Елена Прудникова - Сталин. Битва за хлеб

• Название: Сталин. Битва за хлеб
• Автор: Елена Прудникова
• Жанр: Публицистика
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-373-03362-6

Елена Прудникова представляет вторую часть книги «Технология невозможного» — «Сталин. Битва за хлеб». По оценке автора, это самая сложная из когда-либо написанных ею книг.

Россия входила в XX век отсталой аграрной страной, сельское хозяйство которой застыло на уровне феодализма. Три четверти населения Российской империи проживало в деревнях, из них большая часть даже впроголодь не могла прокормить себя. Предпринятая в начале века попытка аграрной реформы уперлась в необходимость заплатить страшную цену за прогресс — речь шла о десятках миллионов жизней. Но крестьяне не желали умирать.

Пришедшие к власти большевики пытались поддержать аграрный сектор, но это было технически невозможно. Советская Россия катилась к полному экономическому коллапсу. И тогда правительство в очередной раз совершило невозможное, объявив всеобщую коллективизацию…

Как она проходила? Чем пришлось пожертвовать Сталину для достижения поставленных задач? Кто и как противился коллективизации? Чем отличался «белый» террор от «красного»? Впервые — не поверхностно-эмоциональная отповедь сталинскому режиму, а детальное исследование проблемы и анализ архивных источников.

* * *

Книга содержит много таблиц, для просмотра рекомендуется использовать читалки, поддерживающие отображение таблиц: CoolReader 2 и 3, ALReader.

---

«Мы, нижеподписавшиеся, члены губернской контрольно-инспекторской комиссии по госразверсткам в Тюменской губ… составили настоящее постановление на членов Жагринского сельсовета: председателя — Пережогина Александра Даниловича и членов — Пережогина Павла Еремеевича, Лунева Федора Федотовича и Пережогина Антона, что вышепоименованные граждане, служа в Жагринском сельсовете, до 21 сего декабря[78] не произвели раскладки разверстки хлеба по отдельным домохозяевам и разложить таковую при требовании губкомиссии отказались. Председатель сельсовета имел в настоящее время необмолоченного хлеба 7 овинов, в зерне — 60 пудов, ни одного фунта государству не вывез и вывозить отказался… Также члены Жагринского сельсовета исполнять разверстку категорически отказались.

Губкомиссия постановила: членов Жагринского сельсовета Пережогина Александра, Пережогина Антона, Лунева Федора арестовать и отправить в Петуховскую продконтору на работу в качестве заложников впредь до выполнения всех госразверсток по Жагринскому обществу, потом — члена совета Пережогина Антона — на 14 суток в административном порядке с лишением свободы»[79].

Ну да, мы-то думали, что если берут заложником, то непременно в концлагерь и непременно расстрел. Как видим, вовсе не обязательно. Интересно, почему Павла не тронули, а Антону присовокупили еще две недели отсидки? Может быть, первый все же решил сдать хлеб, а второй заехал в зубы кому-нибудь из начальства?

К особо упорным и сопротивлявшимся применяли такую меру, как конфискация. Кстати, в чем ее карательный смысл — еще большой вопрос. Вот что написано в распоряжении члена коллегии губпродкома Майерса:

«Вы должны твердо помнить, что разверстки должны быть выполнены, не считаясь с последствием, вплоть до конфискации всего хлеба в деревне, оставляя производителям голодную норму».

Ну и как это прикажете понимать? Чем эта мера отличается от разверстки — там забирают все, кроме нормы, и здесь тоже. Вариант ответа у меня один — за продукты, взятые по разверстке, платят деньги.

Конфискации имущества бывали самые разнообразные. Судя по документам, обычная мера — конфискация четверти имущества, реже — половины. В случае если человек оказывал вооруженное сопротивление или же организовывал других, могли взять все, но тоже весьма своеобразно.

Из циркуляра Ялуторовского уездного исполкома. 22 февраля 1921 г.

«2) У лиц, принимавших участие в бунте, конфисковать все их имущество…

Примечание: Имущество должно подвергаться конфискации лишь то, которое принадлежит лично участвовавшему в бунте, но не членов его семьи. При невозможности определить, какое имущество является имуществом семьи участника бунта (например, в отношении скота или инвентаря) и необходимо семье для поддержания ее хозяйства, определение причитающейся части семье производится вол-исполкомом или волревкомом и оставляется семье, а остальная часть конфискуется…»[80]

Когда я пытаюсь понять, как это выглядело на практике, воображение мне попросту отказывает.

Куда девали конфискованное? Продовольствие — на склады, в счет разверстки, а со скотом и инвентарем поступали по-разному.

Из доклада уполномоченного Тюменского губпродкома Ф. В. Сигуты. 27 ноября 1920 г.

«Конфискация имущества, согласно приказу № 6, у 39 человек, арестованных за противодействие государственным разверсткам и участие в контрреволюционном выступлении на этой почве, закончена[81]. Лошади, сани и упряжь из количества конфискованного раздаются Аромашевским ревкомом семьям красноармейцев и беднякам волости»[82].

Тут же рядышком стоит и проблема незаконных конфискаций. Если их признавали таковыми (а это случалось довольно часто), то имущество подлежало возврату, и тогда уже вставали на дыбы получившие его бедняки. Завязывались узелки счетов, которые начнут разрубаться, едва только в Тюмень придёт Западно-Сибирское восстание.

Ещё одна проблема — хранение. Крестьяне по всей стране были возмущены тем, что отобранный хлеб лежал кучами и гнил. Да, бывало, что лежал и гнил, и взятый скот погибал, и картошка мерзла. Не всегда — но каждый такой случай тысячекратным эхом отдавался по деревням. Конечно же, злобные большевистские власти гноили продовольствие намеренно и от каждого испорченного пуда испытывали большую и чистую радость.

Из протокола совещания продработников Ишимского уезда. 23 декабря 1920 г.

«Если так пойдет дело с подачей вагонов и тары, хлеб рискует остаться на ссыппунктах. Принимая во внимание, что хлеб урожая 20 года весьма низкого качества и ссыпается со снегом и льдом, потому что не вовремя производится обмолот (а может, еще и чтобы весил побольше? — Е. П.), при дальнейшем отсутствии тары при первой оттепели нам грозит ужасная катастрофа. Хлеб может загореться. И таким путём не исключается возможность, что весь хлеб в количестве до 1,5 миллионов пудов будет испорчен… Мы далее сейчас не можем сказать с уверенностью, что хлеб уже не горит, так как проверить его при помощи щупа нет возможности, ибо щуп невозможно загнать далее на 3 аршина в глубину, потому что внизу хлеб смёрзся…»[83]

А ведь такое безобразие не утаишь, и крестьяне — которые сами и свозят хлеб со льдом, не продотрядовцы же им подкладывают! — тут же начинают кричать, что зерно горит и нечего брать, раз сохранить не умеете.

Ещё два документа о некоторых нюансах продработы на стыке отряд — население.

Из доклада члена губернской контрольно-инспекторской комиссии по проведению продразверстки А. Степанова. Ноябрь 1920 г.

«Довожу до вашего сведения, что разверстки по Суерской вол. были совсем приостановлены ввиду того, что продотряд, который работал в здешней волости под руководством тов. Бабкина, совершенно не имел никаких планов работ, а таю/се своей правильной инициативы. Проводились в жизнь повальные обыски, которые не могли дать никаких результатов. Люди набраны большей частью из обывательского элемента, который в деревни вносит полную дезорганизацию. Замечалось пьянство, и некоторые члены отряда были в пьяном виде привязаны гражданами к столу. Отряд простоял два месяца, и, не глядя на приказы, хлеб у крестьян не был обмолочен. Пришлось отряд снять ввиду недоверия к нему…»[84]

Из доклада болыиесорокинского райпродкомиссара А. Ф. Короткова. 27 декабря 1920 г.

«Я… прибыл в Пинигинское ощество с отрядом 16 человек и приступил к энергичному выполнению государственных разверсток… которые до сих пор не были изъяты от населения. Но через несколько минут сгруппировалось Пинегинское общество в количестве 200 человек, из них несколько верхами, и подошли к нам с целью запретить нам работать, кричали контрреволюционные слова, опровергали приказы советской власти…

Кроме того, категорически заявляли нам, что мы вам хлеба вывезти не дадим. И угрожали нам разными случаями, если только не будет вами остановлена работа. Кроме того, мной несколько раз было предложено собравшимся гражданам, чтобы последние не мешали работать. Но намой предложения большинство кричали, что убирайтесь, пока не поздно».

В общем, и так плохо, и этак нехорошо. Как хорошо? А податей не платить…

* * *

…И опять же историческая мифология говорит, что ликвидация политики продразверстки была мерой вынужденной — не то большевики сами поняли ее бесперспективность, не то крестьянские восстания вынудили Совнарком это сделать. Правда, перед ее отменой произошло еще одно событие — маленькое такое, незаметненькое. И говорить-то — тьфу! — не о чём…

Война кончилась! Но это, опять же, абсолютно ничего не значит, ибо общеизвестно, что в своей политике Совнарком руководствовался исключительно коммунистическими идеями и нутряной злобой.

Итак, весной 1921 года, практически сразу после окончания основных боев Гражданской войны (но никоим образом не вследствие этого!) продразверстка была заменена продналогом. Теперь у крестьянина, уже не за деньги, а безвозмездно отбирали в качестве налога фиксированную часть урожая, остальной же частью он мог распоряжаться по собственному усмотрению.

Декрет ВЦИК о замене продовольственной и сырьевой разверстки натуральным налогом. 21 марта 1921 г.

«1. Для обеспечения правильного и спокойного ведения хозяйства на основе более свободного распоряжения земледельца продуктами своего труда и своими хозяйственными средствами, для укрепления крестьянского хозяйства и поднятия его производительности, а также в целях точного установления падающих на земледельцев государственных обязательств, разверстка как способ государственных заготовок продовольствия, сырья и фуража заменяется натуральным налогом.