Энн Райс - Гимн крови

• Название: Гимн крови
• Автор: Энн Райс
• Жанр: Ужасы и Мистика

Вниманию читателя предлагается десятый том "Вампирских хроник" — «Гимн крови.»

На этот раз популярный антигерой вампир Лестат является рассказчиком, и он одержим идеей стать святым. Вообще-то, будучи вампиром, он не очень подходит для этой роли, но желание быть хорошим не дает ему покоя. Он бьется над решением, превращать ли в вампира умирающую Мону Мэйфейер, предмет любви новоиспеченного вампира Куинна Блэквуда. Наконец он решается на превращение, несмотря на гнев, который, как он знает, испытает ее семья, узнав, что она стала вампиром.

---

— Какого дьявола ты просто не связалась с правительством? — яростно воскликнул Оберон. — Почему ты не сообщила по электронной почте о своем деле в Управление по борьбе с наркоторговлей?

— И если бы я так сделала, по-твоему, где бы ты сейчас находился?

Ярость схлынула с лица Оберона, но взгляд остался твердым, потом:

— Я не знаю, — ответил он.

— Что ж, я тоже, — сказала Лоркин. — Думаешь, поверили бы в твою невиновность? Поверили бы в историю с Таинственными людьми? Думаешь, тебя бы сберегли, как живого свидетеля? Думаешь, враги Родриго не добрались бы до тебя до суда?

— Я понимаю, к чему ты клонишь, — сказал он с оттенком скуки.

— Ты действительно понимаешь? — потребовала она. Это было самым драматичным ее проявлением, хотя по-прежнему она держалась вполне сдержанно.

— Ровен Мэйфейр знает, кто такие Талтосы.

— Так что же ты искала? — спросила Мона.

— Я искала пристанище, — сказала Лоркин. — На самом деле единственно возможное. И только после того, как я прибыла сюда, после того, как целых восемь часов я проговорила с Ровен, мои последние сомнения развеялись.

— Возможно, слишком поспешно, — сказала Мона.

Лоркин взглянула на Мону, подняла брови.

— Да?

Мона не ответила.

Ровен ничего не сказала. Она даже не смотрела на Мону.

— Пожалуйста, прости Мону, — тихо сказал Квинн.

— Продолжай, Лоркин, — сказал я. — Итак, ты восемь часов кряду проговорила с Ровен. Что из этого?

— Это место, где могут остаться Талтосы, — сказала Лоркин.

— Зачем, чтобы вас изучали? — спросила Мона. — Ты хочешь, чтобы тебя заперли в лаборатории. Ты называешь это пристанищем? Женщина, которая при помощи шприца тут же вырубает тебя, и ты падаешь на бетон рядом с ее самолетом, и вот ты уже полностью доверяешься ей?

Лоркин уставилась на Мону. Это был удивительный момент: высокая, с длинной шеей женщина-Талтос совершенно была сбита с толку поведением Моны. Потом она отклонилась назад и продолжила:

— Ты не поняла меня, Мона, — сказала Лоркин, допустив в голос мягкие конфиденциальные нотки. — Я говорю об этом месте, как об окружающей среде, территории проживания, месте, где мы сможем жить, заниматься своими делами, найти защиту и станем процветать. Я сама много изучала медицину. Ты знаешь, потому что видела на острове мой компьютер. Ты передала жесткий диск Ровен. Ты отдала его ей. Ты вручила ей доказательство моих изысканий. Я дала ей словесные доказательства своего образования. Я хочу продолжить обучение. Я хочу стать доктором. Это мое желание, и Ровен приняла меня здесь в качестве ученицы. С Ровен меня ждет успех. И здесь есть возможности для плодотворной работы и для Оберона, и для Миравелль. Это замкнутая вселенная, в которой Талтосов будут контролировать без явного принуждения, где Талтосы будут надежно защищены и пребудут в мире.

— Ах, поразительно разумно, — сказал Стирлинг. — Мне никогда не приходило это в голову.

— О, мне кажется, это восхитительно! — сказала Миравелль. — И мы сможем все время носить ночные сорочки, ну или хотя бы я смогу. Я люблю ночные сорочки.

— Здесь, как тебе известно, — продолжала Лоркин, тяжело глядя на Мону, — много соединенных с больницей апартаментов, предназначенных для тех, кто посещает заболевших членов своих семейств, и мы сможем жить в этих апартаментах, учиться здесь и работать. Нам нет никакой нужды покидать это место, если не возникнет крайней необходимости.

Лоркин отвернулась от Моны. Она взглянула на Оберона.

— Мои продвижения были медленными, — сказала она, — и я так и не добилась полного успеха. Но Ровен оценила мои попытки. И, Мона, ты их видела. И ты, Лестат, ты видел все тоже. Оберон, принимаешь ли ты то, что я сказала?

Оберон старался. Я не мог проникнуть в его мысли. Я мог судить только по выражению его лица.

— Почему за целых два года ты не пришла ко мне? — спросил он.

— Ты был любовником Лючии, — сказала Лоркин. — Я слышала, как ночами ты стонешь от наслаждения. Что я должна была сказать тебе? Как я должна была догадаться, что ты можешь сказать ей?

— Ты должна была дать мне понять, что жива.

— Ты знал, что я жива. Ты меня видел. Кроме того, мои передвижения были ограничены. У меня была свобода только за компьютером. Я училась. Я должна была не только найти место, куда бы мы могли направиться, но место, где бы мы могли остаться.

— Ты холодная, — с отвращением сказал Оберон. — Всегда была.

— Возможно, — сказала Лоркин, — но теперь я смогу научиться быть теплой. Меня научит Ровен Мэйфейр.

— О, просто потрясающе! — сказала Мона. — Оберон и Миравелль, лучше приведите в порядок свои зимние шубы.

Михаэль очнулся от тихого транса, в котором пребывал.

— Мона, дорогая, пожалуйста, постарайся поверить в чистосердечность наших намерений.

— Только потому, что это говоришь ты, дядя Михаэль, — сказала Мона.

— Вы не согласны, вы оба, — спросила Лоркин, глядя на Оберона и Миравелль, — что нам нужно прибежище? Мы не можем просто выйти в мир.

— Нет, нет, я не хочу выходить в мир, — сказала Миравелль.

Оберон надолго задумался, его фантастические веки опустились, потом поднялись.

— Конечно же, ты права. Где еще, если не здесь сможем мы изобрести контрацептив, который позволит нам совокупляться без того, чтобы тут же заделать еще одного? Бесспорно. Это блестяще. Очень хорошо.

В своей манере вяло и грациозно он пожал плечами.

— Но есть ли у нас деньги на счетах, которые, как ты говорила, тебе удалось пополнить? — спросил он.

— Отец оставил нам состояние, — сказала Лоркин. — Огромное состояние. Семья Мэйфейров все о нем разузнала. Теперь это не проблема. Не надо чувствовать себя кому-то обязанными. Мы совершенно свободны.

— Нет, никогда не чувствуйте себя обязанными, — мягко сказала Ровен.

— Вот и хорошо. Я вижу, эта дискуссия подошла к концу, — сказала Лоркин.

Она поднялась. Она взглянула на Ровен и что-то безмолвное пронеслось между ними, некий обмен приятием, конфиденциальностью и верой.

Оберон встал на ноги и взял за руку Миравелль.

— Пойдем, моя благословенная маленькая идиотка, — сказал он Миравелль, — мы отправимся ко мне в номер и продолжим смотреть "Властелина колец". Теперь они успели приготовить для нас конфеты из белого шоколада и холодное-холодное молоко.

— Ох, все так добры к нам, — сказала Миравелль, — Я вас всех люблю и хочу, чтобы вы это знали. И я так рада, что все плохие мужчины мертвы, а Родриго свалился с балкона. Это было самой главной удачей.

— Ну разве не прелестно она все разъяснила? — спросил Оберон насмешливо. — А если подумать, что мне придется выслушивать такое по восемнадцать часов в день… А как ты, Лоркин? Собираешься ли ты хорошенько пообщаться с братом и сестрой и затеять маленькую интеллектуальную дискуссию о своих научных изысканиях? Я просто свихнусь, если время от времени у меня не будет возможности поговорить с кем-нибудь, кто способен оперировать четырехсложными словами.

— Да, Оберон, — сказала она. — Я буду приходить к тебе чаще, чем ты, возможно, думаешь.

Она обошла стол и встала перед ним. Будто гора свалилась с его плеч, и он обнял Лоркин. Последовал пылкий поцелуй, и объятие медленно разомкнулось, их длинные изящные пальцы переплелись, чтобы разъединиться.

— Ах, я так счастлива, — сказала Миравелль. Она поцеловала Лоркин в щеку.

Оберон и Миравелль вышли.

Лоркин попрощалась со всей компанией формальными кивками, жестом предложила мужчинам вновь занять свои места, и тоже вышла из дверей.

В комнате повисла тишина.

Потом заговорила Ровен:

— У нее бесподобные способности, — сказала она.

— Понимаю, — отозвался я.

Больше никто не заговорил.

Какое-то время Мона сидела тихо, она все пыталась завладеть вниманием Ровен.

Потом очень мягко Мона сказала:

— Все кончено.

Ровен не ответила.

Мона встала, Квинн тоже. Наконец это сделал и я. Михаэль поднялся из вежливости, Ровен же осталась сидеть, задумчивая, отстраненная.

На какой-то миг складывалось впечатление, что Мона уйдет, так и не произнеся ни слова, но когда она уже подошла к дверям, она повернулась и сказала Ровен:

— Не думаю, что ты еще когда-нибудь меня увидишь.

— Понимаю, — сказала Ровен.

— Я люблю тебя, моя милая, — сказал Михаэль.

Мона остановилась, ее голова была опущена. Она не обернулась.

— Я никогда тебя не забуду, — сказала она.

Я был ошарашен. Совершенно сбит с толку.

Лицо Михаэля исказилось, будто его сильно ударили. Но он ничего не сказал.

— Прощайте, мои прекрасные смертные друзья, — сказал я. — Если я буду нужен, вы знаете, как меня найти.

Выражение лица Ровен, когда она обернулась, чтобы взглянуть на меня, невозможно описать словами.