Кирилл Якимец - До поворота (Кровавый Крым)

• Название: До поворота (Кровавый Крым)
• Автор: Кирилл Якимец
• Жанр: Научная Фантастика

---

— Сволочь!

— Кто? — не понял Макс.

— Ты! Из-за тебя же все произошло! Ты все это заварил, ты!

— Я?! Дурочка, — Макс улыбнулся, правда, слегка фальшиво, — ты ведь меня сюда сама привела, не помнишь? Ему помочь, — Макс кивнул на лежащего на полу похолжего на сломанное дерево Славу.

— Тогда хватаем его и маму, и пошли отсюда.

— Медецинская по…

Слова Макса были перебиты ударом приклада — толстый омоновец, неловко подскользнувшись на растекшихся по кафелю славиных фекалиях, в прыжке угодил на пыточное кресло, вырвавшийся из рук автомат задел Макса по лицу и отлетел к закрывавшемуся выходу аварийного прохода.

— Ни сместа! Сопротивление бесполезно! — орал стоящий в дверях человек в темном комбинезоне и маске, пока другой верзила выворачивал руку сопротивляющейся Миле.

Кто-то, пробежав, наступил на Славу, на плечо. «Наверное, я действительно превратился в дерево, — слабо протекло внутри сознания, потому что боли он не почувствовал, только равнодушно смотрел, как у обыскивающего Макса омоновца застряло в закрывающейся аварийной двери неловкое дуло автомата.

— Сплющит или нет?» Сплющило.

Оттолкнувшийся от славиного плеча омоновец попал ботинком на слой рассыпавшихся ампул, под ногами неприятно затрещало стекло, и омоновец со всей силы, стараясь устоять на ногах, наступил на красное пятно, обволакивающее крупную грудь женщины, подобно экзотической бабочке-вампиру. Раздался неприятный хруст, возможно, он только послышался Славе, когда каблук, а за ним и почти вся подбитая металлом подошва ботинка чуть провалились внутрь, вслед за пробитыми пулей ребрами.

— Мама!!!

Чуть осев, Мила безвольно повисла на сильных руках. Дрогнув, опустились, закрывая бездонные пустые глаза, ресницы ее матери, изо рта пошла кровавая пена, глушащая последний хрип.

Отпасовав метким ударом из-под ног к стене мешающего Славу, первый омоновец вертел в руках удостоверение Макса.

— Эй! — понюхав его в последний раз, он обернулся к другому, который, прислонив Макса к стене, руки в упор на стену, лупил того ребром ладони по почкам. — Петров, отставить!

— Так он, гад… — прервался на минуту второй.

— Отставить, я сказал, — коммандирским голосом приказал толстый с удостоверением в руках. — Тащи всех наверх, там разберутся!

— Трупы брать? — растерянно подал голос кто-то.

— Трупы потом, — хмуро буркнув что-то себе под нос, толстый вышел первым. Возмущенно верещала рация, что-то неразборчиво неприличное.

Порхавшая под потолком душа Барбары куда-то делась, наверное, вернулась к себе на верх, чтобы снова собирать мерцавшие точки призрачных катушек. Осталось только тело, уже остывающее и страшное, оно вытягивало из Славы остатки животной теплоты в закручивающуюся воронку вихря, над которым вился пустой черный ворон, похожий на прозрачный елочный шарик. Теперь они все висели на одной гигантской елке-карусели. Не хватало веселых разноцветных фанариков, чуть подрагивавших в этой тьме над бездною.

— А Славик у нас будет Щелкунчиком! — стоя сзади за спиной, обрадовала его воспитательница.

Где-то вдали слышился веселый вальс-вихрь с нежным перезвоном колокольчиков. Но он не имел права туда лететь, потому что его нелегкая функция заключалась в защите этого дерева от врагов, посягающих на орешки. Разжав стиснутые гигантские челюсти, Слава приготовился к бою…

И вот часы пробили полночь, когда в стене открылся черный провал крысиного хода. Из него вышел черный принц, который когда-то в черном замке пил по-черному. А может, стрелял из черного пистолета в бежевом «Мерседесе»… Слава сразу его узнал — Николас! Только голов у него было не три, как в сказке, а четыре или пять. Они переходили плавно одна в другую, местами непроизвольно сливаясь в одну черную пустоту. Это настораживало, потому что казалось неправильным. И обидным. Крысы утащили его сабельку, и теперь он остался беззащитен перед врагом, который, внимательно осмотрев помещение, сдвигал мерцающую белизну стены, добирался, сука, до новой норы, прокладывал свой ход в сложенных аккуратными стопочками тайных бумажках.

«Туфелька! Срочно нужна туфелька. А я голый, и стукнуть его, гада, больше нечем, и вишу я, как последний дурак, на дурацкой елке! — смяв нестройный хор вальса, реальность навалилась огненным пламенем напалма, растекающегося по темным полоскам вен, — стой! Стой же! Это вещдоки!» Утопив нетолстую папку под балахон, Николас стал быстро пролистывать остальное, наверное, снимал…

А новый приступ лихого вальса зароился вокруг Славы. Где-то в небесах парила его новая воспитательница — Варвара, успевшая окреститься и стать его ангелом-хранителем по-совместительству. Ей была пожалована ставка мученицы с минимальным окладом в сто сорок мегабайт и пенсионное удостоверение, обеспечивающее посмертный проезд в общественном транспорте. Она не переставая швыряла туфелькой в черного прица, стащившего ее любимый плейбой. Николас осторожно закрыл сейф и, уходя по черному ходу в свой черный подземный мир, послал ей воздушный поцелуй и спрятал за пазуху одну из туфелек. Теперь ему точно придется перемерить ножки всем знакоммым девушкам! Славе даже стало его немного жаль… Хорошо, хоть, можно, наконец, слезать с этой дурацкой елки, да и вернулись его бравые оловянные солдаты. Почему у них никогда нельзя разобрать лиц? Жалобно пискнув, компьютер выпустил праздничный залп иср и потух. Вот и все, праздник закончен.

Рядом поставили брезентовые носилки, с одного края материя чуть отодралась, омоновцы положили славино тело рядом с телом Барбары, но он, не уместившись, вывалился. Кто-то над ним пискляво матернулся и принес другие носилки. На лицо ем набросили кусок халата, он чем-то неприятно пах. От этого знакомого запаха снова захотелось помочиться.

— Слышь, парень-то живой! — неуверенно проголосило сзади у ног.

— Ну так и что? — недовольно пробасило над головойй.

— Так, может, он бандит?

— А что, дышит?

— Да нет, весь брезент обмочил.

Носилки дернулись, и Слава полетел в новую круговерть, с лица спала вонючая тряпка, и в самый нос уткнулась родная, пропахшая порохом и усталостью земля.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Весело отстукивали колеса экзотический ритм какой-то знакомойй латиноамериканской музыки, не то рио-рита, не то ча-ча-ча, прямо хоть жопой веляй! Дорожная ломбада… Слава отстукивал этот ритм головой о чуть отошедший от стены пластик — опять мчи Солнце так и не смогло вытравить темный холод из души, прожарить до остекленевшего основания, скопившегося где-то на уровне живота или чуть выше.

— Борис! — сидевший напротив парень поднял голубые глаза, полные до краев блеклой мутью, дунув, вытряхнул из стакана чаинки и утвердил стакан на столе. — Закусить, извини, нет, — он разлил прозрачную жидкость в три стакана и ткнул в бок спящего у стены товарища. — Мы домой едем. Демобилизация!

— Ми-ихаил! — второй, глядя на стаканы, подозрительно потряс головой.

— Держи, — достав из сумки хлеб и прогнутую местами банку консервов, Слава внезапно испытал странное облегчениме, как будто внутреннее стекло зашевелилось и стало испуганно плавиться. «Напиток виноградный крепкий Курский Соловей» — волшебное заклинание, он очистит себя изнутри. — А открывалки-то и нет!

Михаил достал узкий нож, но его руки тряслись, и Слава сам легко пропорол нежную крышку девственной банки:

— Зустречь! — нежданно вырвалось из глубин души теплое приветствие этим странным парням.

— Зустречь! — осел к стене Борис.

Михаил смотрел на Славу слабо мотая головой:

— Звать-то тебя как?

— Славик, а книжку Виан написал, — сунув надоевшую серую голову вместе с обложкой этому парню, Слава внезапно понял, что отныне он свободен. Свободен окончательно и бесповоротно, свободен ото всего: жары и холода, смерти и жизни, дхармы и адхармы… — Ребята, какие вы замечательные! — смело разлил по новой полную огня маслянистую жидкость.

— Раскололся! — толнул в бок Бориса Михаил. — Ему в Джанкое сходить!

— Мгм…

— Эй, дембеля! — властно застучали в дверь, вошла тетка, подсадившая сто лет назад в этот поезд Славу, — Плати давай, или выметайтесь! Мне неприятности ни к чему! — она подозрительно оглядела Славу, — Эй, Джанкой уже проехали!

Слава отрицательно покрутил головой:

— Нет, мне в Шамбалу надо.

Проводница озадаченно остановилась, припоминая остановки:

— Это после Харькова, что ли?

Но тут разбойник-соловей, очистив славино нутро от могильного холода, настоятельно потребовал для себя такой же свободы, какую дал Славе.

— Эй-эй-эй! — проводница ловко вытолкала его в соседний тамбур. — Здесь не гадить! Не гадить, я сказала! Высажу всех к ебенематери!