Татьяна Туринская - ...Не повод для знакомства

• Название: ...Не повод для знакомства
• Автор: Татьяна Туринская
• Жанр: Современные любовные романы

Слишком впечатлительным особам читать не рекомендуется. Автор убедительно просит не воспринимать сие произведение, как пособие для начинающих садомазохистов.

---

Все лето Тамара с Людой и присоединившейся немного позже Мариной на выходные приезжали на базу. Приезжала и вся остальная братия. Время от времени в их ряды вливалось пополнение, некоторые, наоборот, исчезали. Но каждую пятницу после работы все съезжались на речной вокзал и вечерней "Ракетой" добирались на базу. Собирались в столовой, выставляли на стол нехитрые припасы и гуляли до ночи, периодически выбираясь в знакомую беседку поразмять косточки, попрыгать-потанцевать, перекурить и попеть под гитару. Гуляние продолжалось обычно часов до двух ночи, после чего народ разбредался по каморкам. Отсыпались до двух дня, гурьбой шли на пляж, загорали, купались, дурачились. Нагуляв аппетит, снова все вместе собирались в столовой и поздний обед плавно перетекал в ужин, и опять до глубокой ночи.

Влад месяца полтора играл в гляделки с Тамарой, забавляясь с ней, как кот с парализованной от страха мышкой. Смотрел на нее, усмехался лукаво, самодовольно и начинал откровенно заигрывать или с Людкой, или с Маринкой, или еще с кем нибудь, не забывая при этом периодически поглядывать на Тому: ну как, мол, ревнуешь? А Тома снова и снова отводила взгляд от его таких притягательных, таких бесстыжих глаз…

Однажды днем Тома осталась в каморке одна. Покрапывал мелкий дождик, на пляже в такую погоду делать нечего. Пошла было в беседку, да тупо следить за шариком пинг-понга быстро надоело, решила немного поваляться в постели. Как была в джинсах да рубашке, так и прилегла на застеленную кровать. По жестяной крыше ненавязчиво барабанил дождь. Тома обожала засыпать под звук дождя, прикрыла глаза и медленно начала проваливаться в вязкую дремоту. Еще чуть-чуть и она непременно заснула бы, но неожиданно в дверь постучали и, не дожидаясь ответа, все с той же лукавой полуулыбкой на пороге каморки появился Влад. Комнатка была крошечная, и Тома даже не успела встать с кровати, как он в два шага уже оказался рядом. Присел на краешек кровати, склонился над сжавшейся Тамарой и нежно поцеловал в губы. А потом просто сидел и смотрел на свою жертву. Та попыталась было встать — не тут то было, Влад прижал ее руки к кровати и сидел над ней, изводя пьянящей улыбкой. Тома снова и снова пыталась встать, но он снова и снова прижимал ее руки к кровати. Прекращала вырываться — не держал, но только до следующей ее попытки подняться. И все без единого слова, только улыбаясь. И Тамара прекратила попытки…

Еще несколько томительных минут продолжалась сладкая пытка. Тамара уже давно сгорала от желания — он, опытный ловелас, без труда довел бедную скромную девочку до любовной горячки одними только взглядами. Все долгие недели с момента первой встречи она только и ждала, когда же он сделает, наконец, первый шаг. Ждала, трепетала от нетерпения и от ужаса. Она ужасалась собственных мыслей — ведь в них она уже давно позволила своему искусителю все-все-все! Именно в этом и состоял весь ужас. Как низко она пала, допустив, пусть мысленно, к своему телу постороннего мужчину. До свадьбы!!! Знали бы родители, почему ее так тянет сюда каждые выходные, они бы ее по стенке размазали, и на этом ее самостоятельная жизнь была бы закончена.

Надо сказать, что выросла Тамара в очень строгой, кое в чем даже патриархальной семье. Никогда, даже в раннем детстве маленькая Тома не слышала от родителей ласкового слова в свой адрес. Ни мать, ни отец никогда не целовали ее, не обнимали. В их глазах постоянно жил арктический холод. Каждое движение, каждое слово ребенка отслеживалось стальным суровым взглядом матери. Чрезмерные увлечения играми, веселость в семье не приветствовались. Одно материнское слово сопровождало Тамару на протяжении вот уже двадцати лет: "Сдержаннее, будь сдержаннее!".

Впрочем, надо отдать долг справедливости: все вышеперечисленное познала и Надя, младшая Тамарина сестра. Надя была на восемь лет моложе Томы, сейчас ей было двенадцать и у нее только-только начинался переходный возраст. Ее сверстницы уже вовсю бегали на дискотеки, некоторые уже тесно дружили с мальчиками. Наде же, как и Тамаре в недавнем прошлом, запрещались даже походы в кино без сопровождения матери или отца. Гулять с подружками она имела право до шести часов вечера, позже — только под конвоем родителей, или, на худой конец, Тамары. Самостоятельное нахождение вне дома после шести вечера — аморально. Ни больше, ни меньше. Звонок мальчика по телефону приравнивался к внебрачным плотским утехам, то есть к разврату. Попытки приукрасить себя посредством замысловато уложенных волос или незатейливого самодельного браслетика из подручных материалов карались матерью беспощадно: "Ты ведешь себя, как шлюха! Я не могу быть уверена в твоем приличном поведении и отныне мне придется водить тебя в школу за ручку, как первоклассницу и встречать соответственным образом. Иначе все это плачевно закончится. Сегодня ты начесала челку, завтра ты накрасишь ногти, потом, как последняя шлюха размалюешь лицо косметикой, а через полгода принесешь в подоле! Я не допущу позора в своем доме!".

Надо ли говорить, как страдали дети от подобной родительской опеки. Одноклассники сначала недоумевали по поводу постоянных отказов от участия в коллективных сборищах и посиделках, потом перестали приглашать на подобные мероприятия, а позже начали откровенно смеяться и издеваться над несчастными. Девочки чувствовали себя изгоями, людьми второго, если не третьего, сорта. Да еще и огромная разница в возрасте между ними, из-за которой они не могли быть подругами. Из-за этого все беды каждой пришлось переживать самостоятельно, в одиночку. Тамара с высоты своих двадцати видела и прекрасно понимала страдания сестры, да помочь, увы, ничем не могла. Разве что улыбнуться и ободрить: "Ничего, потерпи еще немножко. Ты скоро вырастешь и станет немного легче".

Тамара до сих пор удивлялась возможности самостоятельно выбираться за город и отсутствовать дома по два выходных дня (включая и ночи!). Как родители могли ее отпустить без присмотра?! Конечно, ей уже не двенадцать, и не пятнадцать, и даже не семнадцать; конечно, она уже довольно самостоятельный человек, даже деньги пытается зарабатывать, но ведь она еще не замужем. А мать всегда твердила, что отпустит ее одну только к мужу…

Впрочем, особо удивляться было нечему. Ослабление контроля со стороны родителей объяснялось довольно просто. Дело в том, что в начале весны Александру Михайловичу, отцу Тамары, на день рождения подарили дачу. Вообще-то не дачу, а дачный участок. Даже и не дачный, а участок тайги под дачу. Несчастные шесть соток настолько густо заросли колючей дикой растительностью, что на первых порах участок можно было смело назвать непроходимым. Выкорчевать вековые деревья было ох как нелегко. Но еще труднее оказалось избавиться от кустов, заполонивших все свободное пространство между могучими деревьями. И теперь каждые выходные отец с матерью посвящали нелегкому делу освоения целины. А так как там даже палатку негде было разбить, спали они в машине, свернувшись в три погибели. Двое, хоть и с большим трудом, могли там разместиться, а вот уложить еще и третьего было утопией. Именно этим и объяснялось то, что с вечера пятницы по воскресный вечер Тома была предоставлена сама себе.

Но так или иначе, а на Тамару вдруг обрушилась непривычная свобода. Каждую неделю двое суток, с вечера пятницы до вечера воскресенья, она была предоставлена сама себе. Никто не поучал ежеминутно держать спину ровнее, не смеяться громко, не призывал ее быть сдержаннее и скромнее. Правда, за двадцать лет мать настолько глубоко вбила все это в Тамарину голову, что даже в отсутствии надсмотрщика она тщательно следила за своими словами, осанкой, походкой и даже за мимикой лица, ведь даже мимика и жесты должны быть сдержанными. Она научилась их сдерживать, но как сдержать полет мысли?!

Время, казалось, замерло. Уже вечность Тамара лежит на кровати и не может укрыться от похотливого, дурманящего и одновременно ласкового взгляда Влада. Да и не хочет она от него укрываться! Пусть он всегда вот так сидит над ней и смотрит, смотрит, обволакивает своей губительной паутиной… Нет, пусть еще целует иногда. Как сладок его поцелуй! Тома никогда до этого не целовалась, ведь мать только-только ослабила свой контроль над ней. Мама всегда говорила о мужчинах гадости, а поцелуй в ее понятии означал моральное падение женщины и был насквозь пропитан грехом. Хуже него — только плотская любовь, вгрязь растоптанная девичья честь… Мама, но поцелуй — это же так прекрасно! Это так приятно, так сладко, так нежно и вкусно! Это не может быть грехопадением, это так хорошо…

За окном послышались голоса Марины и Люды — они, видимо, возвращались в каморку. Влад наскоро поцеловал Тамару, улыбнулся одними глазами и спешно вышел, столкнувшись в дверях с подругами.

* * *

Всю неделю после этих событий Тома жила воспоминаниями и ожиданием пятницы. Ведь в пятницу она снова увидит Влада, и кто знает, может быть, он снова поцелует ее?