Владимир Круковер - Чужой из психушки (фрагмент)

• Название: Чужой из психушки (фрагмент)
• Автор: Владимир Круковер
• Жанр: Научная Фантастика

Вниманию читателей предлагаются документы, тщательно скрываемые секретными службами России от общественности. Это рукопись некого писателя, который некоторое время был в контакте с неким инопланетным существом, пребывавшим на нашей планете. Автор рукописи находится в розыске, установить его местопребывание пока не удалось. Рукопись публикуется без редакторской правки, так что издательство рекомендует не обращать внимание на некоторые высказывания автора (об издательствах, о Думе, о правительстве), ввиду их полного несоответствия реальности.

Предисловие редактора

Рукопись, которую мы публикуем, редактору удалось с большим риском и за большие деньги получить у отставного полковника ФСБ из отдела НЛО. Это единственный подлинный и полный документ о пребывании на Земле некого сверхразума, имя которого на нашем языке звучит (приблизительно) как Ыдыка Бе.

К сожалению, в рукописи много вредных и неумных рассуждений автора, которые следовало бы вычеркнуть. Автор постоянно жалуется на маленькие гонорары, высказывает странные инсинуации о деятельности издательств, с которыми сотрудничал, Думы и правительства. Но встретиться с автором работникам издательства не удалось, место его пребывания неизвестно и правоохранительным органам. Так что договор на издание пришлось заключить с воспитанницей автора, несовершеннолетней девочкой Женей. А без разрешения автора вносить исправления в рукопись мы не имели права.

Тем не менее, этот документ интересен, прежде всего, как информация под грифом: "Более чем секретно", как подлинные воспоминания человека у которого жил Пришелец. Кроме того, в рукописи раскрываются многие, необъяснимые ранее, происшествия, имевшие место на Земле в последнее время.

---

— Такого громилу? Конечно, на лесоповал. Или на нижний склад, бревна катать. Не боись, выводных в лесу по двойной норме кормят.

— Профессор смутно представлял себе такие комплексные понятия, как лесоповал или нижний склад с бревнами. В памяти проявилась единственная информация о лесоповале — отрывок из старинной картины, где партийный товарищ рубит лес, чтобы заготовить дрова для паровоза, везущего в голодную Москву топливо. Зрелище это не было утешительным: профессор не мог представить себя в заснеженном лесу с громадным топором, вгрызающимся в звонкие от мороза стволы столетних сосен.

Но долго скорбеть профессору не дали. Загремели засовы, осужденных прогнали коридорами, обыскали, выдержали в отстойнике и запихали в огромную машину, которую накрыли сверху железной решеткой. По углам кузова сели автоматчики и этап тронулся. Решетка давила на затылки, сидеть приходилось почти на корточках, профессор трясся и завидовал тем, кто не имел такого внушительного роста, такого огромного тела.

К счастью, до вокзала было не так уж далеко, вскоре решетка поднялась и зэки начали спрыгивать на землю под звонкий счет конвоя, пробегать через коридор автоматчиков с собаками и садиться на корточки, между шпалами, держа руки на затылке.

Подогнали тюремный вагон и вся процедура повторилась: счет, коридор оскаленных овчарочьих зубов, блеск автоматов, вход в вагон.

Зайдя в купе, профессор вздохнул было облегченно, но тут же прекратил свой вздох, прижатый все новыми и новыми пассажирами. Когда в купе было запихнуто 14 человек, железная решетка, заменяющая обычную дверь купе, с лязгом задвинулась, замок щелкнул, гортанный голос с сильным акцентом сообщил:

— Моя камер есть дванадцать джыгыт-бандыт.

— И почему в "столыпине" всегда черножопые в конвое? — раздался сверху спокойный голос Верта.

Профессор с трудом поднял голову, Верт приглашающе махнул рукой:

— Залазь, Бармалей, хорош там, внизу, мужичка из себя воображать. Косить под психа и наверху можно, да еще с комфортом.

Под бдительным контролем Верта наверх залезло еще трое. После этого Верт снял две полки и положил их поперек верхних кроватей. В нормальном купе эти полки должны были выполнять функции багажных, сейчас они дали возможность пятерым этапниками разместиться на втором ярусе без толкотни. У открытого окошка, затянутого кокетливой решеткой, маскирующей истинную суть вагона, лежал Верт, профессор пристроился с ним рядом.

— Ты че окно занял? — спросил какой-то незнакомый осужденный Верта, но его сразу одернули громким шепотом: "Очумел, это же Мертвый Зверь!" и он сразу сменил тон, сказав:

— Извини, Адвокат, не узнал. А кто это рядом с тобой? Как-то он странно себя ведет?

— Бармалей, — ответил Верт, — деловой, но башня немного поехала, докосился.

И наступила в купе уютная, преддорожная атмосфера. Знакомились, комментировали, планировали. Профессора удивляло, как быстро, с звериной чуткостью, распределились роли в незнакомом коллективе. Каждый занял свое место, свою ячейку в сложном иерархическом делении зэковского общества. Лидеры были наверху, массы — внизу, а вожак — у окна. И профессор испытал горячую благодарность к Верту, взявшему его под свою опеку. Профессор уже знал, как быстро падают люди в этом обществе на самое дно и как трудно в нем вскарабкаться наверх. Прошлые Гошины заслуги не долго могли оберегать робкого и наивного Дормидона Исааковича, а внизу было плохо, очень плохо.

***

Неспешно постукивают колеса. Движется наш этап, набирает ход путешествие профессора в далекую Сибирь.

Приятным тенором поет в соседнем купе-камере какой-то зэк.

— Я так тебя люблю,
Люблю тебя, как брата,
В объятья страстные
О, не зови — молю.
Тебе принадлежать,
Вот в жизни что хотела,
Об этом знаешь ты,
Как я тебя люблю.

Наивная, нескладная песня. Но будит она тоскливые и тревожные мысли у пассажиров "столыпина". Даже охрана притихла, прислушалась, не стучит коваными прикладами в железные двери-решетки импровизированных купе тюремного вагона.

— Я так тебя люблю!
Усталая, больная,
Пришла к тебе,
О, не гони — молю.
Пусть я преступная,
Но пред тобой чиста я,
Об этом знаешь ты,
Как я тебя люблю.

Потянулся профессор, повел мощными плечами, удивился в сотый раз мощи нового тела, пресек гнусное побуждение шкодливой руки почесать в паху, пресек монолог прямой кишки.

Конвоир черномазый у двери маячит.

— Эй, бандита, часы есть наручный, кольцо есть зелетой, деньги есть?

— У нас все есть, дубак нерусский, — отвечает с верху Верт. — А у тебя что имеется?

— Водка есть, слюшай, хороший водка. Одеколона есть. Светалана називается. Все есть.

— Баба есть?

— Баба много есть. Все моледой, карасивый. Только твой пусть сама ее просит. Крычи коридор, какой баба хочет? Я твоя маленький комната выводить буду с ней. Только палати дэнги.

— Гоша, поразмяться не хочешь? Я зэчек не люблю, они больно уж жадные и жалкие. Да и в тюрьме у меня этих лярв хватало.

— Как в тюрьме? Там-то откуда?

— Гоша! Коси, но знай меру. Будто ты надзирательниц за четвертак не трахал в изоляторе? Ты лучше отвечай по делу, я-то знаю, что ты в голяках, но займу на это святое дело.

Ой, как захотелось профессору заняться экзотической любовью с какой-то тюремной страдалицей, такой же отверженной, как и он. Ему представилась интимная тишина отдельного купе, бессовестные губы неизвестной женщины, могучая Гошина плоть добавила переживаний профессорскому мозгу и он робко кивнул, облизывая враз пересохшие губы.

— Эй, девчата, молоденькие есть? — возопил Верт в коридор.

Женская камера откликнулась разноголосьем:

— Всякие есть. — А молоденькие, это со скольки? — Целку не желаете? У нашей Фроси целка из жести. — Сыночек, мне всего семьдесять, но я еще крепкая. — Я девчонка молодая, у меня пизда тугая.

Уверенный голос перебил девчоночий галдеж:

— А выпить будет?

— Ты старшая, что ли? — спросил Верт.

— Ну, я. Что предлагаешь-то, и чего хочешь?

— Сама знаешь. Мне для кореша. Водяру сейчас пришлю тебе до хаты.

— А я девчонку пришлю, гони дубака. А может, сам хочешь? Для тебя я и сама бы расстаралась.

— Ты же меня не знаешь.

— Пахана по голосу чую.

— Спасибо на добром слове, ласточка. Дорога длинная, повидаемся. А сейчас принимай посыляку.

Верт передал конвойному какую-то вещичку и сказал резко:

— В женскую хату передай три бутылки водки и жратвы. Девчонку выводи вместе с моим человеком.

Дормидон Исаакович спрыгнул вниз. Сердце его билось, как у кролика. Загремели засовы и профессора провели коридором в туалет, шепнув, что в его распоряжении десять минут, "а то начальника может прибегать — бальшой шум делать может".

Не успел почтенный доктор наук войти в маленькую комнатку, как цепкие руки схватили его, подтягивая к чему-то потному, рыхлому, колышущемуся.

— Скорей, миленький, хорошенький мой, да какой же ты робкий, ну быстрей, что ли, падла ты моя бацильная, — горячо шептала женщина, прижимая растерянного ловеласа и торопливо расстегивая ему штаны.

Профессор с трудом отодвинулся, пытаясь разглядеть прекрасную Джульетту, приобретенную за три бутылки водки. Глазам уголовного Ромео предстала здоровенная бабища преклонного возраста с суровым лицом, густо побитым оспой. То рыхлое, к чему прижимали профессора, было ее молочными железами гигантских размеров и колыхалось на уровне пупка.

— Не смотри, миленький ты мой, — продолжала шептать тюремная обольстительница, цепко подтягивая ученого к себе, — люби меня скорей, сучара противная, я самая сисястая в хате, меня многие любят.

Профессор рванулся и зацепился лодыжкой за унитаз. Спущенные проворной Джульеттой брюки помешали ему сохранить равновесие, он полуупал-полуповис в тесном пространстве сортира, увлекая на себя даму сердца. Последние зачатки желания испарились. И лязг ключа в двери прозвучал для профессора желанной музыкой освобождения. Он кинулся под защиту смуглого охранника с живостью цыпленка, упорхающего от грозных когтей коршуна и помчался по коридору к родному купе. Вслед ему неслись изумительные в этимологическом отношении проклятия обманутой Джульетты.

— Эй, бандита, как быстор-быстро ходи, как баба, совсем якши был, такой кыз, якши баба? — едва поспевал за ним охранник.

Он ввел профессора в купе и спросил:

— Еще батыр бар, есть, там — купе много-много якши кыз. Какой еще хочет керем дар кунет? Моя деньги бэри, баба воды.

— Гуляй, Вася, — откликнулся Верт. Принеси жратвы лучше, на тебе червонец.

— А водка?

— Водку сам пей. А нам квасу купи на станции, прямо в ведро налей.