Димитр Димов - Осужденные души

• Название: Осужденные души
• Автор: Димитр Димов
• Издательство: Прогресс
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1978

Димитр Димов – выдающийся болгарский писатель, лауреат Димитровской премии.

В социально-психологическом романе «Осужденные души» воссоздаются героические и трагические события периода гражданской войны в Испании, на фоне которых развивается история любви испанского монаха-иезуита и молодой англичанки.

---

«Кончено», – подумал Луис, внезапно осознав, что потерпел полный провал. Его мистификация рушилась. Фани наконец-то добралась до истины. Впредь Луис будет для нее опустившимся аристократом, ничтожеством, куклой, вроде маркиза Торе Бермеха, который хотя бы сохранил свое достоинство и не погряз в уголовщине. Если знают, что ты торговец наркотиками, преследуемый полицией, – это унизительно, но если видят, что ты скатился в эту яму с высоты аристократического рода, – это невыносимо. И в первый раз в жизни Луису стало стыдно; мелкие капельки пота выступили у него на лбу; ему было стыдно, что он – Эредиа и контрабандист морфия, дворянин и гнусный торговец людскими пороками. Теперь он посмотрел на Фани так же униженно, так же потерянно, как она смотрела на него накануне, сидя, пьяная, за столиком в баре. Теперь она видела его падение с той же ясностью, с какой он видел ее падение вчера. Теперь она понимала его до конца благодаря тому, что уже было между ними, теперь она уже разгадала драму его жизни своим острым умом, проникла в нее силой своей интуиции. Но теперь и она поступила так же великодушно, как он тогда. Мгновенная насмешка, сверкнувшая в ее глазах, тотчас погасла, уступив место сочувствию к униженному, и она улыбнулась добродушно, с веселым укором, точно хотела сказать: «Ты меня дурачил, но теперь ты попался. Полно же, все это очень забавно». И в подтверждение она опустила руку под стол и дружески сжала кисть Луиса: «Ты милый, славный обманщик… Не волнуйся! Пригласи этого веселого старичка посидеть с нами!»

И Луис пригласил.

Теперь Фани казалась ему еще красивей и обаятельней. Он смотрел на нее с чувством глубокого внутреннего облегчения. Нет, она его не презирает, она умное и милое создание, сразу разгадавшее его. Но в самой глубине ее взгляда, во внезапной бледности, покрывшей ее лицо, он уловил смятение и панический страх, причиненные сделанным ею открытием. Это смятение, эта мгновенная скованность всего ее существа были поразительно похожи на ее ужас при первой встрече с ним.

Но Луис не успел обдумать это, так как маркиз обрушил на них поток слов. Комплименты в адрес Фани неслись вперегонки с радостными восклицаниями по поводу приезда Луиса. Отзывы родственников об этом приезде смешивались с собственными соображениями маркиза. Советы Луису посетить ту или другую аристократическую семью переплетались с упреками, почему Луис не сделал этого до сих пор. В результате даже дереву, из которого был сделан стол, стало ясно, что Луис – один из семи сынов славного рода Эредиа, после долгих странствований за границей возвратившийся в Испанию. Фани выслушала все с видом человека, которому это давно известно.

Расправившись с двумя крупными омарами и выпив с десяток рюмок крепкого коньяку, андалусский идальго стал еще жизнерадостней и болтливей.

– Луисито! – Счастливая идея озарила его внезапно, когда он заметил, что Фани и Луис обращаются друг к другу на «ты». – Луисито, ты давно знаешь эту сеньору?

– Давно, – солгал Луис.

– Но раз так… – Смакуя одиннадцатую рюмку, идальго почуял, что зашел слишком далеко. – Раз так… – Волшебный вкус коньяка лишил его дара речи, и это спасло его от рискованных высказываний, но смеющиеся глаза закончили его мысль. «Тогда почему бы вам не пожениться? – хотел сказать идальго. – Вы созданы друг для друга».

– Мы знакомы давно, – любезно подтвердила Фани, – но мы ничего не знаем друг о друге.

Вот как?… Маркиз Торе Бермеха понимал, что столетний коньяк слегка затуманил ему рассудок, но, восхищенный своей идеей, решил приступить к рассказу. Продолжая пить коньяк и с остервенением уничтожать омаров, он поведал все, что знал о каждом из них в отдельности. Прежде всего он описал заслуги сеньоры Хорн перед аристократами во время осады Мадрида. «Благороднейшая» из всех сеньор лично разносила масло, шоколад и витамины, получаемые английским посольством, аристократам, укрывавшимся в подвалах и на чердаках от зачисления в республиканскую армию. В то время в Мадриде свирепствовал голод и челюсти осажденных гнили от цинги… Из продуктов в городе осталась одна чечевица, ничего, кроме чечевицы, которую сами красные называли «пилюли Негрина».[14] Одного этого достаточно, чтобы все дворянские семьи Испании смотрели на сеньору как на святую (como una santa mujer), не говоря уже о других ее подвигах.

– Подвигах?… – удивленно повторил Луис.

Разумеется, подвигах!.. Маркиз Торе Бермеха разволновался и даже выронил свой монокль. Господи!.. Идальго чуть не пропустил самое важное. Разве Луис не знает, что сеньора Хорн работала в тифозном лагере монаха Рикардо? Нет?… Каррамба!.. Маркиз был так ошеломлен, что не знал, с чего начать. Немного оправившись, он повел подробнейший рассказ. Итак, монах Рикардо (упокой, господи, его душу) по распоряжению своего ордена устроил лагерь для больных сыпным тифом в Пенья-Ронде. В этот лагерь поступила добровольно и сеньора Хорн. Вспыхнула революция, и как раз в самый разгар эпидемии. Какой ужас!.. Не известно даже, умер ли Рикардо от сыпного тифа или его расстреляли красные. Во всяком случае, героическая сеньора нашла в себе силы даже после этих испытаний приехать в Мадрид и помогать через посольство другим несчастным. Да, это настоящий подвиг!.. И в честь подвига маркиз опрокинул еще одну рюмку коньяку. Пока волны его красноречия рокотали над столом, Луис нервно зажигал одну сигарету от другой, а Фани, смертельно бледная, молча смотрела в одну точку прямо перед собой. Теперь он напряженно сопоставлял ее слова «мне очень важно знать правду» с ее испугом при первом их свидании и со своими воспоминаниями о Рикардо. Но он почти не помнил Рикардо. Он даже не знал, как брат выглядел взрослым, потому что не видел его взрослым. Столько лет прошло с тех пор, как они виделись последний раз! Но что было между Фани и Рикардо? Почему она поступила в лагерь Пенья-Ронда? Вопросы один за другим вспыхивали в его сознании, переплетаясь, противореча друг другу…

А маркиз Торе Бермеха все пил и все говорил с тем неиссякаемым цветистым красноречием идальго, в котором он сорок лет упражнялся в аристократических клубах, на собраниях монархистов и стреляя по голубям. Покончив с похвалами Фани, он принялся за своего дорогого Луисито: намекнул неопределенно на его мелкие грешки в молодости и поспешил подчеркнуть его теперешние качества зрелого и совершенного идальго.

– Общество тебя ждет, – произнес он торжественно. – Общество хочет тебя видеть. Еще один Эредиа должен блеснуть на небосклоне возрожденной Испании!

К концу его речи можно было заключить, что общество погибнет, если Луис не соблаговолит в нем появиться.

Съев еще одного омара и выпив приблизительно бутылку коньяку, маркиз Торе Бермеха наконец поднялся, чтобы пойти и повсюду разнести новость о знакомстве своего дорогого Луисито с прекраснейшей из всех сеньор в мире. Бар был почти пуст. Луис расплатился. Славному бедному идальго удавалось поесть и выпить всласть, только когда платили родственники.

– Теперь мы без масок, – сказал Луис, когда они сели обедать в ресторане.

– Да, – глухо подтвердила она.

– Можно подумать, что мы стыдимся своего происхождения, но это не так. Мы стыдимся только самих себя.

– Я не стыжусь даже себя.

– Ты не должна так говорить! Это значит захлопнуть дверь в жизнь.

– Я ее уже захлопнула.

– Я ожидал, что ты подумаешь, прежде чем сказать это. Разве ты не понимаешь, что я тебя люблю?

– Ты не должен меня любить.

Ее рука с вилкой застыла в воздухе, а глаза выразили укор. Они были холодны и пусты. Казалось, все в ней помертвело. Оживление, которое освещало ее лицо в Прадо, исчезло.

– Значит, мы расстанемся? Каждый пойдет своей дорогой? Так?

– Так будет лучше всего.

– Когда я должен убраться? – спросил он горько.

– О!.. Ты как ребенок! – В глазах ее снова вспыхнул нежный изумрудный свет, кокетство и радость женщины, за которой ухаживают. – Я совсем не хочу, чтобы ты убирался.

– Тогда зачем нам расставаться?

– Затем, что мне нечего тебе дать. Я мертва. Я – женщина без тела. Разве ты можешь любить женщину без тела?

– Но ты меня любишь. Ты вернешься к жизни.

– Нет. Я тебя не люблю… по крайней мере так, как тебе хотелось бы. И не знаю, могу ли я вернуться к жизни… прекратить уколы. Ты видел, что случилось прошлой ночью. Думаю, поздно.

С ее лица не сходила бледность, а в покорности тона было какое-то мертвенное спокойствие.

– Не знаю, понимаешь ли ты меня.

– Завтра начнем лечение, – заявил он решительно.

– Бесполезно. Я пробовала столько раз.

Кельнер приносил кушанья, к которым они едва притрагивались, и с оскорбленным видом убирал тарелки. Почему этим испанцу и англичанке – самой изысканной паре в отеле – не нравится еда? И кельнер пошел отчитывать повара. А Луис и Фани впивались глазами друг в друга с горьким сожалением, как люди, встретившиеся слишком поздно.