Татьяна Туринская - Сладкий перец, горький мед

• Название: Сладкий перец, горький мед
• Автор: Татьяна Туринская
• Жанр: Современные любовные романы

---

Вернее, это он считал, что швах. Окружающие считали иначе. С некоторых пор вокруг Дрибницы стали роиться девушки. Некоторые просто скромно строили глазки. Другие же предельно откровенно вели на него охоту. Еще бы! Ведь, поступив в институт фактически неимущим деревенским пареньком, Вовка всего за пару-тройку лет крепко стал на ноги. И пусть у него еще нет своей квартиры и он по-прежнему живет у Чудаковых, но девушки-охотницы уже чувствовали явный запах благополучия, манивший пуще меда.

***

Какой замечательный возраст — семнадцать лет! Вроде бы уже и взрослая, почти самостоятельная. Но в этом-то "почти" и кроется вся прелесть — ведь все-таки не совсем еще самостоятельная, ни за что отвечать еще не надо. Живи в свое удовольствие и тихо радуйся. И Таня радовалась.

Она сильно изменилась за последний год. Еще совсем недавно она была гадким утенком, большеротым лягушонком, вихрастым воробышком. Теперь же, буквально за несколько месяцев, черты сгладились, неведомым образом превратив самое заурядное, мало чем привлекательное, самое обыденное лицо в скромный, неяркий шедевр незримого мастера. Красота ее была не броской, а спокойной, какой-то плавной, из той категории, что только расцветает с возрастом, а не увядает за несколько лет, сгорев яркой, фантастической звездочкой и оставив после себя лишь жалкое пепелище. Слишком большие губы самым замечательным и непостижимым образом превратились вдруг в чувственный, волнующий рот. Но детская припухлость не исчезла, добавляя шарма и очарования Таниному облику. Нежная, как персик, кожа, потрясающие бархатные глаза густого оливково-зеленого цвета, слегка затененные пушистыми мягкими ресницами. Откуда взялась вся эта роскошь?! Вечно взъерошенную мальчишескую стрижку сменили длинные соломенного цвета волосы, свободно рассыпавшиеся по плечам. А ноги, смешные голенастые ноги, еще совсем недавно придававшие обладательнице сего "чуда" вид болотной цапельки, отчего-то вдруг приобрели утонченную плавность изгиба, унося наблюдателя мужского пола в страну грез…

Иногда Таня стала ловить на себе восхищенные взгляды парней. Иногда это радовало, иногда, когда в спину неслись скабрезные, грязные замечания по поводу того, как приятно было бы провести с ней часок-другой наедине, оскорбляло и возмущало. Она еще не привыкла к своей красоте и часто подолгу крутилась у зеркала, разглядывая себя. Мимолетным взглядом она улавливала вполне симпатичное отражение, но, вглядываясь пристальнее, видела все того же лягушонка. Вот только сходство с воробышком кануло в лету.

Несмотря на разительные перемены во внешности, в личной жизни особых перемен не наблюдалось. Разве что исчез куда-то Патыч. Не то, чтобы совсем, просто стал появляться гораздо реже. Впрочем, это обстоятельство Таню нисколько не огорчало. Скорее, его частые визиты ее раздражали. Но, с другой стороны, когда он исчезал надолго, она даже начинала нервничать. Не то, чтобы скучала за ним, а просто не любила, когда менялся привычный уклад жизни. А, что ни говори, к Патычу она привыкла, как и к его бесконечным признаниям в любви, и домогательствам, так ничем пока и не завершившимся. Но порой ей так не хватало его умелых ласк, медовых поцелуев и таких нежных, пьянящих прикосновений самыми кончиками пальцев, словно невзначай скользивших иногда вдоль позвоночника. От этих прикосновений Танина спина выгибалась сама собою, по телу пробегала волнующая дрожь и собиралась в кучку где-то в самом низу живота, набухая внутри горячим клубком и так хотелось чего-то еще непознанного, неизведанного… То Патыч надоедал ей, то, совсем изредка, но все же она начинала скучать за ним. Не от любви, нет — особо теплых чувств к нему Таня не испытывала. А скучала… ну, наверное, от одиночества. Да-да, несмотря на потрясающие перемены во внешности, Таня была совершенно одинока. Все восхищенные взгляды, устремленные на новоявленную красавицу, так и оставались лишь взглядами. Непонятно, то ли она была еще недостаточно красива, то ли парни боялись приближаться к ней, будучи абсолютно уверенными, что уж у такой-то красотки непременно должен быть сердечный друг, и им тут ничего не светит. Но, так или иначе, а была Таня во всей своей красе одна, как перст.

Правда, иногда она встречала Вовку Дрибницу, и что-то изнутри подсказывало ей, что эти встречи не случайны. Вовка определенно их подстраивал. Впрочем, делал это столь неловко и неумело, что все его "неожиданности" были шиты белыми нитками. Но ни эти "случайные" встречи, ни Вовкина неловкость вовсе не доставляли удовольствия Тане, не веселили ее. Дрибница был для нее настолько неинтересен и скушен, что от одного упоминания о нем на нее нападала неистребимая зевота. Нет, Вовка — явно не песнь ее души. Даже на том безрыбье, на котором она вдруг оказалась.

Даже странно. Ведь, будучи еще угловатым подростком, тем самым лягушонком без коробчонка, Таня не имела проблем с поклонниками. Правда, периодически появлялся Патыч и всех их распугивал кого угрозами, а кого и непосредственным применением физической силы, если слов не понимали. Но спустя какое-то время появлялись новые ухажеры и Таня не скучала. Даже более симпатичные подружки обзавидовались. Теперь же ситуация изменилась кардинально и не в лучшую сторону. Из ближайших подружек только Таня в данный момент была одинока. И Луиза, и Сима были как бы "при деле".

Луиза, наполовину русская, наполовину татарка, была, как и все полукровки, довольно эффектной и броской барышней. Вот только ростом не удалась — что называется, "полтора метра в цилиндре". Зато пышногрудая и не менее пышнобедрая, что при малом росте зрительно делало ее, обладательницу тонкой талии, сущим колобком. Тем не менее, парней на это татарское сокровище тянуло, как на мед. Правда, долго встречаться с кем-нибудь у Луизы не выходило, не каждому дано было выдержать ее взрывной темперамент, но, расставшись с одним кавалером, она тут же пристраивалась рядом с другим.

Сима — полная Луизина противоположность. Довольно высокая, правда, как и вышеозначенная подруга, пышнотелая, обладательница шикарных русых кос отличалась спокойным и рассудительным характером. Во взглядах куда более постоянна, нежели Луиза: уже два года, еще со школьной скамьи, встречалась с одноклассником, теперь уже бывшим, Вадимом. Бывшим, потому что не далее, как месяц назад Сима и Таня, наконец, окончили опостылевшую школу и теперь готовились, что называется, к вступлению во взрослую жизнь. Луиза же была чуток постарше и школу закончила на год раньше подруг.

Странная это была дружба. Началась она тогда, когда все трое въехали в новый дом и, таким образом, стали соседями. А было тогда новоиспеченным подружкам по пяти лет от роду. Вот только Луизе было аж пять с половиной.

Сначала игрались в песочнице, позже пошли в школу. Из-за полугодовой разницы в возрасте случилось так, что Луиза пошла в первый класс на год раньше подруг. Сима же с Таней оказались теперь не только соседками, но и одноклассницами. Много чего было за школьные годы. И ссорились, и ругались, иногда даже дрались, но всегда в итоге мирились. И все было бы хорошо, будь подружек двое или четверо. Но их было трое…

Отсюда — ревность. Постоянно ревновали друг дружку. Пойдут Сима с Луизой в кино — обижается Таня. Смертельно обидится Сима, если Таня с Луизой уйдут на каток без нее, заболевшей не ко времени. Уйдут Таня с Симой в поход с одноклассниками — Луиза чуть не закатывает истерику.

Луиза в их тройке вообще отличалась. И не только экзотической восточной внешностью. Опять же в силу смешения кровей девочка обладала взрывным характером. Чуть что не по ней — тут же на ее лице отражалось неудовольствие: сначала надувала губки, потом начинали раздуваться ноздри маленького, вздернутого и чуть расплющенного книзу носика, а уж после раздавался истерический крик. Луиза очень любила обижаться на всех и каждого по любому поводу, обожала, чтобы к ней подлащивались и без конца просили прощения фактически ни за что. Например, кому-нибудь в голову приходила "гениальная" мысль слегка подсократить неудобоваримое имя Луиза до просто Лизы. О, что тут начиналось! Ноздри, казалось, вот-вот вывернуться наизнанку от злости, вслед за чем следовала гневная тирада о том, что никакая она не Лиза, а ЛУ-И-ЗА и никак иначе! Таня с Симой, бывало, начинали разыгрывать подругу, специально подтрунивая над ней: мол, а не поменять ли тебе имя в паспорте, уж лучше быть Елизаветой Петровной Шкварюгиной, чем Шкварюгиной же Луизеттой Петровной. На что Луиза, в очередной раз весьма красноречиво вывернув ноздри, шипела, брызгая слюной: "Идиотки! Вы ничего не понимаете! Луизетта Шкварюгина — это звучит гордо!" А Сима с Таней громко смеялись, доводя тем самым темпераментную подругу до белого каления.

Сима, правда, тоже обижалась, когда подруги начинали склонять на все лады ее имя. В свое время папаша-пьянчужка настоял на том, чтобы дочери было дадено красивое русское имя Серафима. Мать долго сопротивлялась, но после порции тумаков ей довелось согласиться с доводами супруга. Так и стала Сима в глубоком детстве Серафимой Степановной Бирюковой. Имя свое ребенок отчаянно ненавидел. Зато сокращенное — Сима — девочка приняла, как достойный выход из положения. Но когда Луиза, в ответ на издевательства Симы над своим именем называла ее Семафором, дело чуть не доходило до драки. В таких случаях только Таня могла разнять разозлившихся не на шутку подруг. Ее-то, как ни пытались, а иначе, как Танька, никак обозвать не могли. Луиза с Симой несколько раз придумывали ей какие-нибудь дурацкие имена, какие-нибудь Дафна или Ванда, но ни одно имя не приживалось. Так и осталась Таня Таней.