Сергей Валяев - Чертово колесо

• Название: Чертово колесо
• Автор: Сергей Валяев
• Издательство: Издательство «Локид»
• Жанр: Детектив
• Год: 1995
• ISBN: 5-320-00014-6

---

— Предложение принимается с глубоким удовлетворением. — Разливал шампанское по бокалам.

— Процесс пошел, — мило икнула Маша.

Они галопом прыгали вокруг туи. Они были шальные и счастливые, горлопанили:

— В лесу родилась елочка! В лесу она росла!

А зачем она росла? А зачем была?

Потом они, мужчина и женщина, обнялись, слились в поцелуе: минута-час-вечность. Они стояли в полутемной комнате, как в лесу.

— Здравствуй, милый.

— Здравствуй, милая.

Светлело окно — падал тихий снег. Далекий перезвон курантов разбудил двоих. Они проснулись одновременно.

— Боже мой, — ахнула Маша. — Новый год! «Бом!» — ударили куранты.

— Где мои трусы? — вскричал в панике Павел.

— Ааа! — Маша стремглав бросилась в ванную. «Бом!»

Павел натягивал брюки, прыгал по комнате, ударился коленом о стол.

— Ууу! Где тут свет?

«Бом!»

Вбежала Маша, включила свет.

— А где шампанское?

«Бом!»

— А я знаю? — потирал ушибленную ногу. — Где-то там…

«Бом!»

Маша исчезла — появилась с бутылкой в руках.

«Бом!»

«Бом!»

— Ааа, черт! — Павел открывал шампанское. — Бокалы-бокалы…

«Бом!»

— Пли! — держала бокалы в боевой готовности.

— Осечка, — мучился Павел. — Ну же… чтоб эта пробка!..

«Бом! Бух!» — выстрелила пробка в потолок.

— Уррра! — Шампанское пенилось.

«Бом!»

— С Новым годом! «Бом!»

— С новым счастьем!

«Бом!»

Выпили, Увидели друг друга, рассмеялись своему всклокоченному виду. Поцеловались. Маша вспомнила:

— Ой, а подарок!

— И у меня подарок, — вспомнил Павел.

Разбежались в поисках сумок. Потом шли друг к другу, пряча подарки за спинами. Остановились друг против друга.

— Закрой глаза, большой и страшный волк-волчище, — потребовала Маша.

— Ан нет, хитренькая сестра-лиса…

— Я кому говорю, — грозно наступала. Павел, пугаясь понарошку, прикрыл глаза. Попытался подсматривать. — Ах, какой волк-волчище, сейчас мы его сделаем добрым-добрым… — Надела на лицо Павла маску — картонные круглые очки с бульбой-носом. — Замечательно! Я тащусь!

— Спасибо! — потрогал себя за нос, хмыкнул. — А теперь вас, милая, попрошу… Глазки закрывайте… ротик тоже закрывайте! Ап! — Надел на лицо Маши маску — картонные круглые очки с бульбой-носом. — Ой, какая красивая… Неотразимая! Я тоже тащусь!

Они взглянули друг на друга. Рассмеялись. Чмокнулись, развели руками.

— Судьба!

— От нее никуда!

Потом сидели на кухне. Маски не снимали. Пили кофе. Продолжали разговор:

— Я вообще-то везунчик… Попрыгунчик… Веришь, не веришь? На троллейбус запоздал… Так он метров через сто… запылал, как ты говоришь, синим пламенем… Давка… Не дай Бог!

— Несчастный случай, — задумчиво сказала Маша. — Не жизнь — лотерея.

— Все мы под… кирпичом ходим, — вздохнул Павел. — Где-то мой меня ждет…

— Не ходи под домами.

— А на мостовой — машины.

— Купим машину.

— Эти малолитражные гробы на колесах?

— Тогда я подарю тебе каску. Зимой и летом одним цветом. Это каска. Будешь ее носить…

— Она же тяжелая, — покачал головой Павел, потрогал макушку.

— Зато на душе у меня будет легко, — заметила Маша. Плеснула кофейную жижу на блюдце. — Погадаем-ка на кофейной гуще?… Так, что нам Фортуна-голубушка?…

Наклонились над блюдцем, уткнувшись лбами.

— Зришь? — спросила Маша.

— Зрю, — ответил Павел.

— И что?

— Что?… А черррт его знает что…

— Вот-вот… точно, Чертово колесо… Молодец… А вон… мы с тобой… ручка под ручку… Река… пароходики на ней… Это, значит, весна…

— Да, деревья цветут, буйство красок, — саркастически хмыкнул Павел. — Оркестр там не играет?…

— Играет… что-то знакомое…

— Родная, а не шампанское ли это?…

— А вот наша лодочка.

— Где судно?

— У тебя на бороде. — Слизнула с его подбородка кофейную крапинку. — Не веришь ты, атеист, в магию…

— В магию чувств-с верю, — поднял указательный палец. — А все остальное — шарлатанство…

— Значит, я, по-твоему?…

— По-моему, надо встретить Новый год! — открыл холодильник, вытащил бутылку шампанского. — Не впопыхах! Шур-бур-дыр-пыр-тыр! Что это такое? Мы Европа или… — Цапнул с подоконника телефон, поднял трубку. — Алло? Девушка? Вы говорите? И по-английски? И по-французски? И по-немецки? С ума сойти…

Маша еще не понимала игры, смотрела во все глаза. А глаза ее были спрятаны в очки маски.

— А ну-ка, родненькая, — сколько там у вас в Лондоне?… А в Париже?… А в Бонне?… Спасибо! С Новым годом!.. Марии Мартемьяновне лично передам ваши теплые поздравления! Бай-бай! — бросил трубку. — Дорогая, тебе поздравления от английской королевы и прочих особ! У них там сейчас… через… цать секунд… двенадцать! Уррра! — Снова ударила пробка в потолок.

— Спасибо королеве! — смеялась Маша, поднимая бокал.

— И вам спасибо!

— За что?

— За честь, оказанную вашему покорному слуге!

Виват всем королевам мира! Без них мир бы рухнул в тартарары! Да здравствует госпожа случай!

— Слуге больше не наливать, — смеялась Маша.

— Как это? А залить пожар души?

Звенели бокалы. Пенилось шампанское. Двое на кухоньке баловались, смеялись, обнимались, целовались; они были счастливы и чувствовали себя, наверное, на необитаемом острове.

А потом был несмелый рассвет — где-то там, в снегу, брели будни. Праздник же для двоих продолжался. Они сидели в полутемной комнате под туей и пели. Они были хмельны и поэтому пели громко. Они были хмельны и обречены и поэтому горлопанили песню. Они пели эту песню так, что казалось, они плачут, горланя эту песню. Они пели, сидя в полутемной комнате под странным деревом в ожидании нового, беспощадного дня, и казалось, что плачут их израненные души. Они пели, эти двое в нелепых масках:

Широка страна моя родная,
Много в ней лесов, полей и рек!
Я другой такой страны не знаю,
Где так вольно дышит человек.

Над страной весенний ветер веет!
С каждым днем все радостнее жить!
И никто на свете не умеет
Лучше нас смеяться и любить!

Город страдал от холодной мороси (то ли дождь, то ли снег). Прохожие месили снежную кашу; на помойках умирали новогодние елки.

Павел стоял у окна ординаторской и смотрел, как мальчишки жгут костер из елок. Сухие елки хорошо и выразительно полыхали. Над баками с мусором порхали голуби, копались в них… Хамовито и радостно работало радио на волне «Европа плюс».

Открылась дверь — входили медсестра Маша и молодой врач. Увидели Павла у окна; врач жестами попросил медсестру уйти на время; потом, выключив радио, подошел к Павлу.

— Ты как?

— Как все, — пожал плечами. — Бессмыслица какая-то, — кивнул на пылающий костер. — Сначала елку рубят, потом галопом прыгают вокруг нее, а потом жгут на помойке…

— Риторика, брат Паша, риторика, — вздохнул врач. — Вся наша жизнь… — махнул рукой.

— Но он мог жить, Федя, вот в чем дело. Мог…

— Мы сделали все, что могли…

— Все?

— Паша, только не надо себя казнить, — сказал врач Федя. — Если бы мы даже его и вытащили… Калека с пятнадцати лет?… Да еще в этой инфицированной жизни?

— Но и на помойке есть жизнь. — Мальчишки прыгали вокруг костра, кричали пронзительными голосами.

— Паша, ты устал. Иди, я подежурю, — сказал Федя.

— У меня голова, как орех, колется, — поморщился Павел. — Где Маша?

— А не гриппуешь ли ты, брат? — Открыл дверь ординаторской. — Машенька, ау?…

Павел оглянулся. Федя пожал плечами, жестом показал, что сейчас найдет медсестру, ушел. Павел продолжал смотреть, как горит костер. Валил удушливый, синий дым. Мальчишки весело и беззаботно бегали в нем. Дым уплывал в низкое мглистое небо; и казалось, что вместе с дымом исчезают и частицы юных, беспечных душ.

— Павел Валерьянович? — входила медсестра Маша.

— Да, Маша, что-нибудь… Голова… как колено… Грипп?

— Ага, минуточку. — Ключиком открыла стеклянный шкафчик. — Вот, новое получили… очень эффективное… — Нашла разноцветную упаковку. — Вы осторожнее… там инструкция…

— Буду осторожен, как минер, — усмехнулся Павел, взяв упаковку. — А если я унесу ее домой?… Жена гриппует…

Внимательно посмотрел на молодое, симпатичное, немаркое лицо девушки. Медсестра же села за стол, включила радио — хамовито и радостно работала станция «Европа плюс»; сказала:

— Пожалуйста-пожалуйста… на здоровье…

— Благодарю. — Направился к двери. Потом оглянулся. — Маша, у меня глупый вопрос.

— Что?

— У меня к тебе детский вопрос. Наверное, от переутомления.