Игоpь Семенов - Рассказы

• Название: Рассказы
• Автор: Игоpь Семенов
• Жанр: Русская классическая проза

---

— Ух ты, — увидев бутылку, воскликнула девушка, проливая мне бальзам на душу, — какая шикарная вещь. Это для меня?

— Конечно, — пожал я плечами, — я сам потребляю только крепкие напитки, типа рома или джина. Пиратская, знаете ли, натура.

— Значит и пиастры любишь, — засмеялась она.

— А как же? — почти выкрикнул я хрипло, наливая даме первой — Ром, пиастры и женщин.

— О-о-о, — с деланным восторгом захлопала Анжелика в ладошки, — это уже интересно.

— Вот давай и выпьем за женщин, — поднял я свою кружку с джином, можно даже, за тебя конкретно.

— Давай, — согласилась она, беря в руку единственный бокал, имевшийся в моем доме.

Я залихватски отхлебнул из кружки еловой водки и искоса взглянул на гостью. С каждой минутой общения она нравилась мне все больше и больше. Даже обычная моя манера замыкаться во время потребления алкоголя в себе покинула меня на этот раз. В приступе отличного настроения я изложил девушке пару бородатых анекдотов по-приличнее из своей небольшой коллекции и приступил к своему жизнеописанию. Говорят, что я умею рассказывать смешно. Наверное, не врут, потому что Анжелика смеялась в этот вечер, как заведенная игрушка. Щеки у нее от смеха порозовели, и вся она теперь лучилась каким-то счастьем. Я даже попытался создать атмосферу настоящего званого ужина, запалив после десяти минут упорных поисков в кладовой две свечи. Ужин при свечах — это не ужин при электрическом освещении, заявляю вам, как художник. Сразу сглаживаются углы, души начинают тянуться друг к другу, в воздухе повисает некоторая загадочность.

Остаток вечера мы сидели в полумраке, задумчиво глядя на дрожащие языки пламени и молчали. Она поняла мою натуру. Поняла, что и молчать можно о многом. По стенам бегали замысловатые тени, то выскакивающие из темных углов, то вновь скрывающиеся в них.

— Я тебе правда нравлюсь? — вдруг произнесла она, заглядывая мне в глаза.

— Правда, — кивнул я головой.

— И ты мне тоже сразу понравился, там, на улице, — отвела она глаза в сторону.

— Почему?

— Не знаю. Почувствовала просто, какой ты.

— А какой?

— Смешной, — улыбнулась она и встала, направляясь в комнату.

-

Я заворочался, переворачиваясь на другой бок и почувствовал, что нахожусь на диване в одиночестве. Сонно пошарив вокруг себя руками, я убедился, что Анжелика вновь исчезла незаметно. Это уже становилось тенденцией, и мне совсем не нравилось. Я пошарил под диваном в поисках будильника и, найдя его там, вытащил на свет божий. В шесть часов утра я просыпался, наверное, только в ползунковом возрасте, поэтому очень удивился, увидев на часах именно это время. "Когда же она ушла?" попытался припомнить я, но не смог. Я словно растворился в блаженстве вечером, едва мы с ней дошли до дивана. Ничего конкретного я сейчас не помнил, ничего, кроме ощущения полета и непонятной радости. Вздохнув, я встал и даже сделал зарядку, что со мной происходило всего три раза за мою жизнь. Кофе взбодрил меня, и я, "засучив рукава" майки, принялся за джинсовый заказ.

Еще три дня пронеслись как в тумане. Работа, работа и снова работа. Деньги свои я отработал честно. Заказчик, пузатый веселый дядька, не выговаривающий букву "p", рассыпался в похвалах. Да и сам я впервые был доволен творением рук своих, а еще более — золотым дождем в рублевом номинале, которым осыпал меня дядька. Прощаясь, он расчувствовался и вручил мне пакет с парой бутылок и каким-то журналом. Я решил дать себе отпуск и, найдя Анжелику, завалиться в какое-нибудь экзотическое турне по стране. Принарядившись в единственный костюм и белую рубашку, я направился на площадь Лермонтова, где терялся след беглянки. По началу мне везло. Рядом с площадью располагалось только одно общежитие трикотажной фабрики, на девяносто процентов населенное женским полом. В приподнятом настроении я решительно дернул тяжелую дверь на себя и чуть не повис на вертушке.

— Далеко путь держим? — скуластая физиономия в платочке выглянула в окошко пропускного пункта, — Тута женское общежитие, и мужчинам нельзя.

— А я не мужчина, — теряясь под вахтерским взглядом, залепетал я, — я — родственник.

— Ну и чего? — непреклонно заявила физиономия, — Родственник, не родственник, все едино, мужчина. Тута вас до черта таких шляется, родственничков.

Я тяжело вздохнул, чувствуя, что есть в нашей стране категория людей, с которыми разговаривать невозможно. Для меня всегда оставалось загадкой, как всем этим гражданам удается избирать себе именно профессию вахтера. Я попытался придать своему лицу как можно более невинное выражение.

— Как фамилие? — немного смягчился "медведь на воеводстве".

— Игнатьев, — почти прошептал я, не доумевая, зачем ей моя фамилия.

— Да не твое, — хихикнула тетка, — родственницы твоей как фамилия?

Тут я понял, что везение мое от меня отвернулось. За две встречи я даже не удосужился узнать у Анжелы ее фамилии. "Шерлок Холмс, хренов" ругнулся я в свой адрес.

— Анжелой звать, — медово улыбнулся я вахтерше, все еще читающей мои мысли.

— Хмы, — сдерживая смех, уже совсем смягчилась тетка, — Анжела — это имя. А вот у кажной Анжелы еще и фамилия должна быть. Иванова там или Петрова. Твоя Анжела какая?

— Не знаю, — честно признался я.

— Какой же ты родственник, ежели фамилии не знаешь?

— А я дальний родственник, — попробовал я подлизаться к тетке.

— А если дальний, так все-равно знать должен, — серьезно произнесла физиономия и, послюнив палец, зашуршала листками какой-то тетрадки.

Я с тоской следил за ее манипуляциями, моля в душе, чтобы в этом муравейнике оказалась хотя бы одна Анжела.

— Ну вот, — раздалось из-за барьера, — нету у нас никакой Анжелы. Ошибся ты, милок.

Я тяжело вздохнул и, пнув на прощанье вертушку, вывалился на улицу. Дерьмовый из меня получился Мегре. Да и девица тоже хороша, сделала из себя загадку какую-то. Настроение у меня моментально сделалось препаршивым, сразу захотелось в кабак напиться. Но, вспомнив о сегодняшнем подарке, я отмел мысль о забегаловках и прямиком направился домой. "Дома ждет холодная постель, пьяная соседка…" — бурчал я себе под нос всю дорогу некогда любимую песню и чувствовал, что дома, действительно, ждет холодная постель.

Пил я в тот вечер из горла, впервые в жизни стараясь надраться до беспамятства. Дядькино пойло на поверку оказалось яркой красочной туфтой, забирающей плохо. Одним словом, ни уму, ни сердцу. Прикончив первую тару, я в расстроенных чувствах полез в пакет за второй и натолкнулся на американский журнальчик. Достал его, повертел в руках этот образец буржуйской полиграфии, попытался прочитать название, из которого понял только слово TIME, и швырнул на диван. Затем раскупорил вторую емкость и так же из горла высосал за раз треть. Затем, почувствовав признаки опьянения (пойло все-таки действовало), завалился на диван. Под руку опять попался журнальчик, и я от безделья решил ознакомиться с его содержимым. Мой школьный английский оставлял желать лучшего, поэтому я ограничился только беглым просмотром картинок и фотографий. Где-то в середине сеанса, когда глаза начали непроизвольно закрываться, взгляд мой натолкнулся на портрет девушки в монашеском одеянии. Я пролистнул еще пару страниц, как вдруг что-то заставило меня вернуться к этой фотографии. Со страницы буржуйского журнала на меня смотрела моя случайная знакомая. Я готов был поклясться, что это была именно она. Тот же прищур глаз, та же непослушная челка надо лбом и тот же взгляд. Как художник, я могу с первого взгляда найти десять различий между двумя близнецами. В данном случае отличий не было. Это, действительно была она, Анжелика. Я заинтересовался, пробуя найти знакомые английские слова и на их основании понять смысл статьи под портретом. Через десять минут листания словаря у меня получилось следующее:

Франция. Париж. Вчера, 15 сентября, на окраине Парижа, наконец, пойман маньяк по кличке Черные Клещи, в течении шести лет терpоризировавший всю Францию. Им оказался тридцати пяти летний безработный Жак Волонье. На счету этого человека пятнадцать жертв, зверски замученных и убитых. Врачи признают Волонье психически невменяемым. Народ Франции требует смертной казни для него. Следствие еще не завершено, но есть основания предполагать, что маньяк будет приговорен к смерти.

Далее шли фотографии жертв маньяка. Под фотографией Анжелы значилось:

Молодая монахиня из прихода Сент-Августин Анжелика Дюруа, зверски убитая в ноябре позапрошлого года. Девушке к тому времени исполнилось восемнадцать лет, и она приехала в Париж на слет религиозных общин.

Остановившись на середине перевода, я почувствовал, что волосы у меня встают дыбом. Я потянулся за бутылкой, пытаясь найти в ней успокоение, и подпрыгнул от резкого звонка в дверь. Это была она, убитая маньяком монашка Дюруа. К горлу у меня поднялся комок, и зубы издали мерзкое дребезжание.