Низами Гянджеви - Семь красавиц

• Название: Семь красавиц
• Автор: Низами Гянджеви
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Мифы. Легенды. Эпос
• Год: 1986

"Семь красавиц" - четвертая поэма Низами из его бессмертной "Пятерицы" - значительно отличается от других поэм. В нее, наряду с описанием жизни и подвигов древнеиранского царя Бахрама, включены сказочные новеллы, рассказанные семью женами Бахрама -семью царевнами из семи стран света, живущими в семи дворцах, каждый из которых имеет свой цвет, соответствующий определенному дню недели. Символика и фантастические элементы новелл переплетаются с описаниями реальной действительности. Как и в других поэмах, Низами в "Семи красавицах" проповедует идеалы справедливости и добра.

Поэма была заказана Низами правителем Мераги Аладдином Курпа-Арсланом (1174-1208). В поэме Низами возвращается к проблеме ответственности правителя за своих подданных. Быть носителем верховной власти, утверждает поэт, не означает проводить приятно время. Неограниченные права даны государю одновременно с его обязанностями по отношению к стране и подданным. Эта идея нашла художественное воплощение в описании жизни и подвигов Бахрама - Гура, его пиров и охот, во вставных новеллах.

---

Бахрам находит изображение семи  красавиц

В Хаварнак однажды прибыл из степей Бахрам,
Предался отдохновенью, лени и пирам.

По бесчисленным покоям как-то он блуждал,
Дверь закрытую в проходе узком увидал.

Он ее дотоль не видел и не знал о ней;
Не входил в ту дверь ни ключник и ни казначей.

Тут не медля шах от двери ключ у слуг спросил.
Ключник тотчас появился, ключ ему вручил.

Шах открыл и стал на месте — сильно изумлен;
Будто бы сокровищницу там увидел он,

Дивной живописью взоры привлекал покой.
Сам Симнар его украсил вещею рукой.

Как живые, семь красавиц смотрят со стены.
Как зовут, под каждой надпись, из какой страны.

Вот Фурак, дочь магараджи, чьи глаза черны,
Словно мрак, и лик прекрасней солнца и луны.

Вот китайского хакана дочерь — Ягманаз, —
Зависть лучших дев Китая и твоих, Тараз.

Назпери — ее родитель хорезмийский шах.
Шаг ее, как куропатки горной, легкий шаг.

В одеянии румийском, прелести полна,
Насринуш, идет за нею — русская княжна.

Вот магрибского владыки дочь Азариюн,
Словно утреннее солнце девы облик юн.

Дочь царей румийских.— диво сердца и ума.
Счастье льет, сама счастлива, имя ей — Хума.

Дочь из рода Кей-Кавуса, ясная душой
Дурасти — нежна, как пальма, и павлин красой

Этих семерых красавиц сам изобразил
Маг Симнар и всех в едином круге заключил.

А посередине круга — будто окружен
Скорлупой орех — красивый был изображен

Юный витязь. Он в жемчужном поясе, в венце.
И усы черны, как мускус, на его лице.

Словно кипарис, он строен, с гордой головой.
Взгляд горит величьем духа, ясный и живой.

Семь кумиров устремили взгляды на него,
Словно дань ему платили сердца своего.

Он же ласковой улыбкой отвечает им,
Каждою и всеми вместе без ума любим.

А над ним Бахрама имя мастер начертал.
И Бахрам, себя узнавши, надпись прочитал.

Это было предсказанье, речь семи светил:
«В год, когда воспрянет в славе витязь, полный сил, —

Он добудет семь царевен из семи краев,
Семь бесценных, несравненных, чистых жемчугов.

Я не сеял этих зерен, в руки их не брал;
Что мне звезды рассказали, то и написал».

И любовь к семи прекрасным девам день за днем
Понемногу овладела молодым царем.

Кобылицы в пору течки, буйный жеребец —
Семь невест и льву подобный юный удалец.

Как же страстному желанью тут не возрастать.
Как же требованьям страсти тут противостать?

Рад Бахрам был предсказанью звездному тому,
Хоть оно пересекало в жизни путь ему.

Но зато определяло жизнь и вдаль вело,
Исполнением желаний дух его влекло.

Все, что нас надеждой крепкой в жизни одарит,
Силу духа в человеке удесятерит.

Вышел прочь Бахрам и слугам дал такой наказ:
«Если в эту дверь заглянет кто-нибудь из вас,

Света солнечного больше не видать тому:
С плеч ему я без пощады голову сниму».

Стражи, слуги, и вельможи, и никто другой
Даже заглянуть не смели в тайный тот покой:

Только ночь прольет прохладу людям и зверям.
Взяв ключи, Бахрам к заветным подходил дверям,

Отпирал благоговейно и, как в рай, вступал:
Молча семь изображений дивных созерцал.

Словно жаждущий, смотрелся в чистый водоем.
И, желаньем утомленный, забывался сном.

Вне дворца ловитвой вольной шах был увлечен,
Во дворце же утешался живописью он.

Бахрам берет венец

Только в золотой короне утро над землей
На подножии рассвета трон воздвигло свой,

Полководцы и вельможи шахов поднялись
И с войсками на майдане ратном собрались.

Все войска Арабистана ожидали там,
Против них войска Аджама тоже стали там.

Стражи царского зверинца из глубоких рвов
Вывели двух разъяренных людоедов-львов.

Приковали львов цепями рядом к двум столбам,
Чтоб меж ними невредимо не прошел Бахрам.

Тут зверинца главный сторож, богатырь-храбрец
Под охрану львов могучих положил венец.

Золотой венец меж черных этих львов лежал,
Словно между двух драконов месяц заблистал.

Но не таза гром драконов черных испугал,
Таз судьбы и меч Бахрама тьму с небес прогнал.

По земле хвостами били, яростью горя,
Эти львы, они рычали, будто говоря:

«Кто посмеет подойти к нам и корону взять?
Кто посмеет у дракона клад его отнять?»

Но рожден с железным сердцем славный был Бахрам,
Много львов убил, дракона победил Бахрам.

На цепях те львы ходили, растерзать грозя,
На полет стрелы к ним было подойти нельзя.

По условию мобедов, должен был Бахрам
Первым выйти за короной к двум огромным львам.

Если, мол, возьмет корону — будет шахом он,
Примет чашу золотую и взойдет на трон.

Если ж не возьмет — от трона отречется пусть
И туда, откуда прибыл, вновь вернется пусть.

То условие без спора принял шах Бахрам,
Он спокойно с края поля подошел ко львам.

Он охотником в Йемене самым первым слыл,
Он за жизнь свою до сотни львов степных убил.

И арканом львов ловил он, и стрелой стрелял,
И копьем своим, и сталью острой убивал.

Разве сотню львов убивший побоится двух?
Он, как сталь, в охоте львиной закалил свой дух.

Он своей кольчуги полы за кушак заткнул,
Подошел, как вихрь палящий, прямо к львам шагнул.

Сам на львов, как лев пустыни, грозно зарычал
И венец рукою левой между ними взял.

Эти львы, увидя доблесть львиную его,
И бесстрашье и отваги львиной торжество,

Ринулись, как исполины, на него. Скажи:
Острые мечи в их пасти, в лапах их — ножи.

Захотели шахской кровью свой украсить пир,
Захотели миродержцу тесным сделать мир.

Но Бахрам зверей свирепых грозно проучил,
Кровью этих львов свой острый меч он омочил.

Обезглавил их и злобе положил конец.
Он живым ушел с майдана и унес венек

Возложил его на темя и воссел на трон,
Так судьбой своей счастливой был он одарен.

Тем, что он неустрашимо взял венец у левов,
Сверг Бахрам лису с престола древнего отцов.

Бахрам восходит на престол отца

Гороскоп, что о рожденье шаха возвестил,
Исполнялся благосклонной волею светил.

И по звездам, хоть не видя шаха самого,
Звездочеты наблюдали путь судьбы его.

Видели, что трон Бахрама был в созвездье Льва,
Совершались предсказанья давнего слова.

В сочетанье с Утаридом, солнце в апогей
Поднималось — обещаньем долгих, славных дней.

В знак Овна Зухра входила, Муштари вставал
Со Стрельцом. И дом Бахрама раем расцветал.

Месяц был в десятом знаке, а Бахрам в шестом
Знаке неба. С чашей — месяц, а Бахрам — с мечом.

А рука Кейвана стала чашею весов,
Чашею сокровищ мира и его даров.

С добрым предзнаменованьем, счастьем одарен,
Добронравный шах Ирана поднялся на трон.

То не трон, корабль удачи морем перлов плыл.
Столько подданным своим он перлов раздарил,

Столько вынесть он сокровищ слугам приказал,
Так он сам великодушьем царственным блистал,

Что сидевший на престоле шахом до него,
Одеяние носивший и венец его,

Увидав великолепье нового царя,
Слыша, как он мудро судит, милостью даря,

Первый подошел и молвил: «Славься, государь!
Истинный ты шах вселенной и над нами царь!»

И мобеды: «Шах великий» — нарекли его,
Венценосные — «владыкой» нарекли его.

И Бахрама всяк, по мере разума и сил,
Всюду — тайно или явно — славил и хвалил.

Так Бахрам венцом высоким в мире заблистал,
Так он шахом горизонтов и владыкой стал.

И, прославивши молитвой небо и судьбу,
Справедливости своей он прочитал хутбу.

Тронная речь Бахрама-Гура о справедливости