Татьяна Туринская - Прости, и я прощу

• Название: Прости, и я прощу
• Автор: Татьяна Туринская
• Жанр: Современные любовные романы

---

Кате хотелось бы возразить, однако крыть было нечем. Да, все правильно, так и было. Только она восприняла произошедшее как свою собственную обиду на то, что он ее бросил, а в остальном, в принципе, все верно. Вот только выглядело это несколько иначе, чем она считала раньше.

— Ну, положим, он не урод, — переведя дыхание и уже чуть спокойнее парировала она. — Разве что моральный. А во-вторых, это ты должен был извиняться за то, что бросил меня в загсе.

— На каком основании? — возмутился он. — Ты отказалась принять мою фамилию, то есть, образно говоря, отказалась от меня. Так за что я должен был извиняться?

— Хотя бы за то, что ты мужчина, а поэтому виноват априори, даже если не виноват.

Сидоров на мгновение притих, словно пытаясь переварить услышанное. Улыбнулся:

— Ты сама поняла, что сказала?

Катя не ответила. Как-то лень стало ссориться, выяснять отношения. Наверное, коньяк подействовал — она расслабилась, кровь весело бежала по жилам. Расстегнула кофту:

— Фух, жарко тут у тебя.

Немного подумала, и вообще стянула ее с себя, оставшись в тонкой блузке. Но тут же, поймав смеющийся взгляд Сидорова, стала натягивать ее обратно.

— Расслабься, — успокоил он Катерину. — Я все понял правильно — тебе просто жарко, и никаких намеков.

— Да какие уж намеки! — возмутилась та, вновь стягивая кофту. — Ты женат, я в разводе. Ты начальник, я подчиненная. Да и то практически бывшая.

— А вот это фигушки, — Сидоров усмехнулся, глядя в сторону. — Я тебе еще в первый раз сказал — когда я решу тебя уволить, тебе не придется писать заявление.

— И что, другие варианты не рассматриваются? Ты не допускаешь, что я не хочу работать под твоим началом?

Он вытянул губы трубочкой, с уверенностью покачал головой:

— Нет, не допускаю. Это все женские штучки, капризы, как тогда, с Ковальским. А на самом деле ты в диком восторге от того, что я вернулся, больше того, спишь и во сне видишь, как бы женить меня на себе. Не выйдет, я уже женат.

Катерина схватила кофту, порывисто встала и в два шага оказалась у двери. Сидоров и не думал ее останавливать. Она подошла к своему столу, коротким жестом повесила на шею шарф, надела дубленку, и, не забыв сумку, направилась к выходу. Лишь дернув дверную ручку, вспомнила, что Юра закрыл дверь, едва только Светка вышла за порог. Но возвращаться в его кабинет и не думала, так и стояла у двери, ожидая, когда он сам придет и откроет замок. Тот же продолжал спокойно сидеть на диване, даже голову не повернул в ее сторону.

Простояв так минуты три, Катя решительно вернулась к нему.

— Ну и какого черта?.. Что ты корчишь из себя? Ну да, ты выиграл. Время показало, кто из нас дурак — я у разбитого корыта, одна, вся в соплях, а ты на коне и весь в белом. У тебя жена, сын, бизнес. Ты весь в шоколаде. И что? Чего тебе еще не хватает? Поиздевался над дурочкой, что дальше? Не наигрался еще? Знаешь, дорогой, я рада, что не вышла за тебя замуж. Я, может, и хотела быть женой того Сидорова, шестилетней давности, но женой тебя нынешнего — упаси Бог. Ты сам не видишь, во что превратился.

В кабинете было не сказать, чтобы очень жарко, но в кофте, дубленке и после небольшой дозы коньяку Катерина задыхалась, хотелось скорее выйти на свежий воздух. Но Сидоров, похоже, не собирался сдаваться в ближайшее время.

— Ну? — продолжила она требовательно. — Что еще? Я уже признала свое поражение, чего ты еще ждешь? Ты уже унизил меня, так, может быть, хватит…

Вскочив с дивана, он перебил:

— Нет, не хватит! Ты, может, и признала поражение, да я своей победой еще не насладился!

Схватил ее за воротник, немного приподнял, и Катя, хоть и стояла на ногах, но крайне неуверенно — чуть подтолкни в любую сторону, и она упадет, свалится кулем. Сидоров смотрел на нее с таким гневом, что она испугалась — неужели ударит? За что? За то, что шесть лет назад он сам же ее и бросил?

Спросила почти шепотом — застегнутый ворот дубленки передавил горло:

— И чего тебе не хватает для наслаждения?

Тот отпустил воротник и стал поспешно расстегивать пуговицы дубленки, ответил хрипло:

— Догадайся…

Она уже догадалась. И обидно было, и стыдно до ужаса, до слез. И в то же время не могла найти силы для сопротивления. Прекрасно понимала, что его действия продиктованы вовсе не любовью или хотя бы минутной страстью, и даже не пресловутым автопилотом, но ничего не могла с собою поделать. Да и стоило ли сопротивляться, Сидоров ведь все равно был сильнее. Может, и был смысл, может, еще была возможность его остановить, но не было сил сказать "Нет". Или просто не было сил. Ни на разговоры, ни на сопротивление. И было уже наплевать на стыд, на обиду…

С фотографии на нее глядели улыбчивая рыжая и ясноглазый мальчишка лет пяти. Не в силах вынести их осуждающие взгляды, Катерина зажмурилась…

С того дня все ее проблемы оказались в забвении. Маленькое уточнение — старые проблемы. На их месте без промедления оказались новые. Все, как одна, сплошь морального характера.

Мало того, что Катерину ежеминутно мучило чувство вины перед семьей Сидорова. Даже перед рыжей, стоило ли говорить о ясноглазом мальчишке, имени которого Катя до сих пор не знала. Однажды было завела разговор на эту тему, да Юра ответил ей довольно резко, даже несколько неприязненно:

— Я предлагал тебе роль жены — ты отказалась. Теперь довольствуйся ролью любовницы.

Приходилось довольствоваться. Ей так хотелось объяснить ему, что она вовсе не отказывалась от роли жены, она отказалась всего лишь от фамилии Сидорова, но теперь Катерина попросту боялась возвращаться к этому разговору. Быть любовницей оказалось унизительно. С другой стороны, во сто крат хуже не быть хотя бы ею, если нет ни возможности, ни даже надежды стать женой. Ей нынче не приходилось выбирать, кем быть. Вопрос стоял иначе: быть или не быть. Практически шекспировская трагедия. Только в Катиной интерпретации вопрос стоял так: быть ли любовницей Сидорова, или не быть для любимого человека никем, третьего не дано. Намучившись за последние шесть лет в качестве "никого", Катерина предпочла первое.

Изнутри ее жгли укоры совести, снаружи — чужие взгляды. Насмешливые, брезгливые, презрительные. В коллективе решили, что она стала любовницей шефа сугубо из страха потерять работу. И никому было невдомек, что Сидоров — ее давняя, больше того — единственная любовь. Катерина ненавидела делиться собственными переживаниями, а потому даже Светка знала о ее прошлом лишь то, что однажды подруга была крайне близка к счастью, но как-то не сложилось. Зато историю своего недолгого замужества не скрывала. Во все подробности, конечно, никого не посвящала, объясняла развод вмешательством в их личную жизнь маразматической свекрови, и не более того. Опять же вовсе не из любви к извечной женской болтовне, но с корыстью для себя — после Ковальского Катя замуж не собиралась, а слыть старой девой, пусть нынче давно уже не те времена, все равно как-то не хотелось.

А теперь она оказалась любовницей шефа. Его придирки к ней закончились, теперь Сидоров был вполне доволен Катиной работой. В течение рабочего дня он неоднократно вызывал ее в свой кабинет. Ничего предосудительного там не происходило — они просто разговаривали, пили чай или кофе, но дверь была закрыта, стеклянные стены и двери плотно занавешены, а потому фантазия сотрудников разгулялась на славу. Доказывать же, что они просто чаевничали, было совершенно бесполезно, а потому неразумно, и Катя молча сносила укоризненные взгляды в свою сторону. Общаться с нею перестали — коллектив и без того не мог похвастать особо дружными отношениями, теперь же Панелопина и вовсе стала изгоем. Даже подруга Светка и та стала относиться к Катерине с некоторой настороженностью и демонстративной прохладцей. Может быть, не столько из высокой моральности, сколько из-за обиды: Катя ведь категорически отказывалась обсуждать с нею отношения с начальником.

Жизнь ее резко переменилась. С одной стороны, в ней появился Сидоров. С другой — исчезли все остальные. Если душа ее пела, а тело задыхалось от близости с любимым человеком, то стыд перед самою собой за то, что разбивает чужую семью, перечеркивал почти весь позитив от возвращения Юрия. И, конечно же, нельзя было не учитывать презрительные взгляды коллег. Как ни хотелось Кате их не замечать, а спрятаться, укрыться от них ей было решительно негде.

После работы они не сразу ехали к Катерине. Первые дни устраивали обзорные экскурсии по городу — Сидоров не был здесь шесть лет, Кате тоже было не до прогулок, а время на месте не стояло, улицы меняли не только названия, но и внешний вид. И пусть погода не слишком радовала влюбленных: начало зимы, снег то выпадет, то растает, оставив лужи и грязное месиво под ногами. Зато праздничная иллюминация, загодя вывешенная к новогодним праздникам, с лихвой окупала эти недостатки: каждое деревце радостно подмигивало огоньками, в каждой витрине красовалась нарядная елочка, сияя матовыми и глянцевыми шарами. Над центральными улицами светились диковинные узоры и вспыхивали фонтанчиками неоновые салюты.