и уткнуть свой подбородок между колен, чтобы уместиться в сиденье. Объемистый живот моего соседа растекся по подлокотнику и моему колену.

Из иллюминатора мне была видна какая-то закутанная фигура, сгребавшая снег с крыла самолета. Вероятно, так «Украинские авиалинии» боролись с обледенением. Лампочки в салоне моргнули и переключились в режим слабого света. Самолет, пошатываясь из стороны в сторону, вырулил на взлетно-посадочную полосу. Русские бизнесмены в это время оживленно болтали по своим сотовым телефонам, крича что-то в трубки и кляня статические помехи. Дородная стюардесса даже не пыталась заставить их замолчать, Скорее всего, по двум причинам: с одной стороны, вся электроника «Туполева» и другие его приборные системы были слишком примитивными, чтобы на них могли повлиять сигналы мобильных телефонов, а с другой – бизнесмены были не так воспитаны, чтобы реагировать на предупреждения бортпроводницы.

Когда самолет пробился через облака и вышел в черное звездное пространство над ними, мысленно я уже был в Москве. Прошло почти пять лет с тех пор, как я последний раз видел русскую столицу. Это было летом 1992 года, во время пика Великой депрессии, оказавшей разрушительное воздействие на всю Россию после подрыва советской империи изнутри. Тогда Москва была похожа на город, словно опустошенный войной. Ее улицы были забиты разваливающимися на ходу автобусами, а пыльные магазины пусты. Люди были озлоблены и производили впечатление оглушенных взрывом. Везде можно было видеть признаки кризиса. Рубль, который в советскую эру был равен доллару, неудержимо падал, постоянно подвергаясь стократным девальвациям. Свирепствовала бесконтрольная гиперинфляция. Цены, когда-то установленные государством, взмыли на такую высоту, что пенсионеры, которым посчастливилось накопить пятьдесят тысяч рублей на обеспеченную старость, теперь на эти сбережения могли купить себе лишь что-нибудь на обед.

В те дни Москва казалась мне такой, как я представлял себе Веймарскую Германию после Первой мировой войны – обманутой и подавленной. Почти невозможно было узнать в этом городе столицу бывшей супердержавы, внушавшей страх и благоговение еще несколько лет назад. Во время той поездки одна сцена мне особенно запомнилась. Вдоль всей небольшой улицы позади Большого театра и практически пустого огромного универмага ЦУМ плечом к плечу под ярким солнцем стояли пожилые люди и продавали свои личные вещи. Одна старушка сжимала в руках настольную лампу, другая на вытянутой руке держала пуховое одеяло. Какая-то бабушка в платочке предлагала зимнее пальто. Тарелки с отбитыми краями, потускневшее столовое серебро, поношенные одежда и обувь, старые транзисторные приемники и даже военные медали стариков – все это мне усиленно предлагали купить. Еще запомнилась одна женщина, ее образ глубоко врезался в мою память. Она была высокая и стройная, лет шестидесяти, возможно, когда-то очень красивая, а теперь выглядела жалкой и выцветшей, как и здания вокруг. Черное платье свободно висело на ее исхудавшем теле, в дрожащей протянутой руке была зажата всего одна подбитая мехом комнатная туфелька…