Дуглас Боттинг - Джеральд Даррелл. Путешествие В Эдвенчер

• Название: Джеральд Даррелл. Путешествие В Эдвенчер
• Автор: Дуглас Боттинг
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Джеки тоже заметила эту странную замкнутость, но муж никогда не хотел говорить об этом. Была ли это застенчивость? Или разочарование от того, что мечта оказалась слишком далека от реальности? Или ощущение того, что он находится не среди равных, а на командном посту? А может быть, причинами тоски Джеральда было то, что он чувствовал себя таким же пленником в поместье, как его звери в своих клетках? «Думаю, Джерри угнетало то, что он получил майорат, — писала Джеки. — Хотя у него были надежные сотрудники, многих из которых он очень высоко ценил, ему приходилось сталкиваться с весьма неприятными вещами, и это было ему трудно».,

Возникали и дополнительные трудности. Маме исполнилось восемьде­сят. Она стала часто болеть, на обоих глазах у нее развилась катаракта. Омна чувствовала себя одинокой и заброшенной. Джеки отправила ее в ко­роткий круиз с Софи Кук. Перед отъездом мама и Софи остановились в Борнмуте. Мама серьезно заболела. По одним сведениям, она прибегла к излюбленному старому лекарству для критических случаев и выпила бу­тылку джина. Если она это и сделала, то лекарство не помогло — или по­могло слишком сильно. Мама потеряла ориентацию. Вызвали Алана Огде­на, который порекомендовал поместить старушку в небольшой дом для престарелых, располагавшийся неподалеку. Здесь ее подлечили от пневмо­нии и сердечного недомогания, но она начала быстро сдавать. «Мама боль­ше не была прежней, — вспоминала Маргарет. — Она очень ослабела, с трудом говорила, целыми днями лежала в постели и отсутствующим взглядом смотрела в окно. Думаю, она хотела умереть». Маргарет стала го­товить для нее комнату в доме на Сент-Олбенс-авеню, но состояние мамы продолжало ухудшаться. Стало ясно, что она серьезно больна. У нее обна­ружили почечную недостаточность,ипрогноз был неутешительным,

У постели умирающей осталась только Софи Кук. Никто из ее детей не смог прийти, 24 января 1964 года Луиза Даррелл умерла. Ее последними словами были: «Это бренди на столике только для медицинских целей, до­рогая?» Маргарет вспоминала: «Когда мама умерла, все ее имущество уме­стилось в носовом платке, как у буддистского монаха, — молитвенник, об­разок с изображением святого Антония и еще пара чего-то в этом духе». Главным достоянием мамы были права на «Мою семью и других зверей», которые Джеральд передал ей несколько лет назад. В своем завещании она оставила эти права своей невестке, Джеки.

Смерть матери стала тяжелым ударом для Джеральда. Она была в его жизни всегда. Она согревала его, когда он был мальчиком, на ее плече он плакал, она была его ангелом-хранителем. А теперь она ушла. Он был вне себя. Отпевание перед кремацией было весьма сложным. Джеки не при­шла. Ларри приехал из Франции. Простота и скромность протестантских ритуалов угнетала его. Джеральд еле-еле это вынес. Алану Томасу при­шлось чуть ли не на руках втаскивать его в церковь. Но когда гроб с телом мамы исчез в часовне, Джеральд выбежал из церкви как безумный.

Вернувшись во Францию, Лоуренс писал Генри Миллеру: «Я только что вернулся с похорон матери. Она терпеть не могла «причинять неудобст­ва людям» и на этот раз не стала этого делать. Она ушла, прежде чем мы успели это понять». «Нам всем ее очень недоставало, — писала Джеки. — Она была тем редким человеком, которого любят все, даже если встреча­ются с ним лишь мельком. Дом без нее стал очень печальным местом».

Джеральд так и не смог стать прежним. Он чувствовал себя одиноким и покинутым. «Я всегда думала, что смерть матери стала для него настоящей катастрофой, — вспоминала Джеки. — Он никогда не говорил об этом, но так и не смог смириться. Он не мог оплакивать ее, а из-за того, что он не смог оплакать ее смерть, его боль делалась еще сильнее». Джеки считала, что реакция Джеральда на смерть матери очень характерна для него. «В детстве его жизнь была настоящей идиллией, особенно на Корфу, и он вырос с убеждением, что жизнь всегда будет такой. А когда она обманыва­ла его ожидания, когда случалось что-то ужасное, он просто не мог с этим справиться. Он бежал от проблем и начинал пить или принимал транкви­лизаторы, а порой прибегал к обоим средствам».

Хотя Джеральд оставался обаятельным, веселым и дружелюбным чело­веком до самого конца, после смерти матери его настроение изменилось. Его мучила неопределенность брака, бесконечные проблемы в зоопарке, те разрушения, которые человечество производило в мире живой природы. Все это мучило и угнетало Даррелла, и с каждым днем его состояние ухуд­шалось.

Изменения во внутреннем мире человека накладывают свой отпечаток и на его внешность. В последнем паспорте Джеральда Даррелла говорилось, что его рост составляет пять футов одиннадцать дюймов, что на четыре дюйма больше, чем в возрасте двадцати двух лет. Но фотографии на этих документах разительно отличаются. Дэвид Эттенборо, встретив Даррелла в Буэнос-Айресе, говорил, что перед ним появился человек, который вы­глядел на десять лет моложе. Теперь же Даррелл постарел на десять лет.

Помимо всего прочего, на лице Джеральда оставили свой отпечаток и его путешествия. До последнего времени он оставался стройным и подтя­нутым. Сколько бы он ни съел и ни выпил, его фигура от этого не страдала. Но за последние несколько лет он стал стремительно полнеть, и теперь был тем тучным, круглолицым человеком, каким запомнили его поклонники. Джеки утверждает, что эта метаморфоза произошла с ним после возвраще­ния из третьей камерунской экспедиции. Болезнь, подхваченная в Африке, вызвала анемию, и в качестве надежного лекарства от этой болезни Алан Огден прописал ему ежедневно пить пиво «Гиннесс», богатое железом, но довольно крепкое. Джеральд воспринял этот рецепт как руководство к дей­ствию и скоро стал выпивать не по бутылке в день, а по целому ящику. «Тогда он начал пить, — вспоминала Джеки. — Когда я пожаловалась док­тору Огдену, тот сказал, что не думал, что Джерри поймет его так букваль­но и что возлияния станут такими обильными». Расходы на волшебный эликсир росли. Джеки даже написала своему бухгалтеру, пытаясь выяс­нить, нельзя ли получить налоговую льготу на пиво, употребляемое в меди­цинских целях, и получила отрицательный ответ.

Для Джеральда Джерси означал не только перемену места жительства, но и изменение всего образа жизни. Он стал не личностью, а институтом. Он больше не принадлежал себе, им владели животные. Такую цену при­шлось заплатить Дарреллу за свою мечту. Ковчег Джеральда лишил его личной жизни, покоя, счастья и благополучия. В свое время он разрушил его брак, лишил его здоровья, а может быть, и самой жизни.

Джеральд Даррелл был бунтовщиком. «Для зоологического истеблиш­мента он был опасным лунатиком, нахальным выскочкой, — вспоминал его друг и коллега. — Этот тип, без степени, без квалификации, осмелива­ется давать интервью и утверждать, что мы занимаемся чепухой и бес­смысленно тратим деньга, которым нашлось бы лучшее применение. Мы не можем позволить любителям управлять этим миром! Его шимпанзе тра­хаются! И он еще считает, что это хорошая идея! Джерри всегда чувство­вал себя в осаде. Он всегда был аутсайдером, не внушающим доверия чело­веком. Он взял чистый лист бумаги и организовал собственный Фонд. Он всегда оставался в изоляции, он был один против всей вселенной. И это проскальзывало в разговоре. Он чувствовал себя отвергнутым, потому что его идеи считали странными и эксцентричными».

Джеральда не пригласили на международный симпозиум по вопросам зоопарков и охраны окружающей среды, который проходил в Лондоне в 1964 году. Он послал письмо организаторам, пытаясь привлечь их внимание к недавно организованному Джерсийскому зоопарку и своему Фонду, делая особенный упор на создании жизнеспособных колоний редких жи­вотных, которые могли бы положить начало восстановлению вида в месте его естественного обитания. «Я полагаю, что мы стали первым зоопарком в мире, который направил все свои средства и энергию на сохранение окру­жающей среды подобным образом, — писал он. — Я верю, что наш зоо­парк совершенно уникален и служит привлечению внимания людей к во­просам охраны окружающей среды».

В то время когда Фонд начинал свою важную, но неопределенную дея­тельность, Джеки начала ощущать глубокие перемены. Вернувшись с Дальнего Востока, она сообщила журналисту: «Несмотря на необычные ситуации, возникающие в нашей жизни, я совершенно счастлива быть же­ной Джерри. Я не меньше его увлечена его коллекцией диких животных, экспонатом которой он порой считает и меня». Но теперь все изменилось. Несмотря на организацию Фонда, Джеральд занимался делами еще боль­ше, чем прежде. «Я редко видела его одного. Нам не удавалось поговорить ни о чем, кроме проблем зоопарка, — вспоминала Джеки. — Я начала не­навидеть зоопарк и все, что было с ним связано. Квартира наша стала вто­рым офисом, где постоянно толпились какие-то люди. В конце концов я взбунтовалась и заставила Даррелла пообещать, что все проблемы, связан­ные с Фондом и зоопарком, будут обсуждаться только внизу, а в своей квартире мы должны иметь возможность расслабиться и побыть наедине. Но эта борьба успехом не увенчалась. У меня возникало ощущение, что я вышла замуж за зоопарк, а не за живого человека».