Александра Турлякова - Нуманция

• Название: Нуманция
• Автор: Александра Турлякова
• Жанр: Исторические любовные романы

Роман из истории Древнего Рима. Конечно же, опять о любви… Но эта тема никогда не стареет.

---

Он ещё в первый раз, как её увидел, ещё там, в Нуманции, отметил, что она симпатичная, а он ещё подумал, что она рабыня…

Не-е-ет, она не рабыня…Совсем не рабыня.

Сейчас уже она моя рабыня…Моя…Дочь сенатора…

Он уже успокоился, забыв про всё, кроме этой девушки, все проблемы стали далёкими. Он ласкал её руки, нежную кожу от запястий и выше, он пытался целовать её лицо и губы, но она отворачивалась и избегала поцелуев, отдёргивала руки. Он чувствовал раздражение на неё, ведь сама отдаётся, что за номер тогда? Но девчонка всем видом показывала, что он насилует её, что берёт её силой. И он разозлился на неё, забыл формальности. "Все… Все вы одинаковые… Все вы такие…Что те, продажные…Никакой разницы! Вам бы только деньги… А тебе что? — Он разорвал на ней тунику от горла и вниз, открывая грудь, живот. — Тебе лично что надо?.. Чтобы отпустил?.. Домой захотела?.. А как же Нуманция, а твой отец — предатель?.. Всё пятном на вас лежит… Какое вам домой?.."

Он прижимался к ней всем телом, улавливал её дрожь. Она дрожала вся, как от внезапного мороза, аж зубы стучали, стискивала пальцы в кулаки, а на лбу — испарина страха.

Центурион поймал обе её руки, ладонь в ладонь, переплёл пальцы, вдавливая в одежду у головы. Ловил её губы и целовал, целовал силой.

Рабыня дёрнулась всем телом, как от удара, когда он коленом раздвинул её ноги, отвернула лицо, и Марк услышал, как со свистом втянула она воздух через стиснутые зубы.

Неожиданная боль, как ведро холодной воды, отрезвила его, он даже отстранился от рабыни на вытянутые руки, претерпевая её, смотрел девчонке в лицо, ловил её дыхание — горячее, обжигающее щёку, — зажмуренные в боли глаза.

— Проклятье… — прошептал губами. — Так ты… — Склонился, целуя глаза, лоб, губы короткими поцелуями. Она замотала головой, освобождаясь от него, и он не стал останавливаться на полпути. Старался быть аккуратным, обуздывая в себе дикую страсть насильника, хотелось быть бешенным, делать больно, так, чтобы до конца, словно доказывая что-то, но собственная боль не давала, и дрожь её, которую он чувствовал на её ладонях при каждом толчке — тоже. Он словно впитывал её, всю без остатка, понимал, что она занимает в его душе особое место, именно такая — слабая и беспомощная, обнажённая с головы до пят девочка. Никакая сила не лишит его этой памяти, этих выстраданных ими минут, этой покорной слабости женского измученного тела.

Он упал на неё, отдавая последний звук её рассыпавшимся волосам, осторожно прижался нижней челюстью к девичьей шее, впитывал каждый толчок её пульса. Закрыл глаза, расслабляя пальцы.

Девочка… Его девочка…Лелий оказался прав, и он улыбался этому, радовался тому, что он оказался прав в первый раз в жизни.

Первой заговорила она:

— Вы делаете мне больно своей одеждой…

Он дёрнулся, приподнимаясь. Вот же проклятье! Он — по обыкновению — в нижней тунике с поясом и птеригами — кожаными ремнями с железными пряжками от пояса. И она — абсолютная нагота!

Он освободил её, лёг рядом, нашёл её руку, но девчонка резко вырвала её, освободилась, чуть отстраняясь в сторону.

— Ты ни разу не сказала… — заговорил сам.

— А вы и не слушали! — ответила резко, поднеся пальцы к губам. — Сразу же назвали меня объедками… — Она словно бичевала его своими словами, тоном, наготой.

Марций промолчал, сухо сглотнул, переживая происшедшее. Таких чувств, таких эмоций оно было у него в первый раз, и за всё это он почувствовал вдруг нежность к ней, к холодной, обиженной.

— А как же Овидий? — спросил вдруг.

— Он был пьян! — резко ответила она и, приподнявшись на локте, подтянула на себя разорванную тунику. — Когда он проспался — он ничего не помнил…

— Хорошо, что ты не осталась у него: надоевших женщин он продаёт сутенёрам, они становятся проститутками, а женщины надоедают ему быстро…

Она усмехнулась:

— Вы так говорите, словно я должна быть вам благодарной за то, что стала вашей рабыней?

Он некоторое время помолчал, потом воскликнул:

— Да! Само провидение направило нас друг к другу. А если бы ты попала в руки солдат, я видел, что происходит с женщинами после такого — они сходят с ума! А те, что становятся волчицами, через несколько лет теряют былой облик…

— Зачем вы это говорите? Ждёте благодарностей? — громко усмехнулась. — Вы ничем не отличаетесь от других! Такой же насильник!

— Ты сама мне отдалась! — Он улыбнулся, смотрел в её профиль.

— Вы даже хуже Овидия, которого ненавидите! Он действительно насильник, а вы ещё хитрый и подлый…

— Эй, девочка! — Он удивился, вскинул брови.

— Коварный шантажист, слабак…

— Забываешься! По-моему, не я, а ты — моя рабыня… — Он поднялся и сел на подогнутую ногу, глядел сверху. Она смотрела вверх, в потолок, покусывая костяшку указательного пальца.

— Вы ведёте себя, как всякий плебей, эта ваша провинциальная ненависть… — Она скосила на него горящие глаза. Сегодня он поразительно многое ей позволял. — Если бы я была простой рабыней — вы бы давно уже выгнали меня или продали… Но вы тешите себя, свою плебейскую сущность… Доказываете себе самому свою состоятельность… Сами из себя ничего не представляете…

Он аккуратно стёр кровь с поцарапанной щеки, уж она-то точно из себя что-то представляет. Поймал её тунику и потянул на себя, открывая её тело. Девчонка вскинулась, приподнимаясь, недовольно нахмурилась, прикрывая обнажённую грудь рукой. Поискала вокруг, подыскивая, чем прикрыться. Но он опять поймал этот плащ, потянул на себя.

— Что вы делаете? — прошептала она и нашла другой плащ.

— Всю жизнь ты жила, не заботясь о хлебе, о питье, всё тебе подносили слуги, они делали причёски, одевали и обували, мыли и умащивали… К чему тебя готовили? К тому, что ты станешь женой какого-нибудь всадника, если повезёт — сенатора… Старого, облезлого, но богатого… Манеры, жесты, походка — всё для этого… Чтобы род твой в грязь лицом не ударил… А что вышло по жизни? Ты — рабыня простого римского солдата, ты его наложница, простого плебея без рода-без племени… Каково, а? Обидно? Сенаторская доченька… Подстилка центуриона! — Его понесло, он слышал себя словно со стороны, будто не сам говорил, но она разозлила его. А он — обидел её.

Она вскинула подбородок, поджимая дрожащие губы — ну и выдержка!

Она ничего не сказала, поднялась и, пошатываясь, ушла к себе, придерживая на груди плащ. Марций снова стёр с лица выступившую кровь, крикнул вдруг:

— Я что-то забыл, как тебя зовут! Как?.. Хотя, подожди, я сам вспомню… По отцу твоему… — уже добавил негромко, нахмурился:- Ацилия… Ацилия… Да-да… — усмехнулся.

Поднялся на ноги и прислушался. Там, в своём углу, девчонка плакала навзрыд, так, как он не слышал ещё от неё ни разу. Марций стиснул кулаки и вышел на улицу.

" Напиться бы сейчас…вдобавок ко всему…"

* * * *

Весь следующий день он не мог отделаться от навязчивых мыслей о ней, вспоминал её, её лицо, её гнев, её немое сопротивление. И всякий раз, когда она вспоминалась ему, он улыбался мечтательно и с нетерпением ждал вечера и ночи, желая опять обнять её, даже если она опять будет сопротивляться.

К обеду получил ошеломивший его приказ — пока ещё он центурион, его назначили на ночное дежурство по лагерю, а до вечера отпустили.

Он вернулся к себе, зашёл, снимая шлем, остановился у входа.

Рабыня сидела за столом с иглой и ниткой, шила себе новую тунику, к нему спиной, и, наверное, не услышала его.

Марций осторожно убрал шлем на пол, мягко ступая по коврам, прошёл к ней. Она не замечала его, поднимала руку с иглой, придерживая шитьё. Марций наклонился к ней, к затылку, вдыхая запах женщины. Волосы рабыня собрала на голове, завязала ярким платком, но они выбивались на шею тёмными завитками. Он осторожно втянул воздух через зубы, поймал её кисть с иглой.

Девчонка вскинулась от неожиданности, но упёрлась спиной в его грудь, спереди — стол. Марций поцеловал её в шею под затылком, прямо через волосы, но рабыня склонилась в бок, отворачивая голову, пыталась избегать его, но встать, пока он не позволит, не могла.

— Пустите… — попросила вдруг, сама даже не смотрит, глаза — мимо.

Марций отпустил её руку, упёрся пальцами в стол слева и справа от девчонки, ласкался разомкнутыми губами о её волосы на шее. Рабыня уже сидела прямо с твёрдой окаменевшей спиной, смотрела прямо перед собой. Ему казалось, что он даже слышит удары её испуганного сердца.

— Не бойся… Чего ты боишься?

Почувствовал, как вздрогнули её лопатки, когда она положила обе ладони на столешницу.

— Оставьте меня, пожалуйста… — почти жалобно попросила она.

— Оставить? — шепнул он ей в ухо, усмехнулся. — Ну уж нет…Я целый день этого дожидался… — Скользнул губами, прижимаясь к затылку Ацилии щекой. — Я старался быть аккуратным, если я сделал тебе больно… Следующий раз будет легче, а потом — ещё легче…